Чёрная река - Джон Хоукс

Кроме чисто британских слов, Габриеля смущал сленг. Команда болтала о каких-то обезьяньих кувырках, кошачьих прыжках, пробежках по стенам. Никто не говорил «взобраться на стену» — это называлось «убить» стену или «сожрать».

Ребята то и дело вспоминали о лучшем члене команды Догзбое, но тот все не появлялся. Наконец зазвонил сотовый Джаггера, и тот знаком попросил всех молчать.

— Ну, где ты? — спросил Джаггер. Услышав ответ, он разозлился: — Ты обещал, приятель. Мы команда. Ты подвел нас… Оставь эти сказки для детей… Нельзя же… Проклятие!

Закрыв телефон, Джаггер разразился потоком ругательств, из которых Габриель понял едва ли половину.

— Из вышесказанного, — уточнил Себастьян, — я делаю вывод, что Догзбой не придет.

— Гад, сказал, у него нога болит. Ерунда, поди, ничего серьезного. Просто ему влом из постели вылезать.

Ребята принялись поливать предателя грязью. Тут подошел парень в солнцезащитных очках, и они замолчали.

— Это Мэш, — прошептал Габриелю Роланд. — Он сегодня принимает ставки.

— Где ваш бегун? — поинтересовался Мэш.

— Только что ему звонили, — ответил Джаггер. — Он… никак не может такси поймать.

Мэш хмыкнул. Сразу понял, в чем дело.

— Если через десять минут он не появится, вы потеряете свои ставки плюс доплатите сотню сверху.

— У него… похоже… что-то с ногой.

— Правила вы знаете: не представите бегуна — платите штраф.

— Тупой ублюдок, — пробормотал Джаггер.

Мэш тем временем вернулся к бару, и толстяк оглядел команду.

— Ну, кто побежит? Есть добровольцы?

— На мне техника, я не бегаю, — ответила Льдинка. — Сам знаешь.

— А я что-то простудился, — сказал Роланд.

— Да ты уже три года простуженный!

— Почему бы тебе самому не пробежаться, Джаггер?

В детстве Габриель обожал лазать по деревьям и стропилам в амбаре. Перебравшись в Калифорнию, не перестал испытывать себя: занялся мотокроссом, парашютным спортом. Но еще больше его силы возросли, когда они с Майей в Нью-Йорке стали заниматься кэн-до. Дрались не на бамбуковых имитациях, а на настоящих клинках: Майя своим, Габриель — мечом-талисманом. Только во время этих поединков, после которых оба, тяжело дыша, насквозь мокрые от пота, падали от усталости, могли они открыто любоваться друг другом. В безжалостной схватке выражались их самые глубокие, крепкие чувства.

Габриель прошептал Джаггеру:

— Я побегу. Выступлю за твою команду.

— А ты вообще откуда такой? — вскинулась Льдинка.

— Это Габриель, — быстро произнес Джаггер. — Свободный бегун экстра-класса. Из Америки.

— Если за вас никто не выступит, потеряете сотню, — настоял Габриель. — Уж лучше заплатите эту сотню мне. А я попытаюсь оправдать ваши ставки.

— Ты хоть знаешь, на что подписываешься? — спросил Себастьян.

Габриель кивнул.

— Нужно пробежать дистанцию, вскарабкаться на стену-другую.

— Бежать придется по крышам Смитфилдского рынка — до старой бойни, потом спуститься на улицу и дальше бежать до кладбища при церкви Святого Гроба Господня, — сказала Льдинка. — А сорвешься с крыши — до земли лететь двадцать футов.

Настал решающий момент. Габриель еще мог изменить решение, но ему казалось, будто он тонет в реке и вдруг появляется лодка. А чтобы ухватиться за эту лодку, есть всего несколько секунд.

Едва приняв окончательное решение, Габриель почувствовал, будто он — среди лучших друзей. Стоило заикнуться о еде, как Себастьян пулей сгонял к бару за плиткой шоколада и пакетиком чипсов. Странник мигом проглотил угощение. Силы тут же вернулись. Джаггер хотел купить пива, но от алкоголя Габриель отказался.

Толстяк с важным видом прогуливался по бару. Толпа шумела, но было слышно, как он объявляет, мол, у него новый человек в команде. Скоро весь паб знал: к Джаггеру по старой дружбе приехал известный американский бегун.

Съев еще шоколада, Габриель вышел в уборную сполоснуть лицо холодной водой. Когда Странник вернулся, Джаггер позвал его с собой во внутренний дворик.

— Мы тут одни, — сказал он снаружи. Самоуверенность и бахвальство исчезли, остались застенчивость и неуверенность. Перед собой Габриель видел Джаггера-толстяка, каким того, должно быть, знали и дразнили в школе. — Скажи честно, Габриель, ты раньше этим занимался?

— Нет.

— Подобные вещи — не для обывателей. Это прямой и быстрый путь к смерти. Хочешь, быстренько смоемся через задний ход?

— Я не собираюсь убегать, — заверил Габриель. — Я справлюсь…

Дверь резко распахнулась. В проходе стояли Себастьян и остальные трое членов команды.

— Он здесь! — прокричал кто-то из них. — Быстрее! Время идти!

Когда они вышли из паба, Джаггер растворился в толпе. Но рядом осталась Льдинка. Крепко сжав руку Габриеля, она прошептала:

— Гляди под ноги, но не смотри вниз.

— Понял.

— Когда карабкаешься по стене, не обнимай ее. От стены надо слегка отталкиваться — так легче поднимать центр тяжести.

— Что еще?

— Испугаешься — дальше не беги. Оставайся на месте, и мы тебя снимем с крыши. Когда человек пугается, он обязательно падает.

На улице не было никого, кроме Свободных бегунов. Некоторые уже начали красоваться — делали сальто назад с бетонного ограждения проезжей части. Освещенный фонарями, Смитфилдский рынок казался огромным храмом из камня и кирпича, помещенный кем-то в центр Лондона. Холодный ветер колыхал пластиковые шиты, закрывающие стальные двери погрузочных платформ.

Мэш повел бегунов вокруг рынка, по пути объясняя маршрут: забравшись на крышу, участники пробегут по всей длине здания и по металлическому навесу переберутся на заброшенную бойню. Там как-то должны будут спуститься на улицу и бежать вверх по Сноу-Хилл до кладбища при церкви Святого Гроба Господня. Победит тот, кто первым перелезет через кладбищенский забор.

По пути к месту старта Льдинка указала на остальных бегунов. Каттер — в дорогих кроссовках и красном спортивном костюме — был известным лидером команды Манчестера. Ганджи — стройный, атлетического сложения эмигрант из Персии лет двадцати-двадцати пяти — выступал за Лондон. Четвертого бегуна звали Мэллой — небольшого роста, мускулистый, со сломанным носом; он на полставки работал барменом в лондонских ночных клубах.

Все вместе — участники и толпа — достигли северной окраины рынка. Встали у мясной лавки, где продавался ливер. Голод отступил, чувства обострились: Габриель слышал смех и разговоры, чувствовал слабый запах чеснока из тайского ресторана ниже по улице. Булыжная мостовая блестела, будто выложенная обсидианом.