Долина откровений - Чингиз Абдуллаев

Мама срывалась, у неё случались истерики. Она плакала и кричала, что я погубила её артистическую карьеру. Я была совсем маленькой, когда она впервые меня ударила. С тех пор она часто срывала на мне свою нереализованность и отчаяние. Она потолстела, подурнела, перестала за собой следить. А у отца, наоборот, дела пошли совсем хорошо. Он стал достаточно популярным художником и даже женился уже на другой, чтобы в пятьдесят лет получить ещё и третью дочку.

Мне было семнадцать, когда я закончила школу. Училась я легко, предметы осваивала без особого труда, хотя математику, физику и химию не любила. Меня всегда тянуло к гуманитарным наукам. И я решила поступать на журналистику. Отдала свои документы в МГУ. Но в первый год провалилась. Мать устроила дома грандиозный скандал, обвиняя меня в непомерных амбициях. Особенно меня раздражало, когда при каждом удобном случае она кричала, что я похожа на свою бабушку, имея в виду мать моего отца. Она ненавидела свою бывшую свекровь гораздо сильнее, чем отца. И меня это выводило из себя, ведь эту бабушку я никогда не видела. Мать рассказывала мне, что её свекровь была против женитьбы своего сына, считая, что он обязан найти себе женщину из другой, более состоятельной и аристократической семьи.

Я начала огрызаться, и в скандалы стала вмешиваться старшая сестра моей матери, которая нравоучительным тоном давала мне советы. Тут я вообще не выдержала, накричала на них и выбежала из дома. Два дня я ночевала у подруги. И только потом вернулась домой. У матери началась очередная истерика, и она с кулаками набросилась на меня. Вот тогда я впервые начала ей отвечать, и мы по-настоящему подрались, благо тетки не было дома.

Я пошла работать в проектный институт, куда меня устроила тетя. Через несколько месяцев у меня появился друг, с которым я стала встречаться. Узнав об этом, мать пришла в ярость, более всего на свете она боялась, что я останусь одна и не смогу нормально выйти замуж. Это было начало девяностых, как раз то время, когда в магазинах уже ничего не было, а покупка хлеба превращалась в проблему. Мы начали потихоньку продавать из дома вещи. Материальное неблагополучие наложилось на наши плохие отношения, и скандалы, крики, истерика стали обычным явлением в нашем доме.

Так продолжалось два года. Наконец в девяносто втором я поступила в университет. Мне было уже двадцать. И у меня был новый парень, кажется третий, или четвертый, к которому я просто переехала жить. Когда я возвращалась домой, то меня встречала моя мать, которая превратилась в неуравновешенную истеричку. К тому времени даже её старшая сестра с трудом находила с ней общий язык.

В девяносто третьем стало совсем трудно. Тетка ушла на пенсию, закрыли её институт. Мать осталась без работы и не получала вообще ничего. Им было так трудно, что я даже их жалела. Они продали квартиру бабушки, и их обманули, переписав документы на чужое имя. В результате они ничего не получили. В общем, все, как у многих миллионов людей в нашей стране. Под пресс всех «перемен» попадали самые незащищенные, самые несчастные, самые неприспособленные.

Я отправилась на поиски нашего преуспевающего папаши. Впервые с ним серьезно поговорила. Он тогда дал некоторую сумму денег, на которую мои мать и тетка прожили три месяца. Но все время так продолжаться не могло. Они решили продать квартиру тетки. Но на этот раз их тоже обманули, дали в два раза меньше денег, чем квартира реально стоила. А может, в три. Но зато у них появились хоть какие-то деньги. Вы знаете, что они с ними сделали? Вложили в акции МММ и АРМ. И можете себе представить их состояние, когда потом это МММ лопнуло и Мавроди посадили в тюрьму? А Феликс Андреади начал выпускать какие-то акции, которые выдавали вместо денег. Извини, Феликс, но это правда, всё так и было.

В девяносто шестом я была уже на четвертом курсе. Параллельно я уже работала. Устроилась в популярную московскую газету. Сначала внештатным корреспондентом, потом меня взяли в штат на должность уборщицы. Через полгода сделали корреспондентом. Ещё через год мне повысили зарплату. Я училась и работала.

В девяносто восьмом случился дефолт. Все, что было у матери и тетки, пропало после августовского обвала цен. Ведь они тогда уже никому не верили и держали деньги дома. А деньги обесценились за одну ночь. У моей матери случилась такая истерика, что пришлось вызывать врачей. И когда я приехала к ним, чтобы сообщить о своей беременности, у матери начался дикий приступ ярости. Она кричала, что нельзя рожать, не выйдя замуж, что я не смогу поднять ребенка одна. Я огрызалась, что мать всегда была одна. Но она возражала, что ей помогала старшая сестра. Если бы не тетка, возможно, мы бы покричали друг на друга и успокоились. Но она стала вмешиваться и доказывать, как плохо я себя веду и как глупо рожать в моём возрасте. А ведь мне было уже двадцать шесть.

Слово за слово, и мать бросилась на меня с кулаками. А я была в таком положении, что просто испугалась за своего ребенка. А может, и не испугалась, ведь этот скандал меня достал. В общем, я сделала то, о чем со стыдом вспоминаю до сих пор. Я начала отвечать матери и попала ей кулаком в грудь и в лицо. Тетка бросилась на защиту младшей сестры, и я ушла из дома. Потом несколько месяцев я даже не звонила домой, устроившись жить у своей подруги. А когда пришло время рожать, выяснилось, что мой парень уже спит с моей подругой. Вот такое повторение жизненной ситуации. Я позвонила домой. В роддом приехала тетка. Вот тогда я узнала, что мать уже вторую неделю находится в больнице. Врачи нашли у неё онкологию. Как раз в том месте, куда я её ударила. Потом врачи меня уверяли, что онкология развивалась у неё несколько лет, но я точно знаю, что её спровоцировал мой удар. И наши скандалы. Я в этом абсолютно уверена.

У меня родилась девочка. Я кормила её грудью. Нужно отдать должное моей тетке, она разрывалась между нами и больницей. Но так продолжалось недолго.

Мама умерла через три месяца. Делать операцию было уже поздно. И не нужно. Ей сделали биопсию, и всё стало ясно уже в первые дни. Молоко у меня, конечно, пропало. Я сидела в её палате и рыдала. Просила меня простить. А она только улыбалась в ответ и сжимала мою руку, рассказывая, как любит меня. Девочку я назвала в её честь. И даже принесла её в больницу, чтобы показать маме.

Через три года я была уже заведующей отделом. Вскоре мне предложили работу в крупном журнале заместителем главного редактора. Ещё через несколько лет мне предложили стать главным редактором популярного журнала. С очень высоким окладом. Я сразу согласилась. Потом выяснилось, что у журнала как раз в этот момент были большие проблемы. Но тогда же появился в моей жизни Гога. Не буду рассказывать, как мы познакомились, это отдельная история. С самого начала я прекрасно понимала, кто он такой и на какие отношения я могу рассчитывать. Я не была наивной дурочкой. И поэтому свой выбор сделала достаточно сознательно. Гога выкупил наш журнал, оплатил все наши долги и сделал мне невероятный подарок, передав контрольный пакет акций.

Я даже не могу предполагать, что он тогда думал. Может, считал, что я не справлюсь. Или ему было приятно сделать такой подарок своей подруге. Я до сих пор не знаю, что он тогда для себя решил, хотя понимаю, что для него несколько сот тысяч долларов были не очень большими деньгами. Но я предполагаю, что он как настоящий бизнесмен немного жалеет о своем благородстве. Тем более сейчас, когда мы с ним разошлись.

За несколько лет я сделала журнал одним из самых популярных в стране, подняла его тираж до сорока тысяч. И теперь контрольный пакет нельзя выкупить даже за миллион долларов. Я давно живу на собственные деньги, смогла купить себе новую трехкомнатную квартиру в городе, и на работу меня возит мой автомобиль с персональным водителем.

Тетка до сих пор живет у меня. Смотрит за моей дочерью, которой уже девять лет. Лучшей няни мне не найти. Теперь мы с ней живем как самые близкие люди. Оказалось, что она чуткий и очень добрый человек. Нужно было потерять маму, чтобы понять, как мы похожи с моей тетей. Вот так.

Снова наступило неловкое молчание. Никто не хотел смотреть в сторону Юлии. Её рассказ потряс каждого из нас. Я думаю, подсознательно каждый вспомнил, как он относился к своим родителям, как обижал их своим невниманием, своим равнодушием, своим пренебрежением. Мы даже не знали, как можно комментировать эти слова. И тут заговорил Ибрагим. Наверно, у него, как у всякого кавказского человека, эмоции взыграли сильнее. Или он просто решил, что теперь его очередь исповедоваться.

Глава 15

Ибрагим поднялся. Возможно, он хотел говорить стоя. Но неожиданно он пошатнулся. Посмотрел на нас всех каким-то тяжелым, мрачным взглядом. Затем пошатнулся ещё раз и снова сел. Вернее, просто плюхнулся на землю. Мы молча ждали. Он выпрямился, сложил ноги под собой. И начал говорить.

– Мне давно нужно было об этом рассказать, но я не мог никому об этом говорить. А сегодня, когда Алла сумела рассказать нам свою историю, я решил, что и она должна знать мою историю.