Стремительный - Джемма Джеймс

— Зак был моим лучшим другом, он бы не сделал этого.

— Но он сделал... — еще один всхлип вырвался из меня, и я закрыла глаза, чтобы он не смог увидеть правду в них. — Я не смогла его остановить.

— Смотри, блядь, на меня. Почему, Алекс? Зачем бы ему… почему ты согласилась с этим? — он встал, вода стекала по его телу, и он стал на коврик у ванной. Он запустил обе руки в волосы и потянул. — За что вы так со мной поступили?

Я открыто ревела, и все эмоции, с которыми я боролась на протяжении стольких лет, вырвались наружу. Я была подобно вулкану Сент-Хеленс, выкидывая пепел на все или на всех, кто был рядом.

— Он... он...

— Он что? — кричал Райф. — Скажи уже это!

— Он ревновал!

— Ревновал к чему? Это бессмысленно.

— Не заставляй меня говорить это. Не заставляй меня говорить это тебе, — моя голова опустилась, я поджала подбородок к груди, и мой позор вырывался в душераздирающие рыдания. Мне хотелось остановить этот поток слез, скрыть все это от него, но я никогда в жизни не чувствовала себя такое поверженной. — Он не смог смириться с тем, что я чувствовала к тебе.

— Посмотри на меня, Алекс.

Я посмотрела вверх, наблюдая с ужасом, как он изучал меня, эти секунды тянулись вечно.

— Он изнасиловал тебя?

Не в силах смотреть на него, я снова опустила голову вниз, потому что это была лишь часть правды, и я не могла заставить себя рассказать все. Все началось именно с этого, но потом я перестала бороться, и мое тело стало принадлежать Заку. Моему сводному брату. От того, что он знает это, мне не стало легче. Это было больно и отвратительно, и Райф, зная это, будоражил меня словно торнадо.

Он вытащил меня из воды, взял на руки и пошел в спальню, где положил меня на кровать, мокрую и обмякшую, словно тряпку. Его теплые руки остановились на моем лице, пальцами он убрал спутанные волосы, и тогда я рискнула взглянуть на него, и раскололась пополам.

— Я не хотела этого, — всхлипнула я. — Я не хотела, клянусь. Я так облажалась, Райф, — унижение быстро и разрушительно захлестнуло меня, и я, издавая гортанные звуки, была близка к рвоте. Я боролась с ремнем, что держал мои руки. — Отпусти меня! Пожалуйста, мне нужно освободиться!

Так как он был занят тем, чтобы освободить мои руки, я положила свою голову ему на грудь и глубоко вдохнула, опять борясь с приступом.

— Как это вышло? — он произнес это опасно тихим тоном, и, когда двинулся назад, я хотела отступить, убежать. — Как я оказался замешан в этом?

— Я… я сделала аборт. Кто-то из клиники проболтался об этом. Отец услышал и остановил распространение истории, но он был таким злым, — мой голос надломился, и я уставилась на его накачанные плечи, мое лицо запылало еще больше. — Он перевернул все и вся, и жаждал узнать, с кем я спала. Тогда Зак указал пальцем на тебя. Он сказал, что ты изнасиловал меня. Сказал, что больше не может молчать об этом.

Молчание Райфа было удушающим, и когда я открыла глаза, чтобы посмотреть на его реакцию, его лицо выражало чувство предательства.

— Ты смирилась с ложью, — никаких вопросов, никакой интонации в его словах. Только холодная больная правда.

— Мне жаль, — сказала я, ком застрял у меня в горле. — Я не знала, что делать.

— А как насчет того, чтобы сказать гребаную правду?

Я дернулась, так как его ярость прошла сквозь меня.

— Я не могла.

— Не могла или не хотела?

Он наклонился над матрасом, руками удерживая вес, капли с него стекали на меня и на кровать.

— Не могла, — наши взгляды встретились. — Он сказал, что убьет тебя, если я не буду молчать.

Закрыв глаза, он опустил голову и выдохнул. Он будто задыхался и взрывался внутри из-за своей ярости. Его тело вдавливалось в меня, мы застыли в такой позе на несколько секунд, пока он не отскочил и не закричал, я была уверена, что его было слышно во всем доме. Он повернулся и врезал кулаком в стену, он бил снова и снова, пока из его костяшек не закапала кровь.

Восемнадцатая глава

Уничтоженный

Райф

Она умоляла меня остановиться, но я продолжал бить кулаком об твердую поверхность. Воспоминания мелькали в моей голове, словно в самом худшем фильме ужасов, только вместо меня она главная героиня. Зак удерживал ее, ломал, подавлял ее крики, вдалбливаясь в нее.

Картинка сменилась, и я мысленно вернулся обратно в тюрьму, полный гнева, все еще не в состоянии что-либо сделать, когда они по очереди трахали меня, а охранники просто позволяли этому происходить. Все это время я думал, что она просто безжалостно забросила меня туда, но не понимал, почему. Знание ничего не изменит, не принесет мне спокойствия и уж точно не освободит нас от наших грехов. Правда сделала только хуже, потому как она молча страдала, опасаясь за меня.

Я рискнул взглянуть на нее, пытаясь найти в ее лице скрытое лицемерие. Я лучше приму тот факт, что она опять соврала, чем признаю то, что она сказала правду. Все та же душераздирающая боль, которую я видел день за днем в зеркале в течение последних восьми лет, появилась на ее лице. Я не мог сопоставить Зака, которого я помнил, с тем человеком, которого она описывала. Мы были близки, конкурировали, но все равно были как братья, и обнаружить горький яд, бегущий по его венам, заставивший его ранить собственную сестру и угрожать мне… я не могу этого понять.

Я опустил окровавленный кулак, и это чудо, что моя рука не пострадала. Ее всхлип пронзил меня, когда я, шатаясь, шел в ванную, сердце билось так сильно, что казалось, оно вырвется из груди и упадет на пол. Открыв аптечку, я вытащил бинт и обмотал им руку, но мысленно все еще был в комнате вместе с ней, поглощенный волнами стыда, исходившими от нее.

Я не мог надышаться, особенно когда взглянул на ванну. Вода все еще доходила до краев, что напомнило мне о моем методе пыток. О том, что я сделал, чтобы узнать правду... теперь же, больше всего я хотел отменить все мои действия, дабы продолжать верить, что она была всего лишь избалованным ребенком. Обычным эгоистичным ребенком, который выкинул шутку, не задумываясь о последствиях.

С трудом сглотнув, я поднес травмированную руку к горлу, будто это могло уменьшить потребность в воздухе. Я должен был уйти отсюда на некоторое время, должен был держать свою голову прямо, прежде чем попытаться исправить все. Я почти смеялся. Как исправить столько лет боли и страданий?

Когда я вернулся в комнату, она пряталась под одеялом. Я надевал джинсы, когда ее взгляд прожег меня, испепеляя до самых костей.

— Куда ты идешь? — спросила она.

— На улицу.