Тверской Баскак. Том Второй (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus"

Смотрю на стол, на лист бумаги, и в голове почему-то всплывает картина Репина «Казаки пишут письмо турецкому султану». В этот момент чувствую, как мои губы самопроизвольно растягиваются в усмешку.

«Князь послал ко мне переговорщика без письма, лишь с устным сообщением, дабы не оставлять следов и в случае чего откреститься от своих слов. А ведь он мог быть и не столь осторожным…»

Охваченный идеей, сажусь за стол и записываю все, что только что наговорил мне посланник князя изгоя. Пишу на немецком и от первого лица, будто письмо составлено совместно епископом Германом и князем Ярославом Владимировичем.

Подписываюсь, князь Пскова Ярослав и епископ Дерпта Герман Буксгевден. Ставлю две закорючки, кто там будет проверять подлинность, и, прочитав, довольно улыбаюсь.

«Теперь поверят, как миленькие! Кто еще-то на немецком стал бы писать! — Скатав письмо в трубочку, убеждаю самого себя. — И это даже не обман, это восстановление справедливости. Предложение было? Было! Так и говорить не о чем! Пусть Великий князь Владимирский знает и готовится к реальной угрозе, а разборки с непокорным сыном и Тверью отложит на годик-другой».

Подумав, сажусь за второе письмо, где уже на русском непосредственно от себя объясняю, как сие послание попало ко мне и еще, что я по первому зову готов, как того и велит данная мною клятва, выставить под знамена Великого князя своих личных стрелков, коих он имел возможность видеть в деле.

Посмотрев на две почти одинаково скатанные трубочки, прихожу к мысли, что мой ход непременно заставит Великого князя выбирать: кем он хочет видеть Тверь в грядущем столкновении с Орденом, союзником или противником?

Улыбнувшись, я крикнул Куранбасу и подумал.

«Что-то мне подсказывает, что Великий князь отложит разборки со мной до лучших времен, а мне этот перерывчик ох как нужен! Не готов я еще к серьезным столкновениям!»

Часть 1

Глава 13

Лето выдалось жаркое. Отмахиваясь от мух, смотрю на плац, где взводные гоняют недавно нанятых новобранцев. Четыре новых взвода набрали сверх плана в июне. Я бился в думе как лев, но убедил-таки бояр согласиться на дополнительные расходы.

И вот сейчас, нажевывая травинку, с удовлетворением прикидываю в уме.

«У меня уже есть восемнадцать взводов. То бишь, шесть стрелковых и двенадцать алебардщиков. — Довольно жмурюсь на солнце. — Итого, включая два десятка конной разведки, почти шестьсот бойцов! Не армия, конечно, но по нынешним временам все же сила».

Я хоть и гуманитарий по образованию, но всегда любил системный подход. Поэтому проанализировав весь полученный опыт, я поменял свой подход к построению армии. Если раньше мне представлялось создание отдельных стрелковых и штурмовых рот, то сейчас я круто изменил свое мнение. Теперь каждая пехотная рота должна была состоять из трех взводов, где каждый стрелковый взвод обеспечивался: одной баллистой, парой фургонов, и двумя взводами алебардщиков для прикрытия.

Выдержать подобную комплектацию в условиях быстро увеличивающихся масштабов армии, прямо скажу, нелегко. Особенно теперь, когда в расходы на создание регулярной армии мне удалось втянуть и бюджет города. Якун со своей кликой постоянно вставляет мне палки в колеса, нашептывая боярам, что конных детей боярских да городового ополчения вполне достаточно, а наемные полки и все остальное — это пустая трата денег и баловство. Особенно достается от него фургонам.

Подобная четырехметровая телега с высокими бортами и колесами по грудь взрослому человеку по себестоимости сопоставима с тяжелым танком нашего времени. Плюс еще пара лошадей, можно сказать, золотая телега! И все вокруг, даже Калида, наседают на меня — зачем эти фургоны вообще нужны, разор только. Мол, ежели надо будет, наставим рогаток да ров выроем, и то больше пользы будет!

Пользуясь своей властью и авторитетом, я этот напор до сего дня сдерживаю, но честно говоря, бодаться устал. Объяснять боярам, что мы готовимся воевать с лучшей в мире конницей, дело неблагодарное. Они еще не битые по-настоящему и не представляют, с какой мощью рано или поздно нам придется столкнуться. Нынешние монголы — это не та Золотая орда, что будет через сто пятьдесят лет или через триста. Нынешние собаку на войне съели! Для них синхронный маневр сотен, а то и тысяч всадников обычное дело. Охваты с флангов и глубокие рейды в тыл врага — повседневность. Я сам все это видел и точно знаю, с таким противником даже на марше надо быть в постоянной готовности отразить внезапную атаку. Когда на тебя несется конная лава, уже поздно рубить рогатки и копать рвы!

При мысли о монголах в памяти вдруг всплыло круглое лицо бек битигчи Ярмага и его заплывшие глазки в красных прожилках разорванных капилляров.

«Да уж! — Улыбнувшись, вспоминаю, как через пару дней я зашел проведать своих подопечных. — Ребятки оказались куда запойнее, чем я ожидал. Видать, и раньше выпить были не дураки. За три дня в 'саду Эдем» они так подсели на настойку, что встретившая меня Марфа даже пожаловалась.

— Скучаем мы тута, консул! Этот жирный, — она ткнула пальцем в валяющегося прямо на полу Ярмага, — как очухается, так еще взбирается на меня, а от тех двоих никакого проку. Едва голову поднимут, так тут же по новой глазища свои окаянные зальют и… — Она с безнадегой махнула рукой. — Скука!

Едва сдерживая смех, я погрозил ей пальцем.

— Сидите и не бухтите! Скучно им видите ли! — Решив, на всякий случай, пристрожить ушлую бабенку, хмурю брови. — А ты думала, я тебе за веселье плачу что ли! Пусть пьют! И чтобы еще неделю носа отсюда не казали. Ты за это в ответе. Ясно тебе!

Марфа лишь повела обнаженным плечом.

— Да кудашь они денутся-то!

Меня такой ответ не устроил, и мои брови насупились еще сильнее, а Марфа успокаивающе всплеснула руками.

— Да поняла я, поняла! Что я дура совсем что ли!

Через неделю я подготовил документы с переписью всех облагаемых налогом крестьянских дворов, доходных ремесел и купеческих промыслов, по которым выходило, что в Твери за два года население нисколько не выросло, а ремесленников и купцов в городе по пальцам пересчитать. Написал, как и положено, на монгольском, используя принятый еще Чингисханом уйгурский алфавит, так что не подкопаться. Полагающую по этой переписи ханскую десятину, по большей части пушниной, а не серебром, уложили в сани и вместе с полным списком всего собранного приготовили к отправке. После этого я вновь посетил «сад Эдем», где по понятным причинам без труда получил под этим документом подписи всех троих и личную печать Ярмаги.

Монголы доходили в «раю» еще пару дней, после чего, уже опасаясь за их жизнь, я прекратил это «блаженство». Погрузив всех троих прямо на сани с ордынским выходом и укрыв как следует шубами, я передал их вместе с караваном из трех возов монгольскому сотнику.

Тубус с подписанной переписью я отдал тоже ему с наказом передать бек битигчи, когда тот очнется. Может быть, в другом месте и в другое время сотник не стал бы меня слушать и попытался бы привести старшего в чувство, но здесь у него прямо на глазах спивалась целая полусотня, и он просто мечтал убраться отсюда как можно скорее.

Караван монгольского баскака выдвинулся по дороге на юг в тот же день. С десяток бутылей настойки, что я «заботливо» положил в сани бек бетагчи, гарантировали что до Владимира он будет пребывать в эйфории, а там пусть хоть сдохнет, не моя головная боль.

Хотелось бы, правда, посмотреть на рожу Ярмаги, когда он все-таки выйдет из запоя и развернет свиток, но… Нельзя желать слишком многого! Могу только это представить, и даже от этого у меня повышается настроение. Второй оригинал свитка со всеми подписями и печатью остался у меня, о чем было специально отмечено в документе, дабы Ярмага знал — если начнет возбухать, то все его похождения дойдут до ханской канцелярии, а там церемониться не будут. Так что я уверен почти на все сто, мой «неблагодарный» гость будет скрипеть зубами, но рта не раскроет. Своя шкура дороже! И в этом году я точно могу расслабиться и о налогах больше не думать, а что будет в следующем… Посмотрим, чего раньше времени голову ломать.