Круглый счастливчик - Леонид Треер

Дождавшись, когда все стулья опустели, он постучался в дверь и вошел.

Врач Пащенко, молодой здоровяк, недавно кончивший с трудом институт, что-то быстро писал на листках. Не поднимая головы, он буркнул: «Раздевайтесь за ширмочкой», и Галкин покорно побрел за ширму.

Раздевшись, он вышел оттуда, держа руки по швам. Доктор продолжал писать. В кабинете было прохладно, и кожа инженера покрылась пупырышками. Переминаясь с ноги на ногу, он читал висящие на стене таблички с советами молодым матерям.

Пащенко заполнил, наконец, листочки, сказал: «Я вас слушаю!» и поднял глаза. Если бы он сейчас увидел лошадь, он, пожалуй, поразился бы меньше.

— Товарищ, — сказал врач. — Вы ошиблись кабинетом…

— Я не ошибся! — волнуясь, ответил Галкин и начал торопливо пересказывать свою историю.

«На сумасшедшего, вроде, не похож, — размышлял Пащенко, слушая необычного посетителя, — а справку просит идиотскую… Как бы не влипнуть…»

Инженер кончил говорить.

— Теоретически, конечно, исключено, — задумчиво произнес врач, — но, если не ошибаюсь, в году… то ли в тысяча семьсот, то ли в тысяча восемьсот, точно не помню, в Южной Америке имела место мать мужского пола…

У инженера разом вспотели ладони и пересохло во рту.

— Но не будем торопиться, — продолжал Пащенко. — Прежде всего, принесите мне справку, что у вас в роду аналогичных случаев не наблюдалось!

И вот теперь Галкин лежал во втором часу ночи в своей постели, страдая от бессонницы. Он перебирал всех своих родственников до третьего колена, но никаких отклонений вспомнить не мог. Дед, правда, рассказывал про какого-то далекого предка, мелкого чиновника, который никогда не был женат, но, тем не менее, вырастил двух детей…

— Чушь, — прошептал инженер, переворачиваясь на другой бок.

Под утро он впал в тревожное забытье. Ему снились джунгли Южной Америки, в которых страшно кричала мать мужского пола. Потом возник врач Пащенко и протянул Галкину младенца. У младенца почему-то оказалось лицо главбуха, и инженер проснулся в ужасе.

На другой день он начал ходить по разным учреждениям в поисках справки, что у него в роду по мужской линии никаких отклонений не было. Одни шарахались от него, грозя позвонить, куда следует. Другие слушали с сочувствием, но помочь не решались. Лишь на десятый день сердобольная дама из домоуправления сочинила нужную бумажку. Он прибежал с ней к Пащенко.

Врач тоскливо разглядывал справку, не зная, как отвязаться от странного человека. Затем протянул Галкину направления на анализ крови и мочи и сказал:

— Давайте не будем торопиться. Приходите через две недели…

Прямо из поликлиники взволнованный инженер отправился в библиотеку, где принялся рыться в медицинских справочниках. Чем больше он узнавал из книг, тем тягостней ему становилось. Галкин сразу вспомнил, что в последние дни его частенько подташнивало и что многие запахи стали его раздражать. Но больше всего Галкина поразил тот факт, что уже несколько месяцев он постоянно и с большим удовольствием ест селедку, а также соленые огурцы…

Две недели он не находил себе места. По вечерам Галкин созерцал свой живот и убеждался, что он растет. Ел Галкин, правда, за двоих, но в его положении это было вполне естественно.

В назначенный день он пришел в поликлинику. Пащенко при виде его заскрежетал зубами, занервничал и решил ставить точку.

— Вот что! — строго сказал врач. — Оставьте меня в покое со своей дурацкой справкой. И не просите!

— И не прошу, — грустно отозвался Галкин и начал выкладывать свои ощущения и симптомы. Пащенко слушал его сначала с удивлением, затем — с интересом. «Да он же псих! — теперь врач не сомневался. — Типичная мания. Как же я сразу не просек!»

— Ну что ж, дорогой, — задушевно сказал Пащенко. — Значит, будем рожать… Как говорится, погуляли — нагуляли! Не вы первый, не вы последний, Ждите схваток!

На прощание он вручил Галкину памятку будущей матери.

Теперь, когда все прояснилось, Галкин успокоился и стал готовиться морально и физически. Прочитав, что нужно накапливать в организме витамины, он начал поглощать столько овощей и фруктов, что в животе у него постоянно гудело и толкалось. Толчки эти воспринимались им как должное. Инженер располнел и был вынужден купить новый костюм на два размера больше. Он забросил работу, а когда начальник пригрозил увольнением, Галкин усмехнулся и тихо ответил:

— Не выйдет, Пал Ваныч. Закон на стороне будущей матери…

От этих загадочных слов начальник совершенно растерялся и тут же выскочил из комнаты.

Сидя как-то в троллейбусе, на переднем кресле, Галкин случайно услышал беседу двух гражданок в интересном положении. Из их разговора он узнал, что главное на последних месяцах — есть побольше грецких орехов. В тот же день он купил на базаре три кило орехов и весь вечер щелкал их до одури, умяв не меньше килограмма. В полночь начались схватки. Было очень больно. Галкин, хотя и ждал этого события, все же испугался и сразу вызвал «скорую».

Его быстро доставили в приемный покой. Дежурный врач надавил ему на живот и быстро отдернул руку. Инженер вскрикнул.

— Ясно! — сказал врач и повернулся к медсестре: — В десятую!

В десятой палате лежали одни мужчины.

«Господи, неужели столько случаев?» — поразился Галкин и хотел спросить об этом медсестру. Но медсестра быстро всадила ему шприц ниже спины и исчезла.

Утром инженеру вырезали аппендикс. Галкин был доволен, что все кончилось благополучно, но в глубине души испытывал некоторое разочарование. Выписываясь из больницы, он все-таки уговорил врача выдать ему нужную справку.

ПАЛЬТО

В мужском ателье было людно, но тихо. Заказчики сидели вдоль стен, прижимая к животам отрезы. Самые смелые листали ветхие журналы мод, завидуя стройным красавчикам. В кабинах для примерки священнодействовали закройщики, набрасывая метровое лассо на покорных клиентов.

В одной из кабин, подняв руки, застыл Арсений Фиклистов, скромный служащий на пятом десятке. Сегодня великий маэстро Леончик закладывал фундамент его нового пальто. Сам Казимир Леончик, который шил двум академикам и трем народным артистам, снимал с него мерку. Случай был сложный: ширина талии Фиклистова превышала ширину плеч.

«Большой мастер, — с тревогой думал Арсений, — пятеркой не отделаешься…»

По ночам ему снилась ударная стройка. Будто строили ему на городской площади двадцатиэтажное пальто. Пальто стояло в лесах, как Успенский собор при реставрации. На лесах стрекотали сотни швейных машинок. Подлетали самосвалы с шотландским драпом. Монтажники ставили рукава. А на вершине, на воротнике из каракулевых облаков, сидел лично закройщик Леончик с чертежами.

— Арсений! — кричал большой мастер в рупор. — Какой подклад ставить? Суперприму? Или импорт-экспорт?

— Супер ставь, супер! — отвечал Фиклистов и просыпался от собственного крика.

Через месяц он пришел в ателье получать вещь. Закройщик прихрамывал: три дня назад, на генеральной примерке, тяжелый зипун режиссера Ухиди упал ему на ногу. Они скрылись в кабине, и Леончик торжественно вручил Арсению пальто. Фиклистов просунул руки в шелковую прохладу рукавов, застегнул пуговицы, глянул в зеркало и замер. Он не увидел служащего с окладом 150 рублей. На него смотрела личность, от которой ждут окончательных решений. Уверенный в себе человек заполнял все зеркало, и даже Казимир Леончик, который шил двум академикам и трем народным артистам, притих и съежился.

От денег закройщик отказался мягко, но решительно:

— Не берем, — вежливо бубнил Леончик, холодно глядя на десятирублевку. — Это наша работа! В человеке все должно быть прекрасно…

Арсений вышел из кабины солидный, как бог. Заказчики замерли, борясь с желанием встать. Кассирша ахнула и умчалась к заведующему, повалив семью манекенов. Фиклистов, слегка смутившись, покинул ателье.

Новое пальто странным образом действовало на окружающих. Жена, увидев Арсения, почему-то заплакала и стала обращаться к нему на вы. Соседи, встречая Фиклистова на лестнице, прижимались к стене, шептали «Здрасьте» и каменели. Даже трудный подросток Гера перестал царапать на дверях фиклистовской квартиры свои грубые афоризмы.

Чтобы усилить поражающую способность пальто, на подкладке, в районе вешалки, была вышита надпись «Не кантовать».

Гардеробщицы носили пальто в горизонтальном положении на вытянутых руках. Милиционеры в тихих райцентрах, куда Арсений приезжал по делам, отдавали ему честь. Таксисты соглашались везти Фиклистова туда, куда вообще никого не возили. Женщины, прежде не замечавшие Фиклистова, вдруг начали вздыхать в его присутствии и петь пронзительные романсы, как сирены, завлекающие Одиссея. Но Одиссей проплывал мимо них в новом пальто, накрепко привязанный к мачте семейного корабля.