Бесприютный - Фред Варгас

– Ты что, хочешь сказать, что у этого типа есть двойники? – сказал Луи, останавливая машину у кафе.

– Да нет, не думаю. Люсьен уверяет, что он уникален, что природа, создав его, разбила форму.

– Что ж, тем лучше, – сказал Луи, выходя из машины, – первая радостная новость за эту неделю.

– А что с Нервалем? Ты рассказал о нем в полиции?

– Честно рассказал. Я дал Луазелю прочесть всю строфу. Но он не поверил. Сказал, что мы имеем дело с убийствами, а не с литературным салоном.

– Они не будут следить за улицами?

– Даже не собираются.

– А как же женщины? Следующие?

Луи развел руками.

– Пойдем, – сказал он, – выпьем кофе в кафе.

Приятели сели за уединенный столик у окна.

– Подними свою авторитетную руку и закажи два пива, – сказал Марк, – тебе тоже плевать на эти улицы?

– Да, ты же сам знаешь.

– Я имею в виду: ты настолько не веришь в это сам, что готов и других в этом убедить? И никакие сомнения тебя не гложут?

– Они меня постоянно гложут, и ты это прекрасно знаешь.

– Да. Это муха жужжит.

– Что за муха?

– Муха под шляпой. Так сказал отчим жабы. Что ты о нем скажешь?

Луи поморщился:

– Ему нравятся женщины на коленях, женщины-жертвы, слабые, умоляющие, униженные, лица, искаженные покорностью. И это не так уж банально. Он вполне подходит на роль третьего насильника. У него склад ума подходящий, и ему это не дает покоя. Николь Бердо у него вышла мрачноватой, как считаешь?

– А что с третьей женщиной? Что думают в полиции?

– Да ничего они не думают, потому что уверены, что знают, кто убийца. Все, что можно о ней сказать, – ее совершенно ничто не связывает с двумя предыдущими жертвами. Это была спокойная, полноватая девушка, и ее зверски убили, как и других. Никаких следов сексуального насилия. Цветочного горшка с отпечатками там не было.

– И все-таки это еще не оправдывает Мартиного питомца, – вздохнул Марк. – В одиннадцать вечера папоротник в горшке не купишь. А следы на ковре?

– Да, они там были, совершенно непонятно откуда. Похоже на полосы на ковре, их еле видно. Луазель заметил, потому что я ему сказал.

– И что он думает?

– Пока ничего.

– А ты?

– Тоже. Но это что-нибудь да значит, я уверен. И возможно, здесь ключ к разгадке. И если мы его найдем, мы спасем Клемана Воке. Это знак, оставленный убийцей, его личное клеймо, без которого он не обходится. Его подпись, в каком-то роде. Мли след его мухи.

– Мухи?

– Ну да, мухи, ты же сам сказал. Мухи в голове убийцы.

Марк кивнул.

– Огромной навозной мухи, – заключил он.

– Вот именно, – сказал Луи.

Глава 29

Луи подвез Марка до Гнилой лачуги на улице Шаль в одиннадцать часов после четырех кружек пива и двух рюмок коньяку. Марк снова разговорился и даже слегка повеселел, а Луи опять напутствовал его вести себя крайне осторожно этой ночью. Он сам слегка захмелел – кроме прочего он выпил еще два бокала белого сансерского вина с Полем Мерленом у него в кабинете и теперь тяжело поднимался по лестнице своего дома.

Он машинально прошелся по комнате, озабоченно взглянул на перевод Бисмарка, который корчился в муках у него на столе с прошлой среды, принес себе бутылку воды в постель. Вялой рукой встряхнул простыню. Так он делал каждый вечер с тех пор, как Бюфо завел гадкую привычку забираться на ночь к нему под одеяло – старое стеганое немецкое одеяло, доставшееся ему от отца. Тяжелое, как мешок цемента, очень хорошее, когда надо удержать вас в постели после четырех кружек пива, если кружится голова. Бюфо оно тоже нравилось, потому что ему там было хорошо, как в тесной расселине скалы. Луи каждый раз приходилось выгонять Бюфо, и тогда он искал убежища на книжной полке за непроходимыми томами «Большого Ларусса» девятнадцатого века. Луи суеверно относился к этому. Пока жаба ночует в другом месте, у него оставалась надежда, что он не вечно будет спать в постели один. Надежда, как известно, умирает последней.

– Кыш, Бюфо, – Луи осторожно взял его в руки, – ты преступаешь права земноводного. А вдруг я жду кого-нибудь? И вовсе не принцессу, превращенную в мерзкую жабу вроде тебя, а настоящую красивую женщину, которая будет любить только меня. Смеешься? Это ты зря, приятель. Такое вполне может случиться. Настоящая красивая женщина, на двух ногах, а не покорная девица, сдавшаяся на милость победителю, каких строгает себе старый Клермон. Ты правильно сделал, что не пошел со мной, он бы тебе не понравился. Ты слишком чист душой, так же как Марк. Зато, думаю, вы бы подружились с Мерленом. Он как две капли воды похож на твоего дедушку, а еще у него бочковой сан-сер. В любом случае, если прелестное создание явится сегодня, постарайся вести себя более гостеприимно, а не как с Соней. Ты не помнишь Соню? Девушка, которая жила здесь в прошлом году и на которую ты дулся целых пять месяцев. Соня ушла, ты ей не нравился. Да и я тоже.

Луи посадил Бюфо за «Большой Ларусс».

– И пожалуйста, не пытайся прочесть все это, а то голова разболится.

Он погасил свет и рухнул на постель, попытался представить себе существо, которое разделило бы с ним эту ночь, и быстро понял, что так просто ему сегодня не уснуть. Кровь пульсировала в ступнях, перед глазами быстро мелькали картинки. Вот черт… Он лег на спину, вытянул руки вдоль тела, но образы трех убитых женщин то и дело возникали перед ним. Последняя, Поль, упрекала его за то, что он ничего не сделал, чтобы ее спасти, за то, что он высмеял гипотезу Люсьена об улице Звезды. Он спокойно объяснил ей, что в тот час, когда Люсьен Девернуа излагал свою поэтическую теорию, она уже была мертва. Луи было слишком жарко, и он откинул одеяло. Тем временем появилась четвертая женщина, которая должна была погибнуть от рук убийцы в пятницу, коленопреклоненная и умоляющая, как статуэтки старика Клермона. У нее было трогательное робкое лицо, и Луи с большим трудом отогнал видение. Но ее лицо тут же возникло вновь в окружении деревянных статуэток Клермона. Луи снова отмахнулся и тщетно попытался уснуть, перевернувшись на живот. Тогда он скрепя сердце решил воспользоваться советом Марка. Все дело было в страсти человека к противоречию, свое средство от бессонницы Марк называл методом вонючих чертиков: если человеку говорят: спи, он не может заснуть, а стоит ему это запретить, как он тут же засыпает. Значит, нужно широко раскрыть глаза и смотреть в одну точку на стене. Если случайно закрыть глаза, то сотни чертиков выскочат из этой точки и сожрут тебя, а этот вам не шутки. Если верить Марку, так можно заснуть не позже чем через десять минут, конечно, если не вздумается заменить чертиков на маленьких фей, а тогда ты точно не уснешь. Луи в третий раз оттолкнул от себя деревянных женщин и уставился на дверной замок, чтобы не пропустить, когда оттуда будут вылетать чертики. Сначала ему показалось, что совет Марка дает свои плоды, но деревянные женщины отчаянно сражались, нещадно кроша чертиков по ту сторону двери. Луи с отвращением протянул руку к лампе, сел и залпом выпил воды. Было почти три часа. Можно и пиво открыть. Луи на ощупь добрался до кухни, зажег свет и сел за стол с бутылкой. Может, лучше заняться Бисмарком и понять, правда ли, что в мае 1874 года канцлеру взбрело в голову… Луи зажег настольную лампу на рабочем столе и включил компьютер. И вот когда машина перестала гудеть, закончив загрузку, одна из деревянных статуэток с шумом вырвалась из общей массы и возникла перед его внутренним взором. Рука Луи замерла над клавиатурой, сердце забилось. Боясь пошевелиться, Луи смотрел на безмолвное лицо, выплывшее из глубин его утомленной памяти. Это была статуэтка Клермона, одна из тех, которые он видел в мастерской. Несколько секунд он вглядывался в ее лицо, пока не запомнил его как следует. Только после этого он встал и осторожно зажег остальной свет в комнате. Прислонившись спиной к книжному шкафу с бутылкой в руке, Кельвелер начал вспоминать. Он был уверен, что уже видел это лицо, хотя с женщиной не был знаком. Он никогда не говорил с ней и не подходил близко, но совершенно точно знал ее. Луи принялся шагать по квартире, борясь со сном, который теперь настойчиво заявлял о себе. Но он боялся, что утром лицо женщины исчезнет из его памяти, и шагал и шагал с бутылкой по комнате. Прошло больше часа, прежде чем его память, как по тревоге, вытолкнула из глубин осколки воспоминаний и неожиданно выдала то, что он искал. Луи взглянул на часы. Десять минут пятого. Улыбаясь, он выключил компьютер и оделся. Эта женщина давно умерла, звали ее Клер какая-то там, и ее имя было у него в архиве. Она была убита. И если он не ошибся, именно она и была первой жертвой убийцы с ножницами.

Он причесался и вышел, бесшумно закрыв за собой дверь.

Глава 30

Луи поставил машину недалеко от арен Лютеции и поспешил в бункер. Ночь была теплая и безлунная. Все спали, кроме двух геев, они стояли, прислонясь голыми спинами к ограде сквера. Завидев Луи, они призывно замахали руками, но он отмахнулся, спросив себя, что подумали бы эти двое, узнай они, что он спешит на свидание с мертвой женщиной.