Сохрани мгновения для друга - Алексей Черницын

это видано — даже на клубнику приходится выгонять. Уже две недели здесь обитают. И нигде, ни в одном деле не могут полностью выполнить свои обязанности.

Обиженная Агафья ушла, не обратив внимания на покосившуюся от удара дверь. Ее упреки Женька воспринял практически в свой адрес. А вот Вера Семеновна начала говорить что-то о скромности. Женька пытался просчитать, сколько еще часов можно было бы поработать, если немедленно, взяв сухой паек с собой, выступить на клубничные поля. Он все больше чувствовал в себе настоящего дельфина с разделенным на две половины мозгом: половина под напором совести и долга требовала немедленно построить людей для броска на клубнику; вторая, почти равная по величине, предлагала не рисковать и дать людям отдохнуть. В душе и голове — тоже не было никакого согласия. И, главное, Женька совершенно не представлял, как две части мозга будут договариваться на следующий день. И в этой ситуации у него оставался только один вариант дальнейшей жизни — немедленно нырять в океан и больше никогда оттуда не выходить.

Океана не было, пришлось ограничиться озером. В очередной раз пыталась взбунтоваться первая половина мозга, мало того, она еще попыталась угрожать, что по приезду в город его выдерут за срыв работ и невыполнение плана. Видимо, увидев сомнения в его глазах, Вера Семеновна подошла успокоить.

— Никто тебя ни за что не осудит. Организуй ребятам отдых, а я пойду Агафью успокою.

Женька долго смотрел вслед удаляющейся фигуре Веры Семеновны. Откуда она все знает. Но, как будто получив реальную санкцию на проведение выходного дня, начал быстро собирать командиров. На озеро брали все, начиная от сухого пайка и кончая мячами. А наблюдать за окрестностями вызвался Василий. Как оказалось, он банально не умел плавать. А кто-то тихонько раскрыл тайну — огромный студент стеснялся лишний раз раздеваться при людях.

Остатки дня прошли замечательно, особенно в сравнении с прошлыми днями. Вечером пришла успокоившаяся Агафья и, уходя, оставила ведро, прикрытое сверху пучком соломы. Как только ее сбросили чьи-то любопытные руки, глазам студентов представились две бутыли мутновато-голубоватого напитка. Но едва начали раздаваться еще не оформившиеся в конкретные предложения заявления, как Вера Семеновна твердо заявила:

— Ох, и спасибо Агафье. Какой подарок сделала деду Никифору.

Блеск в молодых глазах начал гаснуть. А Женька посчитал последнее предложение вполне справедливым — образцы вооружения были сделаны старым плотником на славу. После того, как абсолютно непьющий Агапов, отличающийся от пьющего однофамильца тем, что того звали по имени — Сашей, понес ведро по деревне, в душе Женьки установилось относительное спокойствие.

Это не помешало ему трижды за ночь пройти по периметру и проверить смену. Поймал только одного спящего, но как только пообещал первого сентября посвятить его поступку кусок времени на митинге, в ответ получил горячие и уверенные заверения, что происшедшее имело место случайно и последний раз не только в это лето, но и, вообще, в оставшейся жизни.

Следующий день начался тревожно. Привыкший за последние дни к постоянному ожиданию неприятностей Женька проснулся от посторонних звуков на дороге. Он протопал босыми ногами по холодному полу к окну — в сторону школы по разбитой колее крался жигуль, которого здорово демаскировал периодический натужный рев старого двигателя.

Машина остановилась на небольшом расстоянии от дороги. Раскрылись и со стуком захлопнулись дверцы — один человек остался курить, навалившись телом на капот машины, а второй, плотный мужчина среднего роста, огляделся по сторонам и неспешно двинулся в сторону здания школы. Когда он подошел совсем близко, Женька не выдержал и прямо из окна крикнул:

— Осторожно, там яма!

Человек замедлил движение. На краю ямы он остановился, всматриваясь в ее глубину. Так, как будто пытался увидеть самое дно вырытой траншеи. А потом покачал головой и двинулся в обход. Женька вздохнул и пошел надевать штаны. Чутье говорило, что приехали к нему. Или может даже за ним?

Внизу студенты показали высокую бдительность. Кто-то уже направлял на приезжего кривую палку, а Вовка, всячески отбивавший цепляющуюся за него кличку «аппендицит», требовал объяснений у мужчины. В коридоре первого этажа уже стояла Вера Семеновна. Студенты перестали удивляться ее внезапным появлениям — поверили, что сказывалось военное прошлое. Когда женщина утверждала, что ей приводилось и по десять дней не спать, все уже безоговорочно ей верили. Только Женьке она как-то по секрету призналась, что перегнула, и пяти суток было бы вполне достаточно.

— Я здесь старший, — представился Женька, ожидая ответа или реакции гостя.

Мужчина без слов развернул перед Женькой корочки и только после этого представился:

— Майор Бобров.

В мозгу Женьки лихорадочно зашевелились неприятные мысли — заберут или нет? А Вера Семеновна, только уже женским чутьем, постаралась перевести разговор в сторону возможной договоренности:

— Пойдемте, поговорим в апартаментах.

Услышав слово с налетом дореволюционно-дворянского прошлого, мужчина поднял на Веру Семеновну удивленный взгляд. Но ничего не сказал и двинулся следом за ней по лестнице. И только зайдя в апартаменты, он весело рассмеялся и почему-то еще раз представился:

— Бобров.

И наблюдая напряженные лица Женьки и Веры Семеновны, как-то по-домашнему, добавил:

— Я — Леночкин дядя.

Женька растерялся и не знал, что сказать. Зато Вера Семеновна немедленно оживилась, необыкновенно быстро осознав, что бури не будет. Скорее наоборот, даже не возможно, а однозначно будет поддержка. И потому стол на глазах начал заполняться чайными чашками, сахаром, вареньем, сыром и даже непонятно откуда взявшейся колбасой. Некоторая нервозность в движениях Веры Семеновны заключалась только в одном — сомнении, а можно ли предложить этому дорогому гостю рюмку — другую самогонки. Наблюдательность гостя оказалась на высоте. Проследив, куда неоднократно бегал взгляд радушной хозяйки, он заметил:

— Я на работе.

Вот так, непонятно к чему, но зато ясно для хозяйки. Но не она интересовала гостя. Стараясь незаметно исследовать Женьку с ног до головы, майор периодически бросал легкие взгляды, но разговор не начинал. Когда в апартаментах зависла неприятная тишина, гость разорвал ее вопросом:

— Я так думаю, что меня здесь хотели чаем поить, — и заулыбался.

Андрей Васильевич оказался достаточно общительным и, как утверждала впоследствии Вера Семеновна, даже обаятельным человеком. Он очень долго говорил о неудачной погоде нынешнего лета, о проблемах отдыха детей, к ним он относил и студентов, а в конце поднял вопрос слишком формального подхода к обеспечению досуга молодежи. И как-то неожиданно прозвучало его внезапное предложение:

— Ну а теперь давайте вы рассказывайте.

Четкое представление, оставшееся с армии у Женьки, диктовало жесткое основание для последующего молчания. Ситуацию спасла Вера Семеновна. Она попросила Женьку