Независимость Грузии в международной политике 1918–1921 гг. Воспоминания главного советника по иностранным делам - Зураб Давидович Авалов

Константинопольской конференции, то организация ее оказалась также делом более трудным, чем это рисовалось в объяснениях Кюльмана, данных рейхстагу 24 июня. Турция имела свои довольно сложные заботы на Кавказе, и разрешить эти задачи, например, по упрочению своего влияния в Азербайджане, по организации плебисцита в областях, предусмотренных Брест-Литовским договором и т. д., она предпочитала собственными средствами, до открытия работ конференции. Поставив целью укрепление мусульманского Кавказа и вообще разрешение кавказских вопросов в духе собственного там преобладания, Турция пригласила в Константинополь целый ряд делегаций, тщетно и долго ждавших открытия конференции и тосковавших в сладостном бездействии, на иждивении османского правительства, в лучших гостиницах Перы, в то время как велись, с проволочками и безрезультатно, переговоры с Германией и другими союзниками по подготовке возвещенной уже конференции. Неделя шла за неделей, а конференция все не созывалась.

Такое положение вещей давало нам в Берлине время с большей основательностью рассмотреть вопрос о возможных отношениях между Грузией и Германией. Как быть, если ничего не выйдет из русско-германских переговоров и из Константинопольской конференции? Требовалось найти такое обоснование грузино-германских отношений, которое обеспечило бы нам и в этом случае признание Германии и ее поддержку: летом 1918 г. признание это и поддержка являлись для Грузии политическим фактором решающего значения, без возможности его замены каким-либо другим.

Глава XIII. Ставка на Германию

34. Основания «германской ориентации»

Приступая на этот раз к регулярным переговорам с германским правительством, мы как-то молчаливо согласились оставить пока в стороне соглашения, подписанные в Поти, хотя главная их основа (обусловленность экономических выгод, предоставляемых Германии, политической поддержкой дела независимости Грузии) не могла отвергаться или быть изменена. В этом смысле наши берлинские переговоры были, конечно, продолжением и завершением начатого в Батуме и Поти.

Прежде всего надлежало изложить основные политические и экономические данные, относящиеся к проблеме независимости Грузии. Н. Я. Николадзе составил экономический обзор; я же взял на себя задачу исторического и политического освещения вопроса о независимости Грузии.

В особом «объяснительном меморандуме» дается сжатое изображение судьбы Грузии, преимущественно последних эпох – сначала под русским протекторатом, затем под непосредственным управлением России, – и главнейших фактов из истории обособления Закавказья в 1917 г., полного его отделения и, наконец, провозглашения независимости Грузии 26 мая 1918 г.

Данные эти резюмированы в п. 9 этого меморандума в следующих выражениях:

«Соединенная с Россией на основании политических соглашений, заключенных грузинскими династиями, Грузия, не будучи завоевана силой русского оружия, оставалась и под столетним владычеством России – живым национальным организмом, ожидавшим лишь благоприятного времени для осуществления своих непогашаемых национальных прав и для заявления своих политических требований.

Оставаясь верной России в течение великой войны до заключения Брест-Литовского мира, Грузия не могла отнестись равнодушно к действиям русского правительства, открывшего ее границы вторжению неприятеля и уступившего ему по договору грузинские области. Предоставленная таким образом своей участи, Грузия, после крушения и полного уничтожения русской государственности в Закавказье, содействовала сначала упрочению здесь независимого государственного строя, а затем приступила к организации своего собственного государства, свободного, силою происшедших событий, от всяких обязательств по отношению к России, правительство которой признало, впрочем, особым декретом полную свободу каждого народа, входившего в состав России, избрать подходящий для него политический режим, включая полное отделение от России.

Вернувшись, таким образом, вновь к осуществлению своих прав, приостановленному во время русского владычества, грузинский народ предполагает ныне устроить свое государство и свои международные связи свободно и так, чтобы ему обеспечено было длительное пользование своими восстановленными правами, на благо Грузии и всего Кавказа».

Этим документом[63] имелось в виду показать, что провозглашение независимости Грузии было естественным, неизбежным последствием стародавней исторической традиции, национального сознания молодой грузинской демократии и last but not least – распада Российской империи в 1917 г.

Вслед за этим пояснением обстоятельств и причин, вызвавших провозглашение независимости Грузии 26 мая 1918 г., необходимо было изложить существо политических целей, которые мы преследовали, и характер поддержки, которой мы искали в Берлине.

Иными словами: надлежало дать мотивировку и выразить точный смысл той так называемой германской ориентации, которую весною 1918 г. мы избрали. И это после того, как всего только в ноябре 1917 г. необходимость сохранения российской ориентации была признана грузинским национальным совещанием!

Чтобы понять эту перемену, надо вспомнить, что между двумя этими датами произошло крушение всероссийской демократии (благодаря разгону Учредительного собрания) и крушение Российской империи, засвидетельствованное в Брест-Литовске.

Распад России был действительным событием. Прежней империи уже не существовало в начале 1918 г. А на границах неустроенной еще Грузии стояли турки: и выше достаточно подробно рассказано, как, почему и с каким успехом Грузия избавилась от непосредственной опасности благодаря «германской ориентации» – то есть политическому курсу, подсказанному фактическими условиями тех дней.

Но этого объяснения злободневными обстоятельствами далеко не достаточно: в этой «германской ориентации» было сначала же нечто более глубокое, нечто непосредственно связанное с осознанием путей и потребностей развития и самоутверждения нации, явно хиревшей в условиях русской государственности XIX и начала XX в.

Здесь сказалось и стремление примкнуться более непосредственно к Европе, к тому, что мыслилось средоточием и главным очагом культурных движений; и желание высвободиться из слишком обременительных и опасных тисков одностороннего русского влияния; и надежда обосновать прочнее национальную будущность Грузии, включив ее как самостоятельное звено в будущую политическую систему Ближнего Востока.

Какова будет эта система, трудно было предвидеть; но выступить как политическая единица, как один из факторов, принимаемых в расчет, было и естественно, и благоразумно.

Так наметился тот вариант «примыкания к Европе», который лег в основание грузинской политики начиная с Батумской конференции мая 1918 г. и который можно назвать «германским» или «среднеевропейским» – направление этого варианта точно соответствовало политической обстановке востока Европы и Ближнего Востока в момент, когда Грузии пришлось впервые решаться и выбирать.

В свое время «российская ориентация» Грузии была также исторически необходимым и географически предопределенным вариантом примыкания к миру христианской культуры и образованности: в XVIII столетии попытки Грузии найти поддержку в Западной Европе были безнадежны и безуспешны. В 1918 г. условия представлялись иными: соприкосновение с Европой благодаря ее интересам и влиянию на Востоке достигалось сравнительно легко, становилось уже вопросом практической политики, источником осязательных достижений. Но повторяю: этот первый вариант европейской ориентации Грузии гласил по необходимости: Германия, Срединная Европа.

От этих разъяснений перейду к изложению второго меморандума (от 17 июня 1918 г.), в котором именно и излагались политические цели Грузии и намечалась схема ее взаимоотношений с Германией.

После ссылки на причины и последствия присоединения Грузии к России в начале XIX в. в этом документе говорится о желании грузинского народа опереться на такую державу, со стороны которой нет