Записки хроноскописта - Игорь Забелин

Я высказал все это Березкину и добавил:

— Не исключено, что исчезнувший остров был последним пристанищем коссов. Во время подводного землетрясения он затонул, и с ним сгинуло все, что осталось от «земляных людей». Это, конечно, всего лишь гипотеза, но я уверен, что когда-нибудь она подтвердится. Впрочем, не так уж это важно — подтвердится или нет. Тайны коссов, или «земляных людей», больше не существует. Они жили, и они погибли. И сами они повинны в своей гибели. Когда-то люди мечтали стать свободными, как птицы. Но мечта эта — глубокое заблуждение: птицы покорны инстинкту и летят путями предков, а свобода человека — свобода мысли.

ЗАГАДКИ ХАИРХАНА

СЛОМАННЫЕ СТРЕЛЫ

Глава первая

прочитав которую, читатель убедится, что изобретение хроноскопа сделало нашу жизнь более чем беспокойной

Константин Александрович Сахаров, один из немногочисленных у нас энтузиастов пещерных исследований, зашел ко мне в феврале, но уже задолго до этого меня предупредил о предстоящем визите Рогачев. О самом Сахарове я знал совсем немного Недели за две до его прихода я прочитал в газете «Советский спорт», что в Москве наконец-то создан первый клуб спелеологов-туристов и что председателем клуба избран Сахаров Не могу объяснить почему, но мне запомнились эти строки.

Теперь передо мной стоял высокий человек средних лет, сутуловатый, с широченными плечами, и первым моим чувством после того, как он представился, было удивление, как это он, такой громоздкий, лазает по пещерам?

А потом я увидел его умные, почти черные, но как бы смягченные внутренним светом печальные глаза, и мне стало неловко: я знал, зачем он пришел, и знал, что теперь, когда Березкин занялся усовершенствованием хроноскопа, мне будет трудно выполнить его просьбу.

— Рогачев звонил мне, — не придумав ничего более умного, сказал я Присаживайтесь, пожалуйста..

Сахаров удивился.

— Зачем же он?.. Дело само себя рекомендовать должно…

Сахаров сделал отводящий жест, словно отстраняя от себя все постороннее, и сразу же заговорил о главном. Он сказал, что минувшим летом странствовал в верховьях Енисея и, в частности, провел рекогносцировочное обследование известнякового массива Хаирхан.

— Хаирхан? — переспросил я. Сахаров кивнул.

— В переводе с тувинского это означает «медведь-хан» или «медведь-хозяин».

Но я переспросил Сахарова вовсе не потому, что не понял значения слова. Наоборот — я вспомнил свою первую экспедицию, в которой участвовал много лет назад, семнадцатилетним мальчишкой, вспомнил Туву, Енисей, или Улуг-хем, как называют его местные жители, Кызыл, Шагонар…

И конечно же, перед мысленным взором моим возник Хаирхан. Отрезанный Енисеем от Куртушибинского хребта, он одиноко стоит на левом низменном берегу, иссеченный вихрями и ливнями, обнаженный, с горбатой зазубренной спиной, издали действительно похожий на гигантского лежащего медведя. Раньше мне всегда казалось, что Хаирхан все видит. Он видел, как я с рюкзаком и промывочным ковшом уходил в тайгу опробовать на золото реки, видел меня, свалившимся от усталости с лошади и ползущим к юрте, видел, как хмурым октябрьским днем я, не раздеваясь, входил по горло в ледяной Енисей, чтобы провести вдоль утесов лошадей нашего маленького поискового отряда. Выходя из гор к Енисею, я всегда разыскивал знакомый профиль Хаирхана; если он был напротив — значит, от базы экспедиции в Шагонаре меня отделял всего день пути.

— Что же дала ваша рекогносцировка? — спросил я у Сахарова.

Очевидно, безразличный тон не удался мне, и Сахаров быстро вскинул на меня глаза.

— Вам что-нибудь рассказывали о Хаирхане? — в свою очередь спросил он.

— Я сам видел его.

— И знаете, что там есть пещеры?

— Знаю. Вернее, слышал о них.

— А я побывал там. Вот и вся разница. — Сахаров улыбнулся. — К сожалению, мы сумели осмотреть только первый зал. Пещера же, судя по всему, очень большая. Будущим летом мы продолжим исследования. Думаю, что это приведет к любопытным открытиям. А в первом зале нам удалось найти глиняные черепки с загадочной пиктограммой.[1] Расшифровать ее мы не смогли. Вернее, каждый символ пиктограммы в отдельности будто бы ясен, но целиком она как-то не читается.

— И вы надеетесь, что хроноскоп поможет вам?

— Да, я на это надеюсь, — просто сказал Сахаров. — К вам, конечно, приходят с разными предложениями, быть может более интересными, чем мое. Я тоже не стал бы вас беспокоить, если бы мы не собирались продолжать исследование пещер. И не только Хаирханских. Не думайте, что пещеры — лишь прошлое человечества.

Слушая Сахарова, я мучительно пытался припомнить легенды о Хаирхане, некогда записанные мной, и потому пропустил мимо ушей его последние слова. Легенды я не вспомнил. Как нередко случается, память изменила мне в самый неподходящий момент.

— Кажется, загадки Хаирхана оставили вас равнодушным? — спросил Сахаров, внимательно наблюдавший за мной.

— Не совсем, — возразил я. — Но мы сейчас не занимаемся хроноскопией, потому что Березкин совершенствует аппарат. Кстати, он занят конструированием «электронного глаза», передатчика особого типа. Хроноскоп все-таки довольно громоздкая штука, а с «электронным глазом» мы смогли бы легко проникнуть в хаирханскую пещеру и, если потребуется, всю ее подвергнуть хроноскопии Так что придется немного подождать.

Когда несколько разочарованный моим ответом Сахаров стал прощаться, я спросил у него на всякий случай номер домашнего телефона…

Глава вторая

в которой подтверждается, что личные мотивы — увы! — до сих пор играют немалую роль в научных изысканиях; кроме того, в ней рассказывается о двух легендах и о малоудачной попытке расшифровать пиктограмму на глиняных черепках

Сахаров, сам того не подозревая, разбудил во мне полузабытые дорогие воспоминания. Через несколько дней, выкроив свободный часок, я извлек из своего архива тувинский путевой дневник и углубился в чтение. Наивные, излишне восторженные записи вызывали теперь у меня невольную улыбку, но постепенно я проникся той неповторимо романтической атмосферой, в которой жил тогда, и мне неудержимо захотелось еще раз побывать в Туве, еще раз увидеть Хаирхан. Я заглянул в конец дневника — там у меня были записаны кое-какие этнографические наблюдения и, в частности, легенды о Хаирхане.