A6V9 - V. A.

Ну а пока что я отдыхаю, собираясь с силами: встаю поздно, часов этак в восемь, завтракаю, выпивая чашечку натурального и отменно свежеприготовленного заботливой женой дяди кофе и вкушая тоненькие ломтики любимого сыра, а после направляюсь на балкон для выкуривания первой сигареты. И всё это в ленивом неспешном ритме. Чуть позже с родственником хожу либо по встречам с нужными знакомыми, либо сразу еду к нему на работу, где и пытаюсь вникнуть в суть всех его дел в режиме онлайн, которые дядя удерживает в равновесии пока одной только силой мысли, чему и пытаюсь научиться. Нет, я никогда не видел себя на руководящей должности, однако в связи с последними событиями это качество теперь является наиболее полезным и эффективным для решения некоторых проблем во взаимопонимании с некоторыми отдельно взятыми личностями. Благо, возможность переиграть нюансы всё ещё есть… Ближе к обеду меня отпускают в вольное плавание, и тут уже я либо гуляю по улицам города, подмечая мелочи и открывая для себя что-нибудь новое и удивительное, либо вытаскиваю из недр пушистого пледа и завала эскизов с тату полусонного и вечно мёрзнущего Аркадия в какое-нибудь ничем не примечательное тихое местечко, чтобы уже там за очередной чашкой кофе вспомнить что-нибудь приятное, а заодно порадоваться тому, что у каждого из нас есть надёжный тыл в виде друг друга.

Уже после, насидевшись, нагулявшись и наморозившись, на всех парах пешком летим до моего временного места дислокации, успевая играть в догонялки, как в детстве, и всё также на ходу делая снежки и пытаясь попасть ими в противника. Да-да, я ещё припомню ему тот самый снежок с осколками сосульки, который попал мне прямо по мягкому месту, из-за чего теперь сидеть нормально не могу! Но это так, чтобы он знал и понимал, что ему потом грозит… Ну а когда время подходит к полуночи, и все в квартире разбредаются по своим комнатам для отхода ко сну, я с чашкой успокоительного чая усаживаюсь за ноутбук и вновь начинаю лечить свою рану.

Знаешь, а я ведь до сих пор благодарю всех богов за те последние пять месяцев ушедшего года, в которых все мои мысли на любые темы неизменно возвращались к тебе. Насколько бы горько ни было от осознания ситуации, насколько бы трудно ни давалось повторное пропускание всего того, что заключено в моих строках к тебе, я всё также рад твоему появлению в моей жизни и всё также продолжаю молиться за тебя, хоть и верующим меня язык назвать не повернётся. И всё также продолжаю раздумывать над названием книги…

Снилось вот что. Просыпаюсь в какой-то одноместной палате с решётками на небольших окнах, за которыми открывается вид на заснеженный город вдали, но солнца нет, а в самой палате с грязно-зелёной краской на стенах и протёкшим потолком очень холодно, будто отопление и не работает вовсе. Полусонным взглядом оцениваю свой внешний вид: спутанные длинные волосы, собранные в косу, пижама в бело-голубую полоску, перепачканную в каких-то тёмных пятнах, слишком бледная для живого человека кожа, в сгибах локтей следы от постоянных уколов и капельниц, на посиневших от холода ногтей стоп нет даже носков, а одеяла вблизи не видно. Медленно приподнимаюсь и оглядываюсь: справа от меня окрашенный в белый цвет штатив с двумя упаковками какого-то раствора, чуть дальше находится старый узкий шкаф из тёмного дерева, а за ним дверь выхода из палаты; напротив меня ржавая раковина с такими же кранами и зеркалом над ней в мутных разводах, в углу возле окна стоит горшок с давно завядшим и заросшим сорняками растением, а справа от меня находится тумбочка из того же тёмного дерева со всякими ампулами, шприцами, упаковками таблеток и использованными ватными дисками с капельками чьей-то крови.

Полностью приходя в себя, всё никак не мог вспомнить, каким образом и по какой причине вообще здесь очутился, но точно знал только одно – нужно выбираться отсюда как можно скорее. Если я ничего не напутал, был то ли час, то ли два дня, а это значит, что все ушли на обед, и в коридорах, кроме отдельных представителей персонала, никого быть не должно. Только вот для начала надо найти хотя бы тапки. Не слезая со скрипящей кровати, осмотрел весь плиточный пол. Тапок нет. То есть как это нет? А где они тогда? Не понял. Где, чёрт возьми, мои тапки?! Так, ладно, надо успокоиться. Если их здесь нет – значит, они в каком-то другом месте, и их надо просто поискать. Поразмыслив так ещё с минуту, таки встал с кровати и, морщась от прикосновения стоп к ледяной плитке на полу, начал осматривать всё помещение на предмет хоть какой-то обуви. Перерыв шкаф с тумбочкой, поползав немного по полу, заглянув во все щели, искомого так и не нашёл. И тут вдруг из коридора послышались чьи-то голоса: видимо, мед. персонал, проходивший мимо моей палаты. В тот момент я лишь успел расслышать единственную фразу одного из них: «Ну да, а то обед скоро заканчивается». Стоп. Обед скоро закончится?! Хрен с ними, с тапками – так пойду.

Проверив, не заперта ли дверь, как можно тише отрыл её, а после, высунувшись из проёма и осмотревшись, никого на пути не заметил, отчего также тихо прикрыл дверь и пустился бегом по коридору, каждые два-три метра замирая на месте и прислушиваясь к любому звуку на этаже. Тихонько проскользнул к лестничному проёму в конце коридора и начал спускаться вниз. Один этаж, второй, третий… Боже, да сколько их тут? Может, не та лестница? Так, главное – не поскользнуться. Надеюсь, что та, ибо я и без того уже до костей продрог, а ещё тапки надо найти – не голыми же ногами по снегу бежать. А если там мороз? Надо найти ещё тогда и верхнюю одежду… Добежав так до первого этажа, чуть было не попался на глаза какому-то врачу – благо, успел за стеной в проходе спрятаться. А после, переждав ещё немного, вышел и тихонько добрался до поста охраны. Так, охранник спит, это хорошо. Наверное, у него где-то тут должны быть тапки и верхняя одежда. Как можно тише пробираюсь прямо в пункт охраны и за спящим человеком медленно открываю створку шкафа, молясь, чтобы та случайно не скрипнула, обнаруживаю там куртку с мехом и сапоги. А ведь сапоги это даже намного лучше, чем тапки – в них и убежать дальше можно… Вот только куда же я побегу-то?

Пока так стоял, натягивая сапоги и силясь вспомнить хоть одного своего знакомого, в конце коридора показался санитар, который тут же меня заметил и на всех парах бросился за мной вдогонку. Я же, не будь идиотом, метнулся по направлению к выходу из учреждения, на ходу натягивая второй сапог, а, выбежав на улицу, перелез через забор и вновь остановился: ни кто я, ни что я, ни откуда я, ни кто мои друзья – вспомнить так и не вышло, как бы ни силился. А я ведь даже не знаю, где я, и куда в таком случае бежать… Пока я вот так стоял, мёрз и судорожно обдумывал дальнейший план побега, санитар настиг меня и успел схватить за локоть так, что вырваться и побежать, куда глаза глядят, удалось только с четвёртой попытки и только после сильного пинка. А глаза и ноги привели меня к какой-то недостроенной многоэтажке, в открытой подъезд которой я и влетел, из последних сил поднимаясь на самый верх. Добравшись до крыши, уже от безысходности опустился на колени и пополз к её краю. Куда мне идти? К кому? Никого и ничего не помню. Да и просто так меня теперь точно не отпустят – минут пять-десять, и меня силой приволокут обратно, вновь заколют до полусмерти какой-то дрянью и сделают так, чтобы снова ничего не вспомнил и вообще никогда надолго не просыпался. Не хочу так. Лучше вниз сигануть и покончить со всем этим…

А что? Ведь неплохая идея. Ну а что ещё остаётся? Обратно не хочу, но убежать далеко не смогу – тело от слабости совсем не слушается. Выхода другого всё равно нет. Вон уж и этот бугай поднимается по ступенькам последнего этажа, а сделать что-то с ним теперь всё равно не смогу. Кое-как встаю на ноги, стаскивая с себя ненужные более сапоги, подхожу к самому краю крыши и, не дожидаясь появления санитара, закрываю глаза, прыгая в пустоту… Тут же ощущаю весь скопившийся страх и ужас, будто гигантской волной накрывающие остатки моего разума и завладевающие ими до конца, а секунду спустя в голове проносится одна-единственная мысль: «Не хочу умирать!». И тут я начинаю кричать.

Будит дядя, трясущий меня за плечи и зовущий по имени. Когда полностью прихожу в себя, мне вновь говорят, что громко кричал во сне. Ну вот, теперь ещё и они знают. Я так чувствую, меня скоро совсем контузит. Нехорошо.

Сейчас стало модным косить под всякого рода душевнобольных и субъектов с какими-либо психическими отклонениями по фазе. Для меня, как для психолога, самым удивительным было следующее: эти люди хотят попасть в, грубо говоря, больничку/дурку/психушку (то есть, в психиатрическую клинику), по поводу чего у них наблюдаются очень и очень сильные заблуждения. В частности, они свято верят в то, что вот уж там-то о них будут заботиться, холить, лелеять и каждодневно выслушивать их нытьё по поводу того, как же жизнь несправедлива. Чуваки, я вам секрет открою – эта ваша жиза (да простят меня все приверженцы исконно русского языка за такое извращение) вообще никогда справедливой не была. И, более того, надо учиться как-то не только с этим мириться, но и жить дальше. Ну а если вы действительно думаете, что за вами там бегать будут, то знайте, что это – самое большое заблуждение в вашей жизни. Бегать-то будут, да только не в косвенном смысле, а в самом прямом. К примеру, если вы сами не пожелаете пройти определённого рода процедуры, вас просто заставят это сделать. Если вы не примите лекарство – вас заставят это сделать. Если вы будете колобродить по ночам, мешая другим «выздоравливать» – вас заставят скушать пилюлю снотворного или же введут его внутривенно. А если и после таких мер вы будете себя плохо вести – вас поселят в такую палату, в которой потом сами будете лежать и жалеть о собственном непослушании.