Бесприютный - Фред Варгас

– Это одна и та же? – крикнул он.

– Что? – не расслышал старик.

– Модель всегда одна и та же?

– Все женщины одинаковы!

– Ну да…

– Хотите посмотреть? – спросил старик, не отрываясь от работы.

Марк кивнул, и старик сделал знак не стесняться и заходить. Потом выкрикнул свое имя – Пьер Клермон, а Марк крикнул свое. Он побродил по мастерской, рассмотрел лица статуэток поближе. Они были все разные, и каждая отличалась грубым реализмом. На столах валялись десятки женских фотографий, вырезки из журналов, увеличенные, обведенные карандашом. Внезапно наступила тишина, и Марк повернулся к старику, тот бросил свой станок и теперь почесывал грудь, заросшую седыми волосами. Другой рукой он держал за ногу статуэтку.

– Вы делаете только женщин? – спросил Марк.

– А разве есть что-то другое? Тогда предложите. Что другое можно делать?

Марк пожал плечами.

– А что еще делать? – повторил старик. – Корабли? Церкви? Деревья? Фрукты? Материю? Облака? Лесных косуль? Все это женщины, так или иначе. И вы не станете отрицать, если хоть в чем-то разбираетесь. Терпеть не могу всякие там аллегории. Лучше уж сразу делать женщин.

– Ясно, – кивнул Марк.

– Вы разбираетесь в скульптуре?

– Не сказал бы.

Старик покачал головой, достал сигарету из кармана рубашки и закурил.

– С вашей работой вам и правда не до искусства.

– С моей работой? – удивился Марк, присаживаясь.

– Сигарету хотите?

– Да, спасибо.

– Я полицию имею в виду и тому подобное. Никакой поэзии.

«Великолепно», – сказал про себя Марк и подумал об арендных договорах тринадцатого века, которые ждали его дома на столе. И какого черта он здесь забыл в этом колючем костюме, чего надрываться тут с этим старым грубоватым жизнелюбцем. Ах да, все это ради Марты. И ее питомца.

– Вы-то, – продолжал старик, – небось только мертвыми женщинами интересуетесь? Нездоровые у вас интересы.

«Вот именно», – подумал Марк. Он занимался миллионами мертвецов. Старик перестал чесаться и теперь машинально поглаживал статуэтку по бедру. Он водил по дереву морщинистым пальцем, и Марк отвернулся.

– Вот, скажите на милость, зачем вам понадобилось ворошить эту жуткую драму в институте? – снова заговорил старик. – Заняться вам, что ли, нечем?

– А вы знаете, зачем мы пришли?

– Поль мне вчера сказал.

Клермон выплюнул табачные крошки на пол в знак неодобрения и снова занялся бедром статуэтки.

– А вы против? – спросил Марк.

– Поль очень любил эту Николь, ту женщину, что умерла. Несколько лет не мог в себя прийти. И вот в один прекрасный день вы являетесь и начинаете все сначала. Но легавые все такие: на других плевать, все разворошат. Шило в заднице у вас, да? Вечно шум да драка! Как стая рыжих муравьев! И ради чего? Никогда вы не найдете тех двоих!

– Кто знает… – вяло проговорил Марк.

– Если тогда не нашли, сейчас и подавно не найдут, – отрезал Клермон. – Нечего прошлое ворошить.

Он потянулся через стол, привстав с табурета, ухватил за плечо одну статуэтку и с грохотом поставил ее на стол перед Марком.

– Вот она, бедняжка, – сказал он. – Я даже в бронзе ее отлил, чтобы жила вечно.

В это время в мастерскую вошел Луи, представился и пожал руку скульптору.

– Ваш коллега, – без обиняков начал Клермон, – не много понимает в искусстве. Не знаю, может, и вы такой же, тогда мне вас жаль.

– Вандузлер – эксперт, – улыбнулся Луи. – Его дело – сексуальные отклонения, а при такой работе не помечтаешь. Таких специалистов, как он, еще поискать.

Марк мрачно взглянул на Немца.

– А, сексуальные отклонения? – медленно выговорил Клермон. – Поэтому вы и пришли ко мне? И что там варится в вашей экспертной башке? А? Думаете, старый Клермон весь день лапает девочек и у него не все дома, значит, он маньяк?

Марк покачал головой, глядя на палец, гладивший деревянную ножку. Луи взглянул на лицо статуэтки у ног Клермона.

– Вы о ней говорили? – спросил он.

– Да, – ответил старик, – это та, что вам нужна, женщина из института, Николь Бердо.

Луи осторожно приподнял за руки коленопреклоненную женскую фигуру.

– Она здесь похожа?

– Да нет такого скульптора, у кого вышло бы так похоже. Кого угодно из наших спросите. Даже уши ее.

«Увы», – подумал Марк.

– Это сделано при ее жизни?

– Нет, – сказал старик, закуривая новую сигарету. – Я ее после смерти сделал по фотографиям в газетах. Но это она самая. Поль ее терпеть не может, так похожа. Орал на меня как сумасшедший, когда увидел. Потому я ее и прячу. Он думает, я ее выбросил.

– Это он вам ее заказал?

– Поль? Вы шутите?

– Зачем же вы ее сделали?

– Чтобы почтить ее память, чтобы она жила вечно.

– Вы любили ее?

– Не особенно. Я всех женщин люблю.

– У нее был довольно крупный нос, – заметил Луи, осторожно ставя статуэтку на пол.

– Да, – кивнул старик.

Луи огляделся.

– Можно посмотреть? – спросил он.

Клермон кивнул, и Луи начал медленно обходить верстаки. Старик уставился на Марка.

– Вы мне не сказали, что у вас такая деликатная работа. Давно вы этим занимаетесь?

– С четырех лет, – ответил Марк, – очень рано почувствовал к этому тягу.

Клермон кинул окурок в кучу опилок.

– Вы небось уверены, что у меня муха под шляпой, – пробормотал он, похлопывая по макушке Николь Бердо, покорно склонившуюся у его ног. – А я вам советую, сперва сами проверьтесь у доктора!

Марк был на все согласен и послушно кивнул. Ему раньше не приходилось слышать выражение «муха под шляпой». Он подумал, что это то же самое, что «не в своем уме», «чокнутый», только гораздо хуже, потому что в голове жужжит одуревшая муха. Сравнение ему очень понравилось. Хоть не зря пришел. Это новое слово утешило его при мысли о том, что он пропустил омлет Матиаса. Конечно, у него была муха в голове, это бесспорно. Но вовсе не та, о которой подумал Клермон. И у Клемана была большущая муха. PI у Люсьена. И у Немца с его чертовыми преступниками. А вот у Марты ее не было. Марк смотрел на руку старика, который без конца поглаживал незаконченную статуэтку. У Клермона была своя муха. И весьма распространенной породы.

Глава 28

– У меня к тебе пять вопросов, – сказал Марк Луи, растопырив пальцы, когда машина отъезжала от особняка. – Во-первых, профессия, которой ты меня наградил, даже не спросив.

– А что, – спросил Луи, – тебе не понравилось?

– Совсем не понравилось, – подтвердил Марк. – Во-вторых, что сказали в полиции про Нерваля? В-третьих, тебе знакомо такое выражение «муха под шляпой»? В-четвертых, что ты думаешь об этих отвратительных статуэтках? И в-пятых, мне просто необходимо что-нибудь выпить. Эта жаба и ее отчим из меня все соки выжали.

– Кто сегодня вечером с Клеманом?

– Я. Пока не вернусь, крестный меня заменяет.

– Нельзя допустить ни малейшей оплошности. Полиции известно имя Воке. Они знают, кто он и откуда, будут изучать его биографию, и когда дойдут до изнасилования в Невере и смерти Бердо, их ничто не остановит. Я надеюсь, Люсьен понял, что если бы Клемана вчера арестовали, мы отправились бы за решетку вместе с ним.

– Одному Богу известно, что Люсьен понял, а что нет. Он может заметить, что на стене в кухне не хватает кнопки, и не разглядеть собственного двойника на улице.

– Ты что, хочешь сказать, что у этого типа есть двойники? – сказал Луи, останавливая машину у кафе.

– Да нет, не думаю. Люсьен уверяет, что он уникален, что природа, создав его, разбила форму.

– Что ж, тем лучше, – сказал Луи, выходя из машины, – первая радостная новость за эту неделю.

– А что с Нервалем? Ты рассказал о нем в полиции?

– Честно рассказал. Я дал Луазелю прочесть всю строфу. Но он не поверил. Сказал, что мы имеем дело с убийствами, а не с литературным салоном.

– Они не будут следить за улицами?

– Даже не собираются.

– А как же женщины? Следующие?

Луи развел руками.

– Пойдем, – сказал он, – выпьем кофе в кафе.

Приятели сели за уединенный столик у окна.

– Подними свою авторитетную руку и закажи два пива, – сказал Марк, – тебе тоже плевать на эти улицы?

– Да, ты же сам знаешь.

– Я имею в виду: ты настолько не веришь в это сам, что готов и других в этом убедить? И никакие сомнения тебя не гложут?

– Они меня постоянно гложут, и ты это прекрасно знаешь.

– Да. Это муха жужжит.

– Что за муха?

– Муха под шляпой. Так сказал отчим жабы. Что ты о нем скажешь?

Луи поморщился:

– Ему нравятся женщины на коленях, женщины-жертвы, слабые, умоляющие, униженные, лица, искаженные покорностью. И это не так уж банально. Он вполне подходит на роль третьего насильника. У него склад ума подходящий, и ему это не дает покоя. Николь Бердо у него вышла мрачноватой, как считаешь?

– А что с третьей женщиной? Что думают в полиции?

– Да ничего они не думают, потому что уверены, что знают, кто убийца. Все, что можно о ней сказать, – ее совершенно ничто не связывает с двумя предыдущими жертвами. Это была спокойная, полноватая девушка, и ее зверски убили, как и других. Никаких следов сексуального насилия. Цветочного горшка с отпечатками там не было.