Новая история денег. От появления до криптовалют - Андрей Всеволодович Остальский

обществе чистого бартера постоянно возникает еще и сложность измерения-сравнения: сколько яблок соответствует одной паре обуви? Сколько мер пшеницы — меховой шкуре? И так далее. Уильям Джевонс приводит воспоминания натуралиста Уоллеса, который лично имел возможность убедиться, каким изматывающе трудным и малоэффективным бывал натуральный обмен в Малайе девятнадцатого века. После нескольких часов такой торговли некоторые его участники буквально оставались без обеда — потому что не удавалось найти устраивавших стороны обменных пропорций.

В условиях бартера обмен тремя товарами требовал установления трех «обменных курсов», четырьмя — уже, соответственно, шести. Но уже обмен пятью разными товарами каждый раз нуждался бы в переговорах по десяти, десятью — по сорока пяти единовременным ценам. При обмене сотней «наименований» потребуется согласовывать «прейскурант» объемом в 4950 пунктов, тысячей — в 499 500! Ну а дальше начинаются уже и вовсе астрономические цифры. Понятно, что в реальности ничего похожего не происходило и участники примитивных бартеров кое-как, на глазок, выменивали свой обед (или оставались вовсе без оного). Столь же очевидно, что уже и самые ранние формы многосторонних товарных обменов требовали мощного компьютера. Но откуда же было ему взяться? И вот деньги стали своего рода природным компьютером, проделывающим миллионы невидимых глазу операций, без которых торговли не получалось бы! А стало быть — и современной экономики нам и до сих пор было бы не видать.

Даже самые примитивные общества находились в поиске предметов, на которые можно было бы возложить денежные функции. В этнографических музеях найдутся самые разные артефакты — следы этого неустанного поиска. Что только не выполняло соответствующую роль! Коровьи и бараньи головы, зубы кашалотов, табак, разукрашенные ракушки каури. И бусины, изготовленные из ружейных патронов. (Это уже, разумеется, результат контакта с колонизаторами.)

Но давайте по порядку. Для начала — просто из-за сезонности — нужно было найти способ растянутого по времени, отложенного обмена разными злаками и овощами. Как обменять пшеницу на сезонные фрукты? Через что-то третье. Это должно быть что-то, не подвергающееся быстрой порче. И в то же время достаточно ликвидное, то есть популярное, легко обмениваемое. Скот был деньгами раньше зерна, потому что приручение животных произошло раньше, чем наладилось земледелие. Корова не идеально подходила для транспортировки, но «хранилась», не портясь, служила средством накопления и, представьте себе, — абстрактным инструментом измерения стоимости! (Инструмент этот надо было, правда, еще и кормить, но что уж поделаешь, у каждого свои недостатки.)

Обмениваясь каким-нибудь третьим товаром, медом, например, или шкурами диких зверей, или тетевой для лука, люди высчитывали эквиваленты в головах домашнего скота. «Вот тебе меду на одну корову, а ты мне дай на одну же корову веревки». А более мелкие животные — бараны, козы и тем более куры иногда служили как бы разменными монетами, мелочью, гривенниками и алтынными — «вот тебе сдача с твоей коровы — две курицы и десяток яиц!» Лошади долго играли роль «почти денег» — и в Киргизии, и в Грузии, и даже в какой-то момент в России (не говоря уже о цыганских общинах). Ну и верблюды до последнего времени были важнейшим платежным средством во многих исламских и восточных культурах, особенно при уплате калыма и так далее.

Более изощренной формой денег стало зерно. В Древнем Египте сложилась развитая система зерновых банков, как частных, так и государственных, осуществлявших безналичные расчеты — снимая с текущих счетов и зачисляя на них виртуальное, бухгалтерское зерно, избегая физических перемещений. (Воображаемые, существующие в реестре сделки чем вам не транзакции в крипто-сети!) В Александрии с помощью Птолемея и других греков было создано даже что-то вроде зернового центробанка, регистрировавшего выплаты и выполнявшего регуляционные функции. И, может быть, самое важное — это появление уже в третьем тысячелетии до нашей эры банковских кредитов.

Полкуны за коня — или наоборот?

Южные славяне, и в частности древние русы, пользовались так называемыми кунами — мехом пушных зверей (видимо, есть этимологическая связь с куницей). Иногда расплачивались целыми шкурами и иногда их фрагментами, то есть их порой резали на куски, как потом будут рубить серебро. Чем не деньги, пусть и примитивные? Впрочем, мне вовсе не хочется употреблять слово «примитивный»: как ни крути, оно звучит если не ругательно, то уж точно пренебрежительно. Между тем куны, как, впрочем, и каури, и прочие протоденьги, по-моему, вполне достойны всяческого уважения. Они точно соответствовали своему времени. И вот что: уже и куны на самом деле отчасти и условные символы. Еще не монета, а уже имеет две стороны: это и необходимый для жизни, сам по себе ценный, предмет. И чуть-чуть уже как бы и символ чего-то другого.

Отдельные семьи да и целые общины накапливали больше кун, чем им могло понадобиться, и использовали их в качестве общинной валюты. Правда, эта функция кун подкреплялась (сегодня сказали бы — обеспечивалась) тем, что накопленные куны могли пользоваться спросом и за пределами общины. Куны были уже почти конвертируемой валютой. В мехе существовала объективная нужда. К тому же добыть их было не так просто. Не так, может быть, тяжело, как жемчуг, но не забывайте: в ту эпоху не существовало охотничьих ружей, да и самодельные капканы не так уж эффективны были, так что добыча меха требовала и упорства, и решимости, и даже отваги. Это был, соответственно, переходный период: куны имели прямые товарные свойства — потребительскую стоимость. Но в то же время при определенных обстоятельствах начинали играть и более символическую роль, как раз особенно убедительную благодаря очевидным потребительским качествам. Они уже могли служить и инструментом накопления и даже кредита. В странный безмонетный период истории Руси куна служила и абстрактной единицей измерения, и просто синонимом слова «деньги». Интересно, что современная валюта Хорватии так и называется — куны.

Самый распространенный вид примитивных денег — это ракушки, раковины моллюсков. Знаменитые каури. Столетиями их главным источником служили Мальдивские острова, откуда они распространялись по Океании и Африке, попадали на Ближний и Средний Восток. Подобно драгоценным металлам, они обладали необходимыми монетарными свойствами — редки, прочны, не портились, транспортабельны… Легко хранить, легко считать. Правда, и от других, отрицательных свойств не были защищены — например, от инфляции. Кое-где в Уганде в конце ХVIII века можно было купить женщину всего за две раковины каури (да пусть простят меня феминистки, я торговлю людьми отнюдь не пропагандирую, но такие были тогда времена и нравы), но к 1860 году покупка эта обходилась уже в тысячу каури — в 500 раз больше. Только к середине ХХ века каури окончательно перестали существовать как валюта.

В Китае в разные периоды каури играли такую важную роль, что