Счет по-венециански - Донна Леон

— Присаживайтесь, комиссар, — проговорил Беньямино. Голос его остался прежним, глубоким и звучным, как у певца.

— Спасибо, ваша честь, — сказал Брунетти и занял один из четырех стульев, стоявших у стола судьи.

— Мне жаль, но у меня осталось еще меньше времени, чем я рассчитывал. — Произнеся эту фразу, судья сделал паузу, будто до него только что дошел смысл сказанного им самим. На его лице мелькнула слабая печальная улыбка, и он добавил: — Я имею в виду сегодня днем. Так что, если вы могли бы изложить суть вашего дела покороче, я был бы вам очень признателен. Если же это невозможно, мы можем поговорить дня через два, коли вам все еще будет нужна моя помощь.

— Разумеется, ваша честь. Я очень признателен вам, что смогли уделить мне немного времени.

Брунетти смолк на мгновенье и встретился с судьей глазами. Оба они понимали, насколько шаблонно звучат эти слова.

— Да, — только и сказал судья.

— Карло Тревизан, — проговорил Брунетти.

— Что конкретно?

— Кому могла быть выгодна его смерть? В каких отношениях он был со своим шурином? С женой? Почему лет пять тому назад его дочка всем рассказывала, будто ее родители боятся, что ее могут похитить? И были ли у него какие-то дела с мафией, а если да, то какие?

Судья Беньямино ничего не записывал, просто выслушал. Потом поставил локти на стол и показал Брунетти руку с растопыренными пальцами.

— Два года тому назад на работу к нему в контору поступил адвокат, Сальваторе Мартуччи. Он привел с собой собственных клиентов. У них с Тревизаном было соглашение, что через год Мартуччи станет равноправным партнером и совладельцем практики. Ходили слухи, что Тревизан передумал и не захотел соблюдать договоренности. Со смертью Тревизана Мартуччи стал единственным и полноправным владельцем всей практики. — Судья загнул большой палец. — Шурин его — скользкий тип, чрезвычайно скользкий. Есть непроверенные данные — и меня вполне могут привлечь к уголовной ответственности за клевету, если я предам их огласке, — так вот, есть данные, что, если у кого-то возникает желание уйти от налогов на международные торговые операции или, к примеру, требуется узнать, кому дать на лапу, чтобы грузы не досматривали на таможне, то обращаются именно к нему. — И он загнул указательный палец. — У жены роман с Мартуччи. — Средний палец. — Лет пять тому назад, опять же по слухам, Тревизан ввязался в какие-то финансовые махинации с двумя типами из мафии Палермо, известными своей жестокостью. Не знаю, как именно он был с ними связан, был ли там криминал или нет, не знаю даже, работал ли он с ними добровольно или по принуждению.

Слышал только, что либо они были в нем очень заинтересованы, либо он в них — тогда как раз должна была вот-вот открыться Восточная Европа, а значит, появлялись новые возможности для работы с этими странами. Считалось, что мафиози этого клана похищают и убивают детей тех, кто осмеливается отказываться от их деловых предложений. Говорят, что какое-то время Тревизан был очень напуган, но потом успокоился. — Он загнул два оставшихся пальца и заключил: — Кажется, я ответил на все ваши вопросы.

Брунетти поднялся:

— Спасибо, ваша честь.

— Не за что, комиссар.

Они не сказали друг другу ни слова ни о Роберте, умершем год назад от передозировки, ни о раке, который пожирал печень судьи Беньямино. Брунетти забрал у охраны свой пистолет и покинул здание суда.

Глава 18

На следующее утро, придя на работу, Брунетти первым делом позвонил домой Барбаре Дзорци. Дождавшись гудка, он заговорил:

— Доктор, это Гвидо Брунетти. Если вы дома, возьмите трубку. Мне снова нужно поговорить с вами по поводу Тревизанов. Я выяснил, что…

— Да? — Она не стала тратить времени на приветствия и прочие условности, что, впрочем, вовсе не удивило Брунетти.

— Я бы хотел узнать, не обращалась ли к тебе синьора Тревизан в связи с беременностью? — Не дав ей ответить, он уточнил: — Своей собственной, не дочери?

— Зачем тебе это знать?

— В отчете о вскрытии говорится, что ее мужу делали вазэктомию.

— Как давно?

— Не знаю. А это имеет значение?

Повисла долгая пауза.

— Нет, полагаю, что не имеет, — проговорила она наконец. — Два года назад она пришла ко мне, потому что думала, что беременна. Ей был тогда сорок один год, так что в этом не было ничего невозможного.

— И что оказалось?

— Она ошиблась.

— Она сильно нервничала из-за этого?

— Тогда я сочла, что нет — ну, по крайней мере не больше, чем всякая женщина ее возраста, считавшая, что у нее все это позади. А сейчас я бы сказала, что да, нервничала.

— Спасибо, — сказал Брунетти.

— И это все? — Голос выдал ее удивление.

— Да.

— И ты даже не спросишь, не знаю ли я, кто отец ребенка?

— Нет. Я думаю, если бы ты считала, что им может быть кто-то, кроме Тревизана, ты бы сказала мне об этом во время нашей предыдущей встречи.

Какое-то время она молчала, а потом протянула, словно очнувшись:

— Да-а, возможно, сказала бы.

— Вот и хорошо.

— Наверно.

— Спасибо, — сказал Брунетти и повесил трубку.

Затем он позвонил в контору Тревизана и попытался договориться о встрече с адвокатом Сальваторе Мартуччи, но ему сообщили, что тот уехал в командировку в Милан и свяжется с Брунетти, как только вернется в Венецию. Никаких новых бумаг на столе не появилось, так что он принялся за составленный накануне список, параллельно обдумывая сведения, полученные от судьи.

Он ни на секунду не сомневался в том, что эти сведения соответствовали действительности, и поэтому не стал тратить время на их проверку. Теперь, узнав о возможной связи Тревизана с мафией, он был склонен видеть в убийстве адвоката возмездие — таинственное и внезапное, как вспышка молнии. Судя по имени, Мартуччи южанин. «Главное, — предостерегал сам себя Гвидо, — не поддавайся влиянию предрассудков и не делай поспешных выводов, особенно если окажется, что он родом с Сицилии».

Вопрос о дочери убитого и ее болтовни о том, что родители опасаются похищения, остался открытым. Сегодня утром перед уходом на работу Брунетти сказал Кьяре, что полиция уже все выяснила относительно мнимых похитителей Франчески и больше не нуждается в ее помощи. Вероятность, даже минимальная, что интерес Кьяры к предмету, имеющему отношение к мафии, каким-то образом выйдет наружу, ужасала его, и он знал, что лучший способ пригасить ее интерес — продемонстрировать ей, что самого его эта тема больше не интересует.

Ход его мыслей прервал стук в дверь.

— Войдите, — выкрикнул он и, подняв глаза, увидел перед собой синьорину Элеттру. Она открыла дверь и пропустила вперед какого-то мужчину.

— Комиссар, — сказала она, — позвольте представить вам синьора Джорджо Рондини. Он хотел бы с вами поговорить.

Мужчина, которого она представила, был выше ее на целую голову, а весил, похоже, не больше, чем она. Сходство с портретами Эль Греко, которое придавала ему худоба, усиливали темная бородка клинышком и черные глаза, сверкавшие из-под густых бровей.

— Пожалуйста, присаживайтесь, синьор Рондини. — Брунетти встал, чтобы поприветствовать посетителя. — Чем я могу быть вам полезен?

Пока Рондини усаживался, синьорина Элеттра отошла к двери, которую она оставила открытой, и задержалась на пороге. Она не тронулась с места, пока Брунетти не посмотрел в ее сторону, тогда она показала пальцем на спину гостя и проговорила одними губами, словно Брунетти внезапно сделался глухим: «Джорджо». Гвидо ответил почти незаметным кивком и сказал:

— Спасибо, синьорина.

Она вышла и закрыла за собой дверь.

Некоторое время оба сидели молча. Рондини смотрел по сторонам, Брунетти глядел на список у себя на столе. Наконец Рондини произнес:

— Комиссар, я к вам за советом.

— Слушаю вас, синьор Рондини, — сказал Брунетти и поднял на него глаза.

— По поводу судимости, — вымолвил посетитель и замолчал.

— Судимости, синьор Рондини?

— Ну да, из-за той истории на пляже. — И он слабо улыбнулся комиссару, как бы призывая того вспомнить нечто, давно ему известное.

— Простите, но я ничего об этом не знаю. Не могли бы вы объяснить мне, о чем речь?

Улыбка мгновенно исчезла с лица гостя и сменилась страдальческим, смущенным взглядом.

— Так Элеттра вам не рассказала?

— Боюсь, что нет, мы не говорили о вас.

Заметив, что Джорджо растерялся, он добавил с улыбкой:

— Разве только о той неоценимой помощи, которую вы нам оказываете, об этом мы, конечно, говорили. Мы продвинулись в расследовании исключительно благодаря вам.

Тот факт, что на самом деле никаких особых подвижек не произошло, никак не означал, что Брунетти врет.

Рондини молчал, и Гвидо решил его слегка поторопить: