Воин под Андреевским флагом - Павел Войнович

Сойдя на берег, командующий Войнович написал Потемкину письмо:

«Когда-то надеялся иметь счастие Вашей Светлости доносить о славе и победах, нахожу себя несчастливейшим человеком и принужденным доносить о крушении наших сил, под моею командою состоящих; на кораблях, в которых полагал всю свою надежду и смелость, и мнил оными все в свете предпринять, оные мне манкировали и 6 часов шторму претерпеть не могли, потекли и великая качка их всех почти расшатала; такелаж их весь стал негоден и порвался, от чего и мачты потеряли и подвергли всех крайнему несчастью. С лишком 20 лет, Ваша Светлость, как хожу в море и по всем морям был, но такого несчастия и предвидеть не мог, и как спаслись, одному Богу известно. Если бы я не решился на корабле «Слава Екатерины», и сие из отчаянности, на открытом море приказать якорь бросить, оный бы через 2 часа потонул от великой течи.

Не было, Ваша Светлость, никаких недостатков ни в рачении, ни в усердии, ни в осторожности, ни в искусстве, а все произошло от слабости судов и их снастей; хотя шторм прежде такой был, но если бы все крепко было, устояло бы, да качество судов лучшее.

Черноморскому Адмиралтейскому правлению я представил и просил нарядить комиссию оное все судить и свидетельствовать.

Ваша Светлость, прибегаю я к милостивому Вашему покровительству и покорнейше прошу употребить меня тут, где бы я мог до последней моей капли крови пролить в службе Ее Императорскому Величеству» (в тот же день Марко Иванович отправил письмо и Мордвинову, где по-дружески просил его: «Я, Николай Семенович, предаю себя и судьбу свою известной Вашей честности и доброму сердцу, и покорно Вас прошу в сем несчастливом случае защитить мою честность и ревностную службу… Простите, Николай Семенович, я третий раз нынешнего лета в лихорадке; не исключите из числа пользующихся милостию Вашей»).

Князь Потемкин пришел в отчаяние, совершенно пал духом, решил даже передать командование войсками Румянцеву. 24 сентября он писал Екатерине:

«Матушка Государыня, я стал несчастлив. При всех мерах возможных, мною предприемлемых, все идет навыворот. Флот севастопольский разбит бурею; остаток его в Севастополе – все малые и ненадежные суда, и лучше сказать, неупотребительные. Корабли и большие фрегаты пропали. Бог бьет, а не Турки.

Я при моей болезни поражен до крайности, нет ни ума, ни духу. Я просил о поручении начальства другому. Верьте, что я себя чувствую; не дайте чрез сие терпеть делам. Ей, я почти мертв; я все милости и имение, которое получил от щедрот Ваших, повергаю стопам Вашим и хочу в уединении и неизвестности кончить жизнь, которая, думаю, и не продлится. Теперь пишу к Графу Петру Александровичу, чтоб он вступил в начальство, но, не имея от Вас повеления, не чаю, чтоб он принял. И так, Бог весть, что будет. Я все с себя слагаю и остаюсь простым человеком. Но что я был Вам предан, тому свидетель Бог.

Вернейшийблагодарнейший раб ВашКнязь Потемкин Таврический»

Сразу вслед за этим Светлейший пишет и второе письмо с предложением вывести войска из Крыма, так как «без флота в полуострове стоять войскам Вашего Императорского Величества трудно, ибо флот Турецкий в Черном море весь находится и многочислен кораблями и транспортами, а посему и в состоянии делать десанты в разных местах».

В тот же день Потемкин сообщил о потерях флота графу Румянцеву. В откровенном письме он уверял своего бывшего начальника в «привязанности и истинно сыновнем почтении», просил совета о выводе войск из Крыма для усиления обороны Херсона и Кинбурна: «Прошу Вас, как отца, скажите мне свою на сие мысль. Чтоб ни говорил весь свет, в том мне мало нужды, но важно мне Ваше мнение. К тому же моя карьера кончена (эта фраза написана по-французски. – П.В.). Я почти с ума сошел…»

В ответных письмах Румянцев соглашался принять командование над армией Потемкина только временно до его возвращения из поездки в Петербург. Он не советовал выводить войска из Крыма и рекомендовал Суворова, как знающего «все те места», чтобы последний посоветовал, где и как укрепить посты на побережье для отражения десантов.

Незадолго до этого турки предприняли попытку взять штурмом Кинбурн, и Екатерина, еще не зная о потерях флота, в это же время писала Светлейшему:

«Империя останется Империею и без Кинбурна. Того ли мы брали и потеряли? Всего лутче, что Бог вливает бодрость в наших солдат тамо, да и здесь не уныли. А публика лжет в свою пользу и города берет, и морские бои, и баталии складывает, и Царь-Град бомбардирует Войновичем. Хорошо бы для Крыма и Херсона, естьли б спасти можно было Кинбурн. От флота теперь ждать известия.

24 Сентября».

Получив, наконец, известия невеселые, Екатерина писала князю:

«Теснит грудь мою Ваше собственное состояние и Ваши спазмы, чувствительность и горячность…приказание к фельдмаршалу Румянцеву для принятия команды, когда ты ему сдашь, посылаю к тебе; вручишь ему оное как возможно позже…»

При Дворе пошли слухи об унынии Потемкина. Один из сановников говорил: «Знаем, что князь болен; чудная болезнь: после горячки сделалась лихорадка. Знаем и то, что князь просится сюда; узнали графу Петру Александровичу (Румянцеву) цену. Двор (Екатерина) уважает его теперь более князя».

Г.А. Потемкин – Екатерине II

Спешу, Всемилостивейшая Государыня матушка, отправлением сего курьера с известием, что разбитый флот собирается в Севастополе. Слава Богу, что люди не пропали. Слава Богу, что не прибило их к неприятельскому берегу и что не было на то время турецких судов в море, как они ходили без мачт. Флот надолго теперь без употребления, но, по крайней мере, люди могут быть употреблены.

Всемилостивейшая Государыня, сжальтесь над моим слабым состоянием, я не в силах: дела Ваши от сего потерпят. Вы изволили писать мне милостиво, что дадите письмо к Г[рафу] Румянцеву в запас о принятии начальства, но он не получал.

Стал ли бы я Вас безпокоить, естли б был в силах.

Вернейший подданныйК[нязь] Потемкин26 сентября

Серьезно поврежденные суда поставили на длительный ремонт: не помышляя уже о закладке новых кораблей, ремонтировали имеющиеся, причем в авральном порядке: в две смены, почти без выходных и праздников (при этом мастеровые и служащие не получали жалованья по нескольку месяцев, о чем Войнович писал главнокомандующему). Требовалось срочно доставлять в Севастополь все новые партии мастеровых и множество материалов, что ввиду зарядивших дождей было непросто. «Несколько раз дорога так портилась, что ничего нельзя было возить, как и теперь провиантские подвозы все остановились, и я без ума и в хлопотах поеду завтре в Кременчуг приискивать способов. Но естли не просохнет, то Бог весть, как извернуться», – сетовал Потемкин. Насилу успели с ремонтом до следующего лета.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});