Под пологом семейного счастья - Эмилия Остен

11

Рождественский спектакль состоялся, как и планировалось, и не был омрачен никакими происшествиями. Артисты-любители играли не хуже профессионалов, как охотно признались доброжелательно настроенные, но взыскательные зрители. Даже кислое лицо мисс Корделии Марч было приписано публикой особенностям исполняемой роли, а не душевному состоянию исполнительницы.

Восторженным отзывам немало помогло громадное количество пунша, выпитое за здоровье главных героев спектакля, оставшихся главными героями вечера и после ухода со сцены. Кто-то остроумно заметил, что финал пьесы есть своего рода репетиция свадьбы Орсино и Виолы, то бишь Марка и Полли, и эта фраза разнеслась на многие мили вокруг.

Матушки влюбленных весь вечер просидели рядом с до приторности любезными лицами, только время от времени ища поддержки у бдительно расположившихся позади них старой графини и миссис Хорсмен. Граф Сайлас был как никогда оживлен, угощал всех пуншем и, кажется, несколько завидовал сыну, которому в браке явно никогда не потребуется проводить дни в курительной в обществе шахмат и зануды-соседа.

Утром этого дня у Марка состоялся с матерью еще один неприятный разговор, который мы не будем здесь приводить, дабы читатель не чувствовал неловкости за некоторых представительниц прекрасного пола. Надо только сказать, что единственной уступкой, на которую согласился послушный сын, было назначение даты свадьбы на первое июня. Надежды графини за предстоящие пять месяцев как-нибудь да расстроить этот брак несколько подняли ей настроение к предстоящему вечеру, но им не суждено было исполниться, так как женитьба на Полли была именно тем, чего желал Марк больше всего на свете.

В будущем у нас, возможно, не останется на это времени, поэтому заметим здесь, несколько забегая вперед, что Марк, в отличие от своего отца и даже деда, ни разу в жизни не пожалел, что вступил в брак, повинуясь увлекшему его порыву.

Тридцатого декабря Дженни пришла в разумное состояние настолько, чтобы вспомнить и осознать случившееся с нею несчастье. Милосердная природа не даровала ей забвения событий последних дней, и крах ее и без того слабых надежд вызвал обильные потоки слез на исхудавшем личике.

Мать уговаривала ее со всей возможной мягкостью успокоиться и попытаться принять как данность все случившееся, уповая на волю божью. Против такого искусно выбранного аргумента девушка не нашлась, что возразить, и к вечеру попросила позвать к ней Полли. Алисон опасалась, что Дженни больше никогда не захочет видеть сестру, но, как читатель мог уже догадаться, она во многом недооценивала свою старшую дочь, при этом безоговорочно впустив в свое сердце младшую со всеми ее недостатками. Но женская натура – самая таинственная выходка Творца, и случившееся с Дженни несчастье повлекло за собой хотя бы одно хорошее последствие – мать и дочь устремились навстречу друг другу.

Непривычно молчаливая Полли робко присела на кровать сестры, но Дженни не собиралась ссориться и упрекать ее в вероломстве. Она кротко сказала, что не держит на Полли зла, так как между самой Дженни и мистером Рэдволлом не было никаких договоренностей, и, конечно же, она понимает, что оба не имели целью причинить ей боль. А теперь она сердечно поздравляет Полли и просит никогда больше не упоминать о ее отношении к Марку иначе, как в связи с понятием сестринской любви. Полли пообещала выполнить любое ее желание, и Дженни захотела остаться одна, чтобы отдохнуть после длинной речи.

Алисон, опасавшаяся, что размолвка между сестрами может затянуться на многие годы, немного успокоилась и начала обдумывать, как поскорей вылечить Дженни физически и начать врачевать ее сердечные раны. Лучшим лекарством был бы отъезд на курорт или в столицу, где новые люди и развлечения должны были бы смягчить горечь утраты, а время и отсутствие перед глазами предмета ее огорчения довершили бы остальное. Но на поездку негде было взять денег, и оставалось только написать родственникам и напроситься в гости, чего Алисон не делала двадцать лет и не горела желанием делать теперь.

Последний день года ознаменовался в доме Браунов очередным неожиданным происшествием. Алисон едва встала из-за стола и собиралась отнести завтрак Дженни, как в гостиную, бывшую и столовой, гордой поступью вошла сама тетушка Джозефина Грантли.

– Наконец-то я добралась до вас, дороги просто отвратительные! – заявила она с порога вместо приветствия.

Будучи пятнадцатью годами моложе, тетя Джозефина и впрямь во многом походила на старую графиню Рэдволл, только в своем тиранстве она больше руководствовалась собственными капризами, чем уверенностью в том, что поступать по ее желанию окружающим лучше для них самих. В то же время она умела надевать на себя маску благопристойности в обществе, особенно среди людей, связи с которыми считала для себя полезными, графине же чуждо было всякое лицемерие. Более всего тетушка Джозефина не любила скуку, а также когда люди поступали наперекор ее желаниям. В хорошем настроении она бывала добродушна, в плохом – брюзглива и придирчива. Неудивительно поэтому, что она обратилась к Полли со следующей тирадой:

– Так вот вы где, молодая леди! Нашла, значит, себе графского сыночка, пока я прозябала одна в этих купальнях! Как ты посмела так поступить со мной! Со мной, которая только и делала, что баловала тебя все эти годы! Воистину, мне не надо было брать тебя к себе!

Судя по виду девушки, Полли не в первый раз получала подобную отповедь, поэтому просто кротко ждала, пока тетя выплеснет свой гнев, однако на сей раз проступок превосходил все совершенные ранее, и тетка никак не хотела успокаиваться, грозясь страшными карами на голову неблагодарной девчонки.

Алисон, сочувствовавшую тетушке поначалу, постепенно стали раздражать оскорбления, наносимые ее дочери, а через нее и ей самой. И она решила вмешаться:

– Тетушка Джозефина, я полагаю, вы устали с дороги и охотно выпьете чаю. Ваш упрек справедлив лишь в той части, в какой Полли не поставила вас, впрочем, как и меня, в известность о том, что принимает ухаживания мистера Рэдволла. В остальном же она не сделала ничего дурного. Каждая девушка должна найти себе мужа, и родственники не вправе запрещать ей это, если молодой человек не содержит никаких изъянов. Поэтому прошу вас немного умерить свое негодование, тем более что наверху лежит в постели моя другая дочь, только три дня назад бывшая на волосок от смерти.

Во время этой фразы тетя Джозефина смотрела на Алисон с весьма злобным выражением лица, готовая обрушить свой гнев на женщину, посмевшую возражать ей, но упоминание о больной дочери немного смягчило ее. Не удостоив Полли взглядом, она повернулась к племяннице: