Черчилль. Молодой титан - Майкл Шелден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Черчилль превратил поездку в ускоренный курс обучения предметам, которые в ближайшие годы встанут перед ним, а именно бюджету, пошлинам и росту экономики. Он был способен не только усвоить гигантский объем сведений, но и задавать правильные вопросы, вникая в суть проблемы. Мало кто из молодых людей смогли бы с такой пользой для себя провести эти несколько недель путешествия по Средиземному морю и по Нилу, как Уинстон, получивший, кроме того, немалое удовольствие от бесед со своими наставниками.
Вот таким образом он готовился к долгой борьбе с твердолобыми оппонентами, получая сведения из первых рук от людей, намного старше его и которыми восхищались очень многие. Теперь линия нападения вырисовалась достаточно ясно. И он знал, что бросит вызов. «Нет смысла, — писал он в ноябре, — окружать империю кольцом… Почему мы должны отказывать себе в хороших товарах и выгодных сделках, которые совершаются во всем мире?»
Отметив свой 28-й день рождения, Черчилль отправил матери из Каира послание с добрыми вестями. Он писал, что сэр Майкл Хикс-Бич и по сей день обладает большими связями. «Я наслаждаюсь беседами с ним. Он хороший друг, настоящий товарищ, мы сходимся с ним по всем политическим вопросам… и я предвижу те возможности, которые открывает наше с ним сотрудничество».
Для полного равновесия, вернувшись домой, Уинстон получил подробную консультацию еще и у сэра Фрэнсиса Моуэтта — постоянного секретаря казначейства. Фрэнсис занимал этот пост так давно, что выступал советником по финансовым вопросам как для Дизраэли, так и для Гладстона. «Это был друг, которого я получил в наследство от отца», — скажет позже Черчилль о сэре Фрэнсисе. И в самом деле, три взрослых человека, которые помогли ему подготовиться к битве с протекционистской политикой Чемберлена — были друзья лорда Рэндольфа. Они с удовольствием следили за тем, как сын их покойного друга поднимает в парламенте и в прессе один вопрос за другим, возбуждая внимание публики. И теперь они сами были свидетелями того, как отважно бросается сын сэра Рэндольфа в водоворот новых сведений, с какой жадностью поглощает новые знания. «Я изучил экономику за восемь недель!» — скажет впоследствии Черчилль, и это будет истинной правдой. Поездка стала его университетом.
Еще одним стимулом для столь быстрого усвоения материала для Уинстона был и эмоциональный настрой сэра Фрэнсиса. Недавно уйдя в отставку, Моуэтт с ностальгией вспоминал о том коротком, но насыщенном событиями периоде 1880-х годов, когда Рэндольф исполнял обязанности министра казначейства. «Ему нравилось говорить со мной про лорда Рэндольфа, — вспоминал Черчилль, пересказывая их разговоры. — Как быстро отец усвоил принципы управления общественными финансами… Как последовательно он отстаивал общественные интересы в вопросах экономики и бился за вопросы сокращения вооружения. И каким он был забавным и остроумным».
Кипучая энергия в те дни настолько переполняла Уинстона, что, осознавая историческое значение предстоящей схватки с Чемберленом, он решил приступить к написанию биографии своего отца. Несколько месяцев он собирал сведения о лорде Рэндольфе, отыскивая неизвестные ему биографические факты. А приступил он к этому как раз во время поездки к Асуану. И Эрнест Кассель и Майкл Хикс-Бич были счастливы поделиться с ним воспоминаниями, заполняя белые пятна в записях. C собой в путешествие Уинстон взял большой жестяной чемодан с отделениями для карандашей, бумаг, различных бумаг и книг. Поднявшись рано утром или улучив более-менее свободную минуту днем, он тотчас начинал работу над биографией.
«Книга продвигается вперед», — уверял он мать в письме, написанном на палубе парохода, принадлежавшего Касселю. Оттуда, с палубы он и смотрел на Асуан. В тот день Уинстон остался в одиночестве на целый день. Остальные ушли смотреть плотину. А он воспользовался тем, что сможет основательно поработать в тишине и спокойствии, время от времени бросая взгляд на пейзаж, свидетельствующий о тех временах, когда древняя египетская цивилизация, достигнув расцвета, исчезла с лица земли.
VI. Великий раскол
Одним из его наставников, еще тех времен, когда Черчилль только начал публиковаться в газетах, был Герберт Вивиан — привлекательный и хорошо образованный человек, выпускник Кэмбриджа, который намеревался рано или поздно начать карьеру политика. В начале 1900-х годов он всякий раз искал встречи с Черчиллем, чтобы послушать последние парламентские сплетни или получить совет в том или ином деле, и, как он потом вспоминал, всякий раз заставал Уинстона в хорошем, даже шутливом настроении. Но когда Вивиан забежал в лондонскую квартиру Черчилля в мае 1903 года, то, к своему большому удивлению, застал ее обитателя чрезвычайно озабоченным: Уинстон шагал из угла в угол, нахмурив брови и теребя цепочку карманных часов на поясе.
Герберт еще не успел просмотреть утренние газеты, а именно там скрывался ответ на внезапную перемену в настроении друга. На всех первых полосах была напечатана главная речь Джозефа Чемберлена, которую он произнес накануне в Бирмингеме.
Могущественный министр по делам колоний, наконец, дал себе волю и открыто объявил о политике протекционизма, призывая утвердить закон, который бы объединил экономические силы империи, что позволило бы ей выдержать натиск конкуренции со стороны соперников. Он выступал в здании городской ратуши ночью 15 мая, и его встретили исполнением на органе пьесы «Смотрите, идет герой-победитель». Чемберлен нарисовал перед слушателями картину небывалого расцвета в тесном имперском кругу содружества нескольких стран — «самостоятельных и самоокупающихся». Новая эра наступит, как уверял он, как только будут сформированы пошлинные сборы — могучая сила, которая даст особые привилегии членам содружества. Как объяснял Джо, эти имперские льготы уже давно назрели, и необходимо было ввести их намного раньше! Толпа, слушавшая его, восторженно и одобрительно загудела.
Все утро Черчилль не мог избавиться от того впечатления, которое на него произвела речь Джо. Повернувшись, наконец, к Герберту Вивиану, он проговорил: «Что ж, теперь политика становится по-настоящему волнующим делом».
И когда Вивиан спросил, окажется ли метод Чемберлена действенным, Уинстон, не колеблясь, ответил отрицательно. «Он совершил страшный промах, и не представляет всех последствий. Думаю, что настал крах его карьеры… Страна никогда не проголосует за налог на продукты, а без такого налога система протекционизма не сработает».
«И что же ты будешь делать?» — спросил Герберт.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});