Независимость Грузии в международной политике 1918–1921 гг. Воспоминания главного советника по иностранным делам - Зураб Давидович Авалов

положение представителя Германии в Грузии?» – «По форме это обычный дипломатический представитель; по существу он, быть может, приближался бы к английскому резиденту при самостоятельном индийском государстве. Разумеется, я имею в виду юридическую схему, а не бытовую или социально-политическую сторону дела… И я знаю, что грузины – не индусы».

14 июня

Вечером прием у фон В. Опять молодые дипломаты, ориенталисты и пр. Был там, впрочем, еще один крупный импортер персидских ковров и шерсти (линия Поти – Тифлис – Тавриз!), а также один из заправил Имперского банка, фон Глазенапп, оказавшийся университетским товарищем К. Ф. Гана, учителя немецкого языка многих поколений в 1-й Тифлисской классической гимназии.

30. Затруднения и достижения

16 июня

Сегодня «общее присутствие» делегации выслушало мой второй меморандум. Первый изображал, кто мы такие; второй – чего мы, собственно, желаем от Германии.

М. Церетели и Г. Мачабели – ценная находка; они водят А. Чхенкели в люди и служат хорошей приправой к этому солидному, но не столь легко перевариваемому блюду.

«Рутина» нашей канцелярии хромает. Обязанностями секретаря обременили Спиридона Кедиа, одного из немногих в Грузии парламентариев, прекрасного оратора и журналиста: ему теперь бы в Тифлисе работать, а не возиться здесь с «делами».

17 июня

Генерал фон Лоссов сообщает, что турки – в Тавризе. На место Вехиба назначен брат его Эссад-паша. В официальном сообщении, опубликованном в Константинополе после возвращения Халил-бея из Батума, говорится, что подписанные в Батуме соглашения не окончательны. Это уже отбой, по мнению Лоссова. Он посылает наши меморандумы в главную квартиру.

18 июня

Посетили втроем (Чхенкели, Николадзе, я) в здании министерства народного хозяйства (Reichswirtschaftsamt) барона фон Штейна, государственного секретаря по сей части. Он находит, что было бы, пожалуй, правильнее, вместо устройства одного общества по разработке горных богатств Грузии, создать ряд обществ – по отдельным отраслям.

Штейн, как все они, интересовался хлопком, шерстью и т. д.

В Тифлисе два германских батальона (1800 человек). Быть может, прибудет еще артиллерия.

Нефти в Грузии всего на три недели: нефтяная зависимость от Баку полная.

Еще известие (из германских источников): в Борчалинском уезде «банды» потребовали присоединения к Азербайджану. Благодаря оказанному противодействию осложнений не было.

На станции Евлах убит татарами австрийский офицер. За этими татарскими гримасами чуется злоба турок на союзников – неверных.

Кстати, Австро-Венгрия также посылает в Тифлис своего представителя – барона фон Франкенштейна.

Вечером опять втроем, в министерстве иностранных дел. Сначала у фон Розенберга и доктора Гепперта. Сообщаю им вкратце положения нашего второго меморандума, до них еще не дошедшего: Грузия – независимое государство; привилегированность положения Германии, вытекающая из совокупности договоров и т. д. Затем долго сидели у товарища министра барона фон Буше. По дороге к нему фон Розенберг говорит: «А мы думали, что речь будет идти о более тесном единении с Германией и что Грузия будет нашим Schutzstaat[50]». – «Знаете, – отвечаю я, – по существу я не боюсь протектората: но этот термин Schutzstaat звучит теперь для меня немного… как бы сказать?.. по-африкански».

Вернувшись от фон Буше, продолжаем беседу. Чхенкели, по своему обыкновению, настаивает на историческом праве Грузии на независимость, автоматически будто бы воспрянувшем с «уходом русских», на трактате 1783 г. и т. д. Гепперт к этим доводам относится скептически.

Однако было бы бесплодно препираться об этих вещах. Чтобы создать более практическую основу для отделения от России, почему не обратиться к плебисциту?

Другой их совет был: постараться устроить так, чтобы бакинский нефтепромышленный район не был совсем оторван от России. Тогда, по их мнению, облегчился бы и вопрос о признании Грузии Россией.

Эти соображения я нахожу очень интересными: они показывают практическое старание германской дипломатии измыслить путь для установления компромисса между московским и тифлисским правительствами. Чхенкели они не пришлись по вкусу: нас, говорил он, Россия должна и так признать, мы были независимое государство, мы не были завоеваны, подобно другим провинциям Кавказа, и т. д.

Вечером долго сидел здесь П. Рорбах, публицист, идеолог германского империализма. Он родом балтиец (уверяет, что Германия способна очень скоро колонизовать Курляндию, благодаря слабой рождаемости латышей!), бывал часто в Грузии, знает даже Сванетию, Месхетию. О многом допытывался, между прочим, о форме правления. «Есть ли в Грузии потомки старой династии?»

Рорбах утверждает, что из всех членов рейхстага едва ли найдется человек тридцать, которые знают, где Грузия. (Так ли это важно, когда 1800 германцев в Тифлисе?)

20 июня

Вчера генерал Кресс должен был выехать из Константинополя в Поти.

В Константинополь приехали грузинские делегаты: Гегечкори, Одишелидзе, Гвазава и др. Здесь почему-то вообразили, что это прескверно, что теперь Турция расстроит нашу работу в Берлине. Целая паника! Все пропало, восклицает Николадзе (?!). Мих. Церетели затянул что-то заунывное. Я старался доказать им, что мы только выигрываем от приезда этой делегации (но зачем она такая многочисленная?) в Константинополь; что с Турцией следует говорить дружелюбно; что такие непосредственные разговоры укрепляют нас здесь и заставят торопиться с признанием независимости Грузии самое Германию.

Более того: полагаю, что совершенно недипломатично было нашему министру иностранных дел ехать сюда, как бы игнорируя Константинополь: своим присутствием там он, напротив, успешно маскировал бы нашу работу здесь.

Чхенкели вызвал телеграфно Гегечкори в Берлин.

21 июня

Вдвоем с Чхенкели в министерстве иностранных дел, у действительного тайного советника Криге для решительного разговора о возможности формального признания Германией независимости Грузии. Генерал фон Лоссов, которому, как военному, несколько докучают все эти тонкости регулярной дипломатии, советовал говорить с Криге поэнергичнее и настаивать на особых правах Грузии: этими «особыми правами» и трактатом 1783 г. бравого генерала начинил Чхенкели.

Итак, заговорили о признании.

Криге. «Германия не может этого сделать раньше России, потому что, раз заключен Брест-Литовский мир, такое признание было бы актом враждебным по отношению к России. Там, в Брест-Литовске, Россия предлагала нам признать право народов на самоопределение в значении общего принципа международного права. Мы это предложение тогда категорически отвергли; как же можем мы теперь, на основании состоявшегося акта самоопределения Грузии, признать независимость части России, объявившей себя самостоятельной? Мы уподобились бы крестьянину, который отказался наотрез купить коня по предложенной ему цене, а затем пожелал бы попросту вывести его из стойла, на том основании, что ему предлагали его купить…

Вы говорите далее, что у Грузии свои особые права… Не вдаваясь в их критику, скажу, однако, что Грузия если и была государством, то перестала им быть. Позднейшие факты создали новое положение вещей. И во всяком случае: ссылка на особые права уместна в отношениях между Россией и Грузией, но не между Россией и третьей державой.