Оборотень (СИ) - Йонг Шарлотта

Он бросился на колени и хотел схватить ее руку.

– Я жалею вас от всей души, мистер Окшот, – сказала Анна сочувственным голосом, однако отступая от него к самому окну, – но вы ошибаетесь. Если во мне есть такая сила, чему я не верю… да, я понимаю, что вы хотите сказать… но если я поступлю дурно, я тотчас же утрачу ее. Благодать свыше может спасти вас без меня.

– Я не буду просить вас поступать дурно… не нужно нарушать тех связей, которыми вы дорожите, потому что дом ваш не похож на мой; но только скажите мне, что я могу надеяться… что, если я окажусь достойным вас, то вы будете моей; что вы пожертвуете мне, несчастному, немного вашей любви.

Это было труднее всего; жалость и сочувствие, и в то же время какое-то отталкивающее чувство, вместе с магическим влиянием этих странных глаз – все это боролось в душе девушки. Она боялась его почти так же, как своей собственной слабости. Наконец, она сказала, с большим усилием:

– Я искренно жалею вас, я от души сочувствую вашему горю; я буду ужасно рада вашему счастью и всякому хорошему известию о вас, но…

– Но… я вижу… одно безумие с моей стороны думать, что такое отверженное существо может возбуждать что-нибудь, кроме отвращения, в женщине… но хоть скажите мне, что вы не любите никого другого.

– Нет, никого, – ответила она, точно под магическим влиянием его взгляда.

– Тогда вы не можете запретить мне смотреть на вас, как на мою путеводную звезду… надеяться, что если я могу…

– Вот идет дядя! – воскликнула Анна с чувством большого облегчения. – Встаньте и успокойтесь, м-р Окшот. Конечно, я не могу помешать вам думать обо мне, если это принесет вам какую-нибудь пользу; но есть гораздо высшие предметы для размышления, которые помогут вам побороть зло и стать счастливее.

Он схватил ее руку и поцеловал ее, и она не отнимала ее; потому что она действительно жалела его и к тому же ее дядя уже был близко, и все должно было кончиться.

Перегрин исчез в другую дверь в то время как д-р Вудфорд поднимался по лестнице.

– Я заказал лошадей, – начал он. – Мне сказали, что здесь был молодой Окшот.

– Он был, но ушел, – и она не могла скрыть при этом своего волнения.

– Ты покраснела, молодая девица? О, безумный малый! Но, я надеюсь, ты не думаешь о нем.

– Нет, но мне жаль его. Разве вы знаете, сэр?

– Знаю. Конечно, и твоя мать знала, Анна. Это была одна из причин ее желания, чтобы ты находилась под более надежным надзором, чем у меня. Эта горячая голова просил твоей руки у нас обоих, но мы не хотели волновать тебя, зная, что его отец будет против этого; и, кроме того, он не был в наших глазах подходящим для тебя мужем, хотя он и будущий наследник Оквуда. Я рад, что ты настолько рассудительна, что соглашаешься с нашим мнением.

– Я не могу не сожалеть о его несчастном положении, сэр, – отвечала Анна; – но другое… мне даже страшно подумать об этом… он слишком похож на домового.

– Так лучше, моя девочка, – сказал ее дядя. – Знаешь ли, получены очень хорошие известия насчет епископов[20].

Из Лондона только что приехал один джентльмен и рассказывает, что это был совершенный триумф; в то время как епископов везли в барже в Тауер, целые толпы народа стояли по берегам реки, испрашивая их благословения, и они посылали его со слезами на глазах.

Со стороны короля будет чистым безумием, если только он прикоснется к ним. Когда я был мальчиком, то народ запирал епископов в Тауер; не думал я тогда, что доживу до того времени, когда их посадит туда сам король.

Всю дорогу домой д-р Вудфорд говорил о предстоящем суде, и, пожалуй, уже начинал раскаиваться, что племянница его едет в самый центр католической пропаганды в Англии, где так мало стеснялись в средствах обращения. Встав утром с постели, он уже подумал – нельзя ли изменить ее назначение, но его удерживало чувство верности королю, и в тот же день, после полудня, случилось другое происшествие, ясно доказывавшее, что бедная девушка должна покинуть Порчестер.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она пошла вместе с ним проститься с некоторыми из жителей ближайшей деревни; и так как его задержали у одного больного, то он позволил ей идти домой одной по освещенной солнцем дороге, у подножия Портсдоуна, всего какие-нибудь четверть мили, так что замок был ясно виден в конце ее. Часто ей случалось прежде ходить по ней одной, и она никак не ожидала встретиться с двумя офицерами, пересекавшими ей путь с одной из боковых дорог около холма; один из них был Седли Арчфильд, и, увидев ее, он закричал: «А, моя красавица! Ни одна девушка не пройдет здесь без пошлины!» И они оба расставили свои руки…

– Сэр, – сказала Анна, гордо выпрямившись, – вы ошибаетесь.

– Нисколько, милая моя; тут нет исключений; – при этом они оба захохотали и хотели обнять ее, в то время как она отступала назад, стараясь сохранить спокойствие, и прибавив:

– Мой дядя здесь близко.

– Тем более нет основания спешить, – и они приблизились к ней. В этот момент между ними появился Перегрин Окшот, соскочивший с лошади с криком:

– Негодяи! Оскорблять леди!

– Леди, нечего сказать! – пасторская племянница. Через несколько секунд, показавшихся ей очень долгими, она уже была у дверей хижины, куда вбежала с криком: «Спешите, сэр! Скорее… обнажите шпаги, может быть пролита кровь, если вы опоздаете!

Он поспешил на ее призыв, не говоря ни слова, потому что в те времена, когда все носили оружие, подобные столкновения под городом, где стояло войско, были обыкновенным явлением.

Слова ее подтвердились, и войдя на порог дома, он сам увидел, что необходимо спешить, потому что шпаги уже блистали в руках противников и они стояли в оборонительной позе. Анна движением головы отказалась от стула, предложенного ей хозяйкой хижины, и с напряжением следила из дверей за своим дядей, в то время как он приближался и громко кричал им, чтобы они остановились.

Услышав его голос, они отступили назад, с опущенными шпагами в руках, но при этом глаза одного метали грозные взгляды, а другой презрительно пожимал плечами. Увидев это, доктор ускорил свои шаги, так как опасался, что они разойдутся, только отложив поединок. Он поспел вовремя и стал убеждать и доказывать, что если он сам прощает оскорбление, нанесенное его племяннице, то никто из них не имеет права думать о мщении; но каковы бы ни были его убеждения, он, во всяком случае, заставил двух молодых людей подать друг другу руки, прежде чем они разошлись, – с таким, впрочем, выражением на лицах, которое ничего не обещало хорошего в будущем; и он невольно вздохнул при этом.

– О, сестра, сестра! Ты была права. Лучше, если бы я мог отправить девушку прежде, чем возбудилась эта ссора. Но, может быть, я посылаю ее в такое место, где ей предстоят еще большие искушения и опасности. Но она хорошая девушка; Бог благослови и сохрани ее и здесь и там, и ныне и вовеки! Да хранит он также бедного д-ра Кена в его скорби, пожалуй, уже теперь окончился их суд. А, мое дитя, ты здесь! Напугал тебя этот грубиян? Пожалуй, ты испугалась не менее другого своего защитника. Но скоро ты избавишься от них.

– Да, это главное, что утешает меня при отъезде отсюда, – сказала со вздохом Анна. – Одно утешение… да… но осталась ли бы она, если бы это было предоставлено ей на выбор? При этом в ее уме промелькнула мысль, заставившая ее даже покраснеть, – не то от стыда, не то от сознания своего торжества; «Я, должно быть, имею власть над мужчинами! Я знаю, моя мать сказала бы, что это драгоценный дар, но, с другой стороны, и большая опасность. Я не буду злоупотреблять им; но к чему он меня приведет? А может быть, я только деревенская красавица, и мне суждено век оставаться никем?»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Но все-таки она предпочла бы какого-нибудь другого защитника. Он точно выскочил из-под земли в этот момент, как будто при помощи колдовства.

Глава XII

ОГНИ

Д-р Вудфорд с племянницей едва успели дойти до дверей своего дома, когда услышали за собою стук лошадиных копыт и увидели Чарльза Арчфильда, издали махающего шляпой и кричащего им «ура!»