Время Культуры - Ирина Исааковна Чайковская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне показалось, что у Олега есть некоторые проблемы с дикцией, но даже это играет на роль. Властный и своенравный старик говорит с трудом, при этом его речь значительна, его повадки величавы, его костюм безупречен. В фильме есть сцена танца на инвалидной коляске — блеск!
В фильме «Вместо меня»
Повторю: присутствие в картине Олега Стриженова придает этой мелодраме высокий драматический статус. И еще — музыка. В фильме, в тех кадрах, где показано имение старика на морском берегу, звучит мелодия Глюка из «Орфея и Эвридики». Почему-то об этом не говорится в титрах картины, хотя волшебство этой мелодии не отпускает даже после окончания фильма.
Про конец картины стоит сказать особо. Ну да, парень, согласившийся выполнять капризы босса на борту круизного теплохода, должен пить водку и есть ложкой икру, когда ему этого не хочется, приглашать на танец чужую любовницу, получая за это тумаки от охранников, смеяться в кинозале в самый драматический в момент, когда герой Николая Баталова из фильма «Летят журавли» падает замертво.
Согласитесь, наборец странный. Старик признается своему русскому чичероне, что в юности, по приказу босса, съел г… — и получил за это спичечную фабрику. Своеобразное начало бизнеса, хотя нужно сказать, что тот персонаж, которого играет Стриженов, никогда бы такую гадость не ел — ни за спичечный завод, ни за золотые горы. Сопротивляется характер старика. Ну, положим, поверим сценарию. Симпатяга чичероне, в расчете на деньги, повинуется всем этим глупостям и бунтует только тогда, когда ему приказано нечто запредельное — любовный акт на глазах богача-англичанина.
Тут уже остается только броситься за борт. Но возникает вопрос. Когда в конце картины герой Безрукова оставляет несчастного калеку одного, в инвалидной коляске, в безлюдном парке, к тому же под проливным дождем — что сие значит? Преднамеренное убийство? Это так задумано?
И старик умирает, при этом оставив свое состояние «убийце», — с запиской, что тот должен жить «вместо него».
Однако что-то я сильно углубилась в перипетии неудачного сюжета.
Бог с ним со сценарием, еще раз повторю: фильм стоит смотреть только из-за Олега Стриженова, только из-за него.
Ничего не пишу о личной жизни артиста. Мне кажется, ему обращение к этой стороне его жизни будет неприятно.
Недаром даже свою книгу, названную «Исповедь», он предварил «чужими словами», сказав, что исповедоваться следует разве что в церкви.
Журналист, чью статью процитировал Стриженов, назвал его «голубоглазым». Актер его поправляет: глаза у него не голубые, а зеленые. А я подумала, что Олег Стриженов — и артист единичный, и глаза у него — зеленые, что встречается чрезвычайно редко.
Андрей Тарковский как наследник будущего
16.04.15
Кинорежиссер родился четвертого апреля 1932 года в селе Завражье Юрье-вецкого района, умер в 1986, прожив всего 54 года. Похоронен в Париже. И, наверное, я бы не взялась о нем писать — все же отмечаемая в этом году дата -83 года — не круглая, не юбилейная.
Но вот незадача: буквально на днях столкнулась с таким высказыванием Дмитрия Быкова: «Не грех отдать Америке первенство в кино, которое у нас было выдающимся, но не уникальным. Эйзенштейн, Ромм, Калатозов, Довженко, Тарковский — фигуры, не уступающие Бергману, Брессону, Феллини или Гриффиту, но и не затмевающие их». Прочитав сие, я призадумалась.
Можно ли перечислять всех этих российских кинорежиссеров через запятую, в ряд, и нет ли тут подмены, когда гении подравниваются под очень хороших талантливых мастеров?
Андрей Тарковский
Нет, я не киновед, обыкновенный зритель. Но для меня как для зрителя неоспорим РАЗМЕР Сергея Эйзенштейна и Андрея Тарковского, двух «обыкновенных гениев» мирового уровня, занесших нам несколько божественных «песен райских».
Обоим не дали полностью осуществиться, затыкали рот, требовали изменений, не выпускали на экраны, «смывали пленку» как в случае эйзенштейновского «Бежина луга», обоих довели до болезни и смерти, но даже при всем том оба оставили уникальное наследие, уникальный киномир принадлежащий будущему.
Итак, Андрей Тарковский.
Арсений Тарковский
Согласитесь, с таким киноязыком, когда каждая вещь в кадре живет и изменяется, с таким воспроизведением жизни, когда философичность и глубина переплетаются с обнаженно лирическим и поэтическим, с такой живописной и музыкальной эстетикой мы не сталкивались. Нам никто так не говорил о красоте и загадке Земли, о тепле домашнего очага, о притяжении родного дома, о чистоте и сложности детства. О жестокости и святости нашей истории. О невозможности уйти от себя.
Мария Вишнякова — мать Андрея
О терзаниях совести и неизбывном чувстве вины — перед матерью, перед женщиной, перед ребенком…
Кстати, в годы, когда детство воспринималось художниками под знаком фрейдизма, Тарковский подходит к нему иначе, по-своему. И все это не в сухих назидательных картинах, а драматично, сильно, на самом высоком градусе работы режиссера, оператора и актеров.
Пишу это и думаю о бесконечных мучениях, выпавших на долю гения, о пытках цензурой («Андрей Рублев», «Солярис», «Сталкер») о пытках малотиражностью («Зеркало», «Сталкер»), о пытках невыхода на экран, пятилетнего лежания на полке («Андрей Рублев»). Зачем? Почему? Каким коммунистическим богам в угоду? Не довольно ли художнику его собственных мучений, его ночных кошмаров, его недовольства собой?
Сегодня все утро смотрела наиболее спорную и «непонятную» картину Тарковского, его мучительную исповедь — «Зеркало». Смотрела восстановленную группой Шахназарова в 2008 году версию. Впечатление, что художник правильно удалил некоторые длинноты.
Маргарита Терехова
Не помню в том варианте, который видела на советском экране, «испанских сцен», длинного эпизода со стрельбищем, совершенно «роммовских» кадров беснующихся маоистов, атомного гриба и заполненной народом и знаменами Красной площади.
Возможно, я просто эти кадры забыла, но по ощущению — они лишние, хотя, как и все прочее, сняты великолепно.
Что невозможно забыть уже с первого просмотра фильма — это вступление, заставку. Не припомню такого ни у кого другого. Разве что в русских сказках часто есть зачин, то, чем так чудесно воспользовался молодой Пушкин, написав «Лукоморье», своеобразный сказочный ключ к своему «Руслану».
Джиневра де Бенчи. Портрет кисти Леонардо да Винчи
Так и у Тарковского — вступление о мальчике-заике, который на наших
