Ожерелье из разбитых сердец - Светлана Демидова

– Ну-ка поднимайся немедленно! – заявил он, потому что не знал, что я намеревалась остаться в этом месте навсегда.

Разумеется, я не повела даже ухом.

– Антонина! Вставай! – потребовал Мастоцкий с интонациями начальника отдела, но и это ему не помогло. Я все так же ныла, раскачиваясь над поруганными украшениями, как над обесчещенными знаменами.

– Да что же это такое... – в ужасе вскричал Кирка, всунул свои руки мне под мышки и попытался поднять с пола.

Ужас! Мои ноги не разгибались... Я болталась в пространстве в позе «алмаза», будто костяная статуэтка Будды... Мастоцкий перетащил мое бренное тело на диван, кое-как разогнул мне ноги, уложив их прямо на яркие шарфы и платки, в беспорядке сваленные на нем. Потом он обнял меня как-то всю сразу, прижал к себе и горячо зашептал в ухо:

– Тонечка... Тонечка... все же хорошо... ты жива и здорова... и это главное... А этих... твоих камней... я куплю... мы вместе купим... столько, что их некуда будет складывать... Придется покупать специальный шкаф... и мы купим...

Кирка непостижимым образом угадал единственное, что мне надо было говорить в тот момент. Он не спрашивал о том, что произошло, он не призывал меня звонить в милицию или повнимательней оглядеться вокруг, чтобы оценить истинные масштабы происшествия. Он говорил именно о том, о чем я в данный момент хотела скорбеть больше всего. И я оттаяла, мои члены отпустило это кошмарное окостенение. Я обняла Мастоцкого за шею и заплакала уже совсем по-другому: тихими, светлыми слезами.

Когда и они закончились, волей-неволей пришлось говорить о том, о чем говорить не хотелось. Нет, Кирилл так и не спросил ничего. Я сама должна была ему рассказать. Я же собиралась за него замуж. Между нами не должно было остаться никаких недоговоренностей.

– Тонь! Ну можно ли так слепо доверять первому встречному! – сказал Мастоцкий о Маугли. И это опять было тем, что я хотела бы слышать. Он не стал упрекать меня за то, что я спала с мальчишкой, за то, что вообще с кем-то спала в его отсутствие. – Хорошо, что он оказался квартирным вором, а не убийцей! Хотя... – и Кирка опять прижал меня к себе, – ...трудно сказать, что он сделал бы, если бы ты вдруг вернулась в тот момент, когда он тут хозяйничал...

– Думаю, он просто привязал бы меня к батарее, засунув в рот кляп, – предположила я, вспоминая в общем-то добрые глаза Маугли.

– Тоже хорошего мало...

– Да я и не пришла бы раньше, чем через два с половиной часа: бдение у табло и дорога в оба конца... Он все предусмотрел... он...

Я опять окостенела. Ясно, что из квартиры меня выманил Вадим, но почему он подписал свое письмо именем Феликса?

– Да... я тоже этому удивился, – сразу понял причину моего очередного ступора Мастоцкий. – Выходит, они как-то связаны...

– Выходит... И ведь опять в деле мамаша! – И я рассказала Кирке о матери Маугли, которая выпала из предыдущего моего повествования как необязательный элемент.

– Может, наводчица... – сказал, на мой взгляд, полную глупость Кирилл.

– Да этот Маугли уже давно все у меня в квартире рассмотрел сам!

– Мало ли... Сама говоришь, он слишком юн. Может быть, тетка, которая прикидывалась несчастной матерью, выглядывала совсем другие вещи.

– Да разве у меня есть вещи, которые стоит выглядывать!

– Тонь! Давай все-таки посмотрим, что пропало. И потом... наверное, надо в милицию...

Если не считать ноутбука и старинной серебряной сахарницы, доставшейся мне от бабушки, ничего серьезного не пропало. Так... мелочовка, о которой не стоило и сожалеть. Как я уже говорила, больше всего мне было жаль погубленные самоцветы. Почему-то я даже о ноутбуке не так печалилась, как о них.

– Ну что, я звоню в милицию? – спросил Мастоцкий.

– Не надо, Кира, – грустно сказала я. – Я сама во всем виновата, а потому не хочу никаких объяснений, следствий, протоколов, отпечатков пальцев... – Я обняла его за шею и, глядя в пестро-серые глаза, попросила: – Давай уйдем отсюда... куда-нибудь... к тебе домой... уедем на твою дачу... куда хочешь... если ты, конечно, простишь меня за все...

– Я люблю тебя, Тонька, со всеми твоими примочками-заморочками... – ответил он и с нежностью провел пальцами по моей зареванной щеке. – Только как же мы уйдем, если квартира нараспашку. Неужели этот придурок не мог стащить у тебя ключи и сделать дубликат?

– А зачем ему излишне напрягаться? Помнишь, ты сам говорил, что мой замок можно ногтем открыть!

– А ты уверяла, что у вас какой-то навороченный домофон...

– Так оно и есть.

– Ну и как же твой Маугли сквозь него просочился?

– А ты не знаешь, как это делается?

– Представь, не знаю!

– Учу неразумного: звонишь в любую квартиру и говоришь: «Откройте, пожалуйста! Почта: новые буклеты о скидках в „О’Кее“.

– И что, неужели открывают? – удивился Мастоцкий.

– Разумеется... В общем, Кир... пусть квартира стоит открытой. Здесь уже совершенно нечем поживиться. Не выносить же самую обыкновенную мебель и холодильник ледникового периода?

– А и правда! Что нам какой-то холодильник! Мне кажется, ты уже достаточно наигралась, а, Тонька?

– И что?

– Ну... и выйдешь наконец за меня замуж, как обещала...

– Выйду, – сказала я, и в моем голосе послышался даже некоторый энтузиазм.

Кирилл осторожно поцеловал меня в уголок распухших губ. Он всегда с этого начинал. Это был его фирменный поцелуй. И я откликнулась. А что мне было еще делать? Продолжать казниться? Черта с два! Что было, то было! Я начну жизнь с чистого листа! Кирилл меня по-настоящему любит. Мне он симпатичен, а потому наши отношения на несколько порядков выше моей связи с аферистом и квартирным вором Вадичкой-Маугли. Что касается Феликса, то это закрытая тема.

В общем, всякий, кто прошел бы мимо моей квартиры, мог бы заглянуть в нее сквозь распахнутую дверь и увидеть, чем занимаемся мы с Мастоцким посреди разоренной комнаты. Хорошо, что никто из наших с ним сотрудников не жил со мной на одной площадке! Представляю, что сделалось бы с Леночкой Кузовковой, если бы она увидела наши обнаженные тела на свалке из предметов первой необходимости и некоторых элементов роскоши. Предмет роскоши – это, например, фарфоровая танцовщица. Она пребольно упиралась мне в бок своей вскинутой в неаполитанском танце рукой с раскрытым веером, но я не хотела даже шевельнуться, чтобы отбросить зарвавшуюся женщину подальше. Киркины губы ввели меня в состояние почти настоящей нирваны, и если бы не эта паршивая статуэтка... И чего Вадичка не раскрошил ее своими башмаками?

Никто из моих соседей так и не заглянул в странно приоткрытую дверь квартиры. Видимо, все были увлечены вечерними сериалами. Что ни говори, а какая-никая польза от них иногда все же есть.