Есенин и Айседора Дункан - Ольга Тер-Газарян

– Изадора, это стоит того? Ты уверена? – резко перебила меня подруга.

Я на секунду задумалась и твердо ответила:

– Да!

Да, для Сергея я готова была на все.

Вскоре он приехал с двумя приятелями. Раздобыл у кого-то в долг четыре тысячи франков. Теперь мы могли отправиться в Париж.

Ужинать решили в цыганском ресторане. Здесь как раз вечером выступал русский цыган, исполнявший романсы царю. В ресторане мы встретили каких-то знакомых Сергея – писателей с женами. Есенин очень им обрадовался и как-то весь встрепенулся, оживился. Мы слушали цыгана, который тоскливо и надрывно пел о чем-то – наверное, о любви. А я молча сидела и думала о нас, о нашей с Есениным любви. Он, конечно, сильно тосковал по родине – этого нельзя было не заметить. Заграница встретила его не совсем дружелюбно. Он был здесь чужим. Мне казалось, что стоит ему вернуться в Россию, и все у нас наладится. Там я смогу ему помочь. Я смогу вылечить его от этой душевной болезни, ведь тому будет способствовать и все его окружение. Там, в Москве, он почти не пил. Там, в Москве, у нас было много удивительных дней, когда мы оставались одни и полностью принадлежали друг другу. Как он был нежен и ласков! Мой ангел!

Я вдруг поймала взгляд одной из женщин, сидевших в нашей компании. Она внимательно рассматривала мои руки. Я машинально тоже оглядела их. Да, мои руки уже не такие красивые, как раньше. Когда-то они были совершенно восхитительные, словно выточенные из мрамора. Возраст – убийца красоты, но он приходит ко всем. Я немолода, а он – Есенин – молод и красив.

– Мы вместе смешная пара? – спросила я ее по-французски.

Глаза женщины расширились от испуга. Такого вопроса она не ожидала.

– О, нет… Наоборот!

«Соврала», – усмехнулась я про себя.

Когда ресторан закрылся, нас позвали в другой зал. До утра мы слушали цыганский хор и Сергея, распевавшего народные песни.

Глава 18

Maison de santé

Мы вернулись в Париж. В Париже Изадора обещала найти деньги на поездку в Россию. У меня уже было никаких сил ждать. Свинцовая тоска накрывала с головой, а сердце щемило так, что иногда было трудно дышать. И даже, встречаясь с русскими здесь, за границей, я с сожалением понимал, что это уже совсем другие люди, чуждые мне по духу. Каждую ночь мне снились мои любимые и дорогие друзья и подруги, сестры Шура и Катя, Москва.

Сменив несколько отелей, где администрация, наслышанная о наших скандалах, не желала видеть мадам Дункан и ее мужа, мы остановились в Карлтоне. На следующее утро Изадору пригласили на обед, где должны были присутствовать важные шишки. Я уже привык к этим сборищам, которые давно стали для меня одинаковыми и безликими. Я старался быстрее напиться, чтобы не видеть этих сверкающих лицемерием физиономий, раболепно что-то нашептывающих или же, наоборот, презрительно-насмешливо кривящихся в усмешке. Больше я не чувствовал себя заморским зверем в клетке – нет, на смену этому ощущению пришла тупая и беспросветная ненависть. Именно она заставляла меня крушить номера отелей, разбивать посуду, стягивать скатерти с тарелками, бросаться на Изадору…

Этот ужин не стал исключением. Я быстро набрался шампанского. Изадора, как и всегда, сияла, думая, что все вокруг только и делают, что восхищаются ею, не замечая ее обнаженных дряблых подмышек, обвисшей груди и красного обрюзгшего лица пьющей женщины. О, нет, она действительно считала, что еще способна возбуждать одним своим видом. Я заметил, что вокруг нее вертелся какой-то стройный чернявый парень, похожий на жиголо. Он склонился над ее ухом и что-то шептал, крепко сжимая руку. Я вдруг ощутил, как из недр моей души поднимается волна жгучей ревности. Изадора улыбалась, поблескивая великолепными белоснежными зубами и чуть запрокинув назад голову. Ах, ты старая потаскуха!

Вот он повел ее на середину комнаты. Сейчас, значит, будет танцевать. Как я ненавидел эти ее танцы! Она сладострастно извивалась в объятиях партнера, прижимаясь к нему всем своим полным телом. В воздухе запахло похотью. Я так крепко уцепился за край стола, что у меня побелели костяшки пальцев. Вот она вернулась к нам. Села. Широко улыбается. Я чувствую, как ее распалил этот жиголо. От нее веет жаром разврата. Она, как бы походя, замечает мои налившиеся кровью глаза, но делает вид, что ничего не происходит. В голове моей мутится.

Опять она встает и идет с ним танцевать. Я громко, чтобы ей было слышно, кричу:

– Шампанского! Шампанского сюда!

Выпиваю одним махом бутылку. Снова он мнет ее в своих страстных объятиях. Она изгибается и то и дело льнет к его ногам. Он прижимает ее крепкий зад, впиваясь в мягкую плоть.

Я готов убить ее на месте. Когда она возвращается за столик, я кричу снова:

– Еще шампанского!

Вдруг она встает и уходит, ничего не сказав мне – ни слова, ни звука, ни взгляда в мою сторону – я не верю своим глазам. Проходя мимо метрдотеля, она что-то озабоченно говорит ему вполголоса. Неужели решила уединиться с этим смазливым жиголо?! Я залпом допиваю оставшееся в бокале шампанское. Злоба во мне бурлит и закипает. Я мчусь наверх, в номер. Ногой вышибаю дверь ее комнаты:

– Ах ты, стерва! Я хочу шампанского! Дай мне деньги! Шампанского! Ты опять за свое?! Не смей больше танцевать с мужиками! Потаскуха! Старая блядь! Ты посмотри на себя!

Изадора молча стоит с расширенными от ужаса глазами. Потом вдруг говорит совершенно ровным и спокойным тоном:

– Net, net deneg, Sergey.

– Нет денег? Куда же ты их дела, тварь?! Спустила на свои попойки и любовников?! Шлюха!

– Net, net deneg, Sergey, – снова повторяет она, ничего не понимающим тоном.

– Ах, ты, черт бы тебя побрал! Дура! – бросаю я ей на прощанье и ухожу.

Пришлось занять денег у швейцара. В ресторане я заказал еще несколько бутылок шампанского, а когда и они кончились, я снова отправился попросить взаймы. Но швейцар, видимо, уже предупрежденный этой старой тварью, недовольно покачал головой в ответ. У-у-у-ух, стерва! Меня ослепила внезапная бешеная ярость, и я напал на него с кулаками. Поколотив несчастного, я бросился в номер Изадоры.

– Дай мне денег! Я хочу шампанского! Дай мне денег, сука! – ревел я.

Она и Мэри заперлись в другой комнате. С яростью я ломал в номере все, что попадалось под руку: стулья и столы, кровати, разбил все зеркала, стекла, люстры и бра, графины и стаканы. Изрыгая проклятия и дикие ругательства, я выломал с треском дверь гардероба и выволок все ее бесчисленные блядские одеяния и шарфы:

– Старая шлюха! Вот тебе! Вот тебе!

Я изорвал платья в клочья и развеял прах этих нарядов куртизанки и гетеры по комнате. Потом заколошматил в дверь, где Изадора пряталась от меня со своей Дести, но оттуда донесся глухой крик Изадоры: