Вопреки судьбе, или В другой мир за счастьем (СИ) - Цвик Катерина Александровна

Я обрадовалась — есть с чего начать поиски, и после ухода служанки начала раздевать малышку.

— Пойдешь к этой Урьеде? — внезапно спросила она.

— Пойду, конечно. Все равно ведь с чего-то начинать нужно.

Я поставила девочку в воду. Та зажмурилась от удовольствия и присела, чтобы из теплой воды торчала только ее голова.

— Ты там осторожнее. Мне не понравилось. — она покрутила рукой вокруг своей головы,

— . что-то не хорошее в цветах мыслей этой служанки.

— Как это? — у меня даже рука с намыленной мочалкой замерла от такого заявления. — Ну, знаешь, я иногда вижу, как вот тут, — она снова указала на пространство вокруг своей головы, — у людей изменяются цвета. Это так весело — смотреть, как дяденька ходит с оранжевым туманом, тетенька с красным, а Ноэль с желтым, — она улыбнулась, вспоминая мальчика. — Только я поняла, что больше никто этого не видит, и мне стало грустно. И я решила никому про это не говорить.

— Даже мне?

— Ну. — смутила она. — Сейчас ведь говорю, — а потом встрепенулась. — Ты мне веришь? А то мальчишки в деревне кричали, что я дурочка и выдумщица.

— Верю! Конечно, верю! — Поспешила заверить малышку. — Я вообще последнее время в слишком многое верю, — пробурчала себе под нос и чуть не потерла лоб зажатой в руке мочалкой, но вовремя опомнилась. — Встань, я тебя намылю. Так что там со служанкой?

— У нее туман был какой-то странный, как у госпожи Кульезе. Мне она не нравилась, хотя и все время мне улыбалась. Хорошо, что мы оттуда ушли.

— И часто ты видишь этот туман?

Она пожала намыленными плечиками:

— Как когда.

Да уж, чем дальше, тем все с Леей страньше и страньше.

— Леечка, только ты...

— Ой, мама, да знаю я, что об этом никому нельзя говорить! Я тоже не хочу, чтобы надо мной смеялись, как те деревенские мальчишки.

— Ну вот и молодец! — я мазнула мочалкой ей по носику.

Девочка уморительно свела глазки в кучку, чтобы рассмотреть пену, и я рассмеялась. Лея в отместку провела пальцем по мочалке, плюхнула мне на нос мыльное облачко и тоже расхохоталась.

Сытно и довольно вкусно пообедав, я уложила уставшую девочку спать и отправилась на поиски жилья. Меня тоже после ванны и еды разморило, но разлеживаться времени не было. Денег с каждым днем становилось все меньше, и надолго их с такими тратами не хватит — нужно искать работу. И вряд ли беременную работницу ждут с распростёртыми объятиями. Но я надеялась, что все же удастся что-то подыскать, иначе. Никаких иначе!

Я встала, поправила уже надоевший чепец и, поцеловав Лею в пухлую щечку, решительно вышла из номера. Искать нужный домик пришлось недолго, но прохожих все же поспрашивать пришлось. Шагая по улицам, я с интересом осматривалась. Ноги гулко отстукивали по каменной мостовой а послеобенное солнышко окрашивало город мягким светом.

Нужный домик на соседней улице Белошвеек оказался узким, казалось, он, втиснут между двумя зданиями по недоразумению. Верхний деревянный этаж тоже выделялся среди других какой-то бестолковостью и кривизной, будто строили его, как в песне поется: «Я его слепила из того, что было». Хотя, наверное, так оно и было.

Я постучала по обшарпанной двери и замерла, прислушиваясь. Мимо проехала повозка, которую вез пофыркивающий тяжеловоз. Я отвлеклась, пожалев уже явно старое животное, которое усердно хлестал возница, а когда снова повернулась к двери, чуть от испуга не ухватилась за сердце — прямо передо мной стояла старая угрюмая женщина, из-под чепца которой торчали в разные стороны седые космы.

— Чего нужно? — неприветливо спросила она.

Пришлось откашляться, прежде чем я смогла ответить:

— Света в ваш дом. Меня к вам Лайза отправила. Сказала, что вы сдаете комнату.

— Ааа... — хозяйка с интересом оглядела меня с ног до головы. — Ну да, ну да. Сама, что ли, жилье ищешь, аль с хахалем каким жить собралась?

— Нет, что вы! Я вдова! Вот, — и сунула ей под нос руку с поддельным брачным браслетом.

— С дочкой жить буду.

— Ну да, ну да. Знаю я таких вдовушек. Сначала говорят, браслеты в нос суют, а потом хахалей таскают, а мне в доме чужие мужики не нужны, — продолжала она меня недобро рассматривать.

— Я не собираюсь никого приводить!

— Ну да, ну да. Но хахалей я не потерплю! — брюзжала старуха.

А я начала раздражаться. Ну что заладила: хахали, да хахали?!

Тем временем старуха повернулась и, шаркая ногами, вошла в дом, поманив меня за собой.

— Так, говоришь, Лайза прислала?

— Да.

— Ну да, ну да. Моя девочка не забывает о своей семье.

Мы вошли в темный узенький коридорчик с двумя дверями и на вид шаткой крутой лесенкой. Пахло затхлостью и помоями.

— Вот тут кухня — будешь готовить на всех. Продукты с тебя, — она открыла дверь в небольшую грязную кухоньку с горой грязной посуды в углу. — Тут моя комната, — не отрывая, указала на дверь напротив. — А там ваши, — махнула рукой наверх.

— Наши? — удивилась я. Неужели наверху нам выделят целых две комнаты? Грязь в доме меня не смущала — отмою, и старушку как-нибудь прокормлю, лишь бы все остальное устроило.

— Ну да. Там еще внучок мой живет. Кровиночка моя.

— Ага. — я еще и великовозрастного балбеса кормить должна.

И только ли кормить. Будто в ответ на мои мысли, прозвучало:

— Да ты не думай, он у меня хороший — не обидит. А коли на что сговоритесь, то и плату снижу.

— Бабка, что торчишь прямо у входа? — раздался за спиной хлопок двери, и в маленьком коридорчике возник бугай в грязной одежде и с одутловатым лицом.

Секунду спустя в нос шибануло непередаваемым амбре перегара, немытого тела и чего-то еще не менее противного. И вот с этим старуха предлагает мне жить в одном доме, на одном этаже и даже пригласить в свою постель?! Хотя что это я? Такой точно приглашения ждать не будет. И ведь видно, что парень еще молод, вряд ли больше двадцати, но уже успел довести себя до скотского состояния.

Права оказалась Лея, не нужно было сюда приходить. Теперь мне наука будет: нужно больше доверять ей, пусть она и совсем еще малышка.

— О! Внучек, смотри, Лайза нам постоялицу прислала. Как тебе? — и даже отошла вглубь кухни, чтобы открыть обзор.

Мутные глаза парня сфокусировались на мне, он цыкнул зубом, сплевывая на грязный пол, и криво усмехнулся:

— Пусть живет, — смерил меня сальным взглядом и прошел к лестнице.

Я попыталась вжаться в стену, чтобы пропустить мужчину и не коснуться его даже краем одежды. Он маневр заметил и лишь многозначительно улыбнулся — мол, еще встретимся

— и пошатываясь поднялся по лестнице. И как только не навернулся?

Обернулась. Старуха провожала его любящим взглядом и беззубой улыбкой.

«Храни меня Пресветлый от таких людей!» — мысленно перекрестилась я.

— А знаете... Я тут подумала... Пойду я.

— Как это пойдешь? — тут же взбеленилась старуха и даже руку протянула, чтобы цапнуть за платье. — Ты ж сказала, что жить у меня будешь?!

— Так, за хахалем!

— Каким хахалем? — усиленно соображала она.

— Так тем, которого я обязательно приведу в ваш дом, — сказала и попятилась к двери.

— Ах ты, срамница! Хахалей она тут собралась водить! Внучек, нет, ну ты слышал, а?!

Старуха еще долго разорялась, но я уже выскочила на улицу и быстрым шагом шла в сторону рынка, очень надеясь, что это лишь первый блин вышел комом, а дальше поиск жилья пойдет более успешно.

— Света в ваш дом! Подскажите, как я могу попасть на рынок? — обратилась я к первой попавшейся горожанке, как только отошла подальше от дома скандальной старухи.

Полная грудастая женщина окинула меня удивленным взглядом:

— Дойдешь до конца улицы, пройдешь по Слесарной, свернешь в Разбойничий переулок, выйдешь на улицу Цветочниц, потом.

Я слушала и усиленно пыталась запомнить, куда меня посылают, но поняла только то, что посылают далеко и надолго.

— Спасибо, — вздохнула и посмотрела вперед тоскливым взглядом.