Центр мира - Михаил Кречмар

– Здравствуйте, Максим Сергеевич! Это капитан Шемякин беспокоит. Ну, тот, с которым вы к психам ходили. Да-да, я сейчас подключён к странному делу. Перестрелка в холле элитного жилищного комплекса «Иван-Чай». Четыре трупа возле танка и всё такое… Да-да, четверо. Один – сотрудник нашего отделения, сержант Киреев, линейный сотрудник. Трое – хачи какие-то, на чечен похожие. Документов при них никаких, но есть одна визиточка интересная. Вот я и решил, что вам любопытно поглядеть будет. Сможете подъехать?

Максим Спадолин

Мобильный телефон завибрировал. Максим вынул его и с некоторым недоумением обнаружил, что это звонит владелец кипрского поместья, чьим именем он пользовался в оперативных целях.

– Макс, здорово! Ты что это там вытворяешь?

Подобно большинству средней руки бизнесменов, сколотивших состояния в «ревущие девяностые», мебельщик предпочитал сразу брать быка за рога.

– А в чём дело-то?

– Ты чё это светишь мои бумаги где ни попадя?

– Так уж и ни попадя. Я был с ними всего в трёх местах: в «Центре-Рерих», у международных жуликов-экологистов и в индийской сети супермаркетов.

– Мне пофую, в каких там сетях ты их светишь. Тока имей в виду: на меня – это на меня-то, в моей отсидке, вышли какие-то «чехи».

– Напрямую?

– Щаз-з-з. Напрямую на меня хрен кто выйти может. Кроме вас, в натуре. Не-не, ты не думай чего, я не предъявляю ничего, понятия имею.

– Что ты им сказал?

– Сказал? Послал на фуй, что им сказать могу? Сказал, что меня их дела не интересуют, пусть в мои не лезут. Но ты поимей в виду: в каком-то из этих мест ты «чехам» на хвост хорошо наступил. Или высветил что. Собственно, о чём и предупреждаю. Старик-то живой ещё?

«Это он про Шергина», – подумал Максим.

– Да живой, живой, можешь не беспокоиться.

– Это я-то беспокоюсь? Да он нас с тобой переживёт. Тебя – точно, если ты и дальше будешь на «чехов» наступать.

– Слышь, Димон, – торопливо заговорил Максим, опасаясь, что связь прервётся, – а кто конкретно на тебя вышел?

– Повторяю – на меня конкретно фуй выйдешь. На лоеров моих выходили.

– А кто?

– Да говорю тебе – «чехи»! Чечены то есть!

– Да понял я, понял. А кто из чечен? Барзоевцы, сайдуллаевцы? Человек какой?

– А-а-а, въехал, про чё ты… Нет, «чехи» не московские. Местные. Из Эмиратов которые.

– Которые с нами воюют?

– Да они все с вами воюют. Только по-разному. Усман-ходжа – знаешь такое погоняло?

– А это погоняло или имя?

– Мне проще думать, что погоняло. Он в Дубаях сидит, авторитет местный, типа. У одного шейха на посылках. Ну, я тебе всё сказал. Не болей, – хихикнул Димон и выключил трубку.

Алекс Зим. Шоссе Астана – Алматы

Лента знаменитого казахского мелкосопочника, проносящаяся за окном минивэна, усыпляла.

«Какая-то недогеография», – подумал Зим. Горки размером с пятиэтажный дом раздражали его чувство меры. Он в очередной раз прикинул, не стоит ли ему остановиться и вздремнуть. В столь ранний утренний час машин практически не было видно. «Рискованные места – не стоит останавливаться посреди степи. А если свернёшь с дороги, то можно вообще невесть на кого наткнуться. Здесь почти везде конопляные деляны, за которыми в оба глаза следят владельцы. Конкуренты дона Исидро, блин…»

Вечеринка у дона Исидро в Гурундвайе послужила началом известности Зима как международного журналиста. Именно там он, по сути, получил разрешение на освещение местного кокаинового бизнеса как фактора международной экономики, от его владельцев. Дон Исидро Куэвас был потомственным наркобароном. Ещё его прадед, дон Хайме Куэвас, принял решение выделить значительную часть своей латифундии под посадки коки – тогда, около ста лет назад, кокаин был в большой моде среди парижского и петербургского света. Во время обеих мировых войн Куэвасы исправно поставляли сырьё для медицинской промышленности. В общем-то, это и сегодня оставалось побочным приработком почтенной семьи.

– Наркотик – это стимулятор сознания для людей, которые нуждаются в том, чтобы их стимулировали.

Дон Исидро сперва представил Зима своему обществу – двум десяткам очень ухоженных мужчин и женщин. Среди мужчин присутствовали начальник провинциальной хефатуры, прокурор, командир гарнизона Санта-Моники (Зим с огромным удивлением узнал, что границы между Гурундвайей и Белизом продолжают считаться спорными и власти в любой момент ожидают вооружённого конфликта), и другие столь же почтенные доны из благородных семейств. После обязательных рюмочек бакарди хозяин извинился перед гостями и увёл американского корреспондента в верхнюю комнату, где у них состоялось нечто среднее между проповедью, инструктажем и политинформацией.

– Давно пора, чтобы наша индустрия радости перестала быть вне закона в цивилизованном обществе. Хорошо, что это понимают в цивилизованных странах, входящих в Европейский Союз. – Зиму пришла на память всего одна такая страна, но он промолчал. – К сожалению, гринго, являющиеся крупнейшим рынком нашей продукции, не проявляют такой широты. Хотя стимуляторы уже давно стали частью их повседневной жизни. Ведь кокаин вызывает не большее привыкание, нежели алкоголь, хотя значительно заметнее способствует раскрепощению сознания, столь необходимому маленькому человеку в его зашоренном мире. Совершенствуйте человека, всегда говорю я, совершенствуйте его сознание, а не уничтожайте его пусть иллюзорных, но тем не менее глубоких проявлений радости. Учите человека грамотно пользоваться дарами природы, а не отодвигайте их от него подальше. Я думаю, что страх перед стимуляторами является частью другого, более серьёзного страха человека перед проникновением в иные измерения сознания.

– Позвольте спросить вас, – серьёзно заметил Зим, – а сами вы имеете отношения с… ну, в общем, со стимуляторами?

– Я? Я честно говорю вам: я – не готов! – дон Исидро смешно протянул к Зиму руку ладонью вперёд, как бы отталкиваясь. – Ещё в пятнадцатилетнем возрасте по настоянию отца я решился попробовать на себе их действие и с некоторым сожалением понял, что мне чего-то не хватает для освоения просторов, которые под влиянием стимуляторов распахиваются в нашем сознании. У меня чересчур много других возможностей для самореализации, чтобы мой дух требовал проникновения в другие миры. Дайте другим людям такие же условия, как у меня, и, уверяю вас, они с большей осторожностью подойдут к дверям, которые стимуляторы для них приоткрывают.

Разговор продолжался примерно в том же духе. От роли наркотиков в формировании человеческого сознания дон Исидро перешёл в своих рассуждениях к геополитике. Соединённые Штаты, сказал он, искусственно задерживают развитие стран Южного Континента, ограничивая их индустриальную мощь и выкачивая из них квалифицированные инженерные и научные кадры. Борьбу с наркомафией Исидро Куэвас рассматривал, естественно, в рамках этой же концепции.

Коснулся Исидро Куэвас и научно-технического прогресса. С его точки зрения, распространение мобильных носителей музыки являлось такой же популяризацией стимуляторов, только физического, а не химического свойства. Но так как процессом изготовления i-pod'ов руководили norte americanos, то, естественно, этот процесс приобрёл поддержку на государственном уровне.

– А ведь музыка, если её постоянно слушать, является не менее радикальным стимулятором, нежели кокаин. (В этот момент Зим подумал и о телевидении, которое он в настоящий момент представлял.)

Кругозор этого человека был поразительным. В какой-то момент Зим подумал, что по некоторым вопросам он содержит платных консультантов. Но дело, судя по всему, было в другом. Несмотря на все попытки выйти на уровень нормального цивилизованного бизнеса, дон Исидро был, по сути, заключённым на территории Гурундвайи. В большинстве стран мира правоохранительные органы, скорее всего, воспользовались бы любой, самой надуманной причиной для его задержания. Его бизнес был предыдущими поколениями Куэвасов выстроен безупречно, и самому дону оставалось только читать и философствовать среди ветшающего великолепия своего поместья. Возможно, он полагал себя вторым Ортегой-и-Гассетом.

– Я покажу вам практически всё, что вы только пожелаете увидеть, – завершил аудиенцию Куэвас. – Я не прошу от вас многого. Я просто хочу, чтобы хотя бы четверть из того, что я сказал вам сегодня в этой комнате, была услышана миром.

Слушая Куэваса, Зим неожиданно подумал о том, как он похож на одного старого учёного, жившего в Анадыре в конце девяностых годов. Безумная дороговизна билетов сделала невозможным для него хоть какие-то выезды в российские научные центры – Москву, Санкт-Петербург и Новосибирск, а интернет до Анадыря ещё не добрался. Николай Стальский изобрёл для себя собственную картину мира, в которой находилось место и параллельным вселенным, и психоделикам, и различным конспирологическим теориям. А так как Стальский ещё в молодости отличался довольно вздорным характером, то нарисованная им к старости космогония была просто удручающей. «Наверное, умный человек в условиях изолированного круга общения чаще всего сходит с ума», – подумал тогда Зим. Впрочем, дону Исидро было до этого ещё далеко.