ПЕРВАЯ АТОМНАЯ - Виктор ЖУЧИХИН

87

Несколько слов о том, как производились подготовка системы подрыва заряда и сам подрыв на площадке в 7 км от центра поля. После установки заряда с помощью автокрана и размещения на нем блока реле с аккумуляторами и блока инициирования весь вспомогательный персонал, группа контролеров и наблюдателей от руководства эвакуировались — кто на площадку «Н», кто на наблюдательный пункт. Все заключительные операции и собственно подрыв заряда предстояло выполнить только двоим: Г.П. Ломинскому и мне. Кабельные линии управления подрывом, заранее проложенные до землянки, проверялись на целостность цепей и сопротивление изоляции, подключались к соединительному щиту возле заряда и к пульту управления в землянке. Затем производился контрольный цикл проверки автоматики подрыва — ее включение с измерением напряжения на рабочих конденсаторах блока инициирования и регистрации факта выдачи высоковольтного электрического импульса на эквивалентную нагрузку по факту срабатывания индикатора. Во время проверки запуск системы управления подрывом осуществлялся из землянки Г.П.Ломинским, а контроль за работой системы — мною рядом с зарядом. Синхронность действий между нами обеспечивалась при помощи телефонной связи, установленной между землянкой и помостом. После такой трехкратной проверки система подрыва обесточивалась, и начиналось снаряжение КД заряда. Технология снаряжения стандартная, отработанная в многократных подобных экспериментах: Г.П.Ломинский вынимает из розетки закоротку, передает ее мне, я принимаю и передаю ему боевой КД, он вставляет его в освободившееся место в розетке. Закоротка вставляется в свободное место в таре. И так 32 раза. Когда установлены в заряд все 32 боевых КД, в таре находится 32 закоротки, имеющие особые метки и красный цвет. Последней операцией является подключение блока фидеров через два высоковольтных штыревых разъема к блоку инициирования. Затем отход и укрытие в землянке. Хотя землянка была выполнена по всем правилам военно-инженерного искусства, надежного запора у входной двери не было предусмотрено, да и дверь ее была не металлическая, а деревянная, правда, сработанная добротно. После небольших раздумий мы решили забить дверь могучими гвоздями, полагая, что они могут выполнить роль надежного замка, обеспечивая для нас защиту от ударной волны. Программный агрегат включения системы подрыва запускается нажатием рычага, по хронометру, с таким расчетом, чтобы момент взрыва приходился на 10–00 местного времени. На пульте управления при этом ведется контроль включения и правильности работы блока реле и блока инициирования. И вот первый подрыв. Узлы автоматики подрыва работают без отклонений от нормы, все происходит точно в назначенный момент.

99

Ударной волной срывает гвоздевые запоры, дверь распахивается настежь, и мы оказываемся в густом облаке пыли. Однако целы. Выйдя из землянки, наблюдаем последствия взрыва: в эпицентре лежит алюминиевый шарик (керн), над ним поднялось огромное дымовое и полевое облако, а вокруг, в радиусе 20–30 м горит сухая степная трава. Первая наша задача — потушить пожар, что оказывается несложно. Пущенные в ход два огнетушителя успешно выполняют свою задачу, и пожар быстро ликвидируется. Более долгим было ожидание остывания алюминиевого шарика до нормальной температуры, так чтобы его можно было отвезти в лабораторию. А пока он остывал, руководители успели прибыть с наблюдательного пункта. Они рассматривают шарик, с удивлением ощущая исходящий от него жар. Шарик имел правильную сферическую форму, свидетельствующую о высоком качестве работы заряда. И так эта операция по подрыву заряда без ядерной начинки повторялась трижды. Всякий раз ей предшествовали работы в здании ДАФ и на башне площадки 1П. В течение месяца нашего пребывания на полигоне погода стояла тихая, но очень жаркая. Буквально на глазах зеленая, еще цветущая степь превратилась в покрытие серого цвета. Каждый раз после очередного взрыва сухой травостой степи вспыхивал как порох, и для нас прибавлялись хлопоты по тушению пожаров. Изнурительная жара, доходящая до 35–40 градусов Цельсия, с трудом переносилась нами, не привыкшими к таким условиям. Правда, лабораторные помещения в мощных кирпичных зданиях сохраняли более или менее терпимую температуру, что нас спасало, да и ночная прохлада полностью снимала усталость от дневного зноя. Впрочем, весь личный состав нашей экспедиции, молодой, здоровый, быстро приспособился к местному климату и вскоре перестал замечать отклонения от привычных норм. Единственное неприятное ощущение во время передвижения в грузовых автомобилях — это тянущиеся за каждым грузовиком в колонне шлейфы пыли, от которых идущим сзади не было спасения. Но и к этому также все быстро привыкли. В придачу ко всему, питьевая вода из артезианских колодцев не для всех желудков оказалась приемлемой. Но эта сложность довольно быстро разрешилась: для питья стали привозить в цистернах воду из Иртыша. Одним словом, местные условия, в которых приходилось выполнять весьма ответственные работы, налагали дополнительные трудности. Но все они были преодолены и особых осложнений не вызывали. Несколько слов о режиме. Строительство объектов полигона, монтаж технологического оборудования и приборного хозяйства велись в {89} строгом секрете. Для строительства были прикомандированы офицеры и солдаты срочной службы воинских инженерных частей. Гражданский вольнонаемный состав полностью отсутствовал (за исключением представительства нашего института и ИХФ АН СССР). Каждая рабочая группа знала только свои задачи и объемы работ и была полностью изолирована технически и организационно от смежников. Всем работающим на полигоне офицерам, солдатам и гражданским было категорически запрещено выезжать дальше поселка «Ш» без особого разрешения. После ухода с полигона строительных частей все площадки, технологические и приборные сооружения на них были взяты под охрану войсками МГБ. На проходных площадках 1П и «Н» были установлены пропускные посты, во главе которых находились полковники. Всем участвующим в любых работах было запрещено вести какие-либо служебные разговоры всюду, кроме особо выделенных для каждой группы мест, причем только в строго ограниченном кругу своих специалистов. С водителями автотранспорта было запрещено налаживать какой-либо контакт: ничего нельзя у них спрашивать, ничего нельзя им говорить о себе. Передвигать[ся] по степи между площадками разрешалось только группами. Возглавлял режимную службу на полигоне генерал-лейтенант П.Я.Мешик с постоянным своим спутником генерал-лейтенантом Осетровым — начальником управления госбезопасности Семипалатинской области, и с ними постоянно находились несколько полковников (двое из них, помнится, Смирнов и Поляков). Генерал-лейтенант П.Я.Мешик, хотя тогда мы не знали толком, что и кого он представлял, при встречах невольно вызывал у нас холодок по спине. Худощавый, выше среднего роста с округленным брюшком и всегда с отвисшей нижней губой, он разговаривал с любым собеседником как-то пренебрежительно, недоверчиво, при этом водянистые глаза его сверлили насквозь. Появлялся он всюду и непременно спрашивал, чем занимаемся, все ли у нас делается как надо, хотя по всему было видно — премудрости наши для его ума недоступны. И каждый раз предупреждал о том, что нас ждут серьезные неприятности, если проговоримся о каком-нибудь секрете или что-то сработает не так, как положено. Хотя на этот раз нам с ним не пришлось иметь каких-либо серьезных дел, мы все же были очевидцами, когда он отчитывал своего шофера, который смел на миг куда-то отлучиться. Он совал под нос шоферу пистолет и задавал один и тот же вопрос: "Ты где был, мерзавец?" А когда тот пытался что-то ответить, раздавался матерный крик: "Молчать, не то прострелю твою башку,…!". Эта картина долгое время стояла у нас перед глазами. Не дай бог проштрафиться какой-нибудь ерундой, действительно ведь может пристрелить.

90

Подобную экзекуцию нам пришлось все-таки перенести позднее, в 1951 году, и лишь вмешательство И.В.Курчатова избавило тогда нас от тягостных последствий. Однако не страхи, которые нагонял на нас Мешик со своими сослуживцами, а высокая сознательность всех исполнителей, глубокое понимание важности дела, стремление все выполнять исключительно на высоком уровне, позволили и дело сделать, и секретность соблюсти. Несколько слов о контроле выполняемых работ. Все операции по сборке и снаряжению заряда, монтажу блока фидеров, по отстрелу КД, комплектованию боекомплекта, по подготовке и эксплуатации системы управления подрывом заряда выполнялись строго по инструкциям и в соответствии с конструкторской документацией. Результаты выполнения каждого этапа работ фиксировались в паспортах и формулярах, отмечались в оперативном плане по подготовке и проведении испытаний и докладывались руководству испытаний. За соответствием хода работ оперативному плану следила оперативно-диспетчерская служба. Контроль за подготовкой автоматики управления подрывом заряда осуществляли представители 6 управления МО СССР полковник Н.П.Егоров и подполковник И.А.Савин. Высококвалифицированные инженеры, прекрасно разбиравшиеся во всех тонкостях нашей техники, они оказали большую помощь в качественной подготовке системы автоматики, помогли избежать неправильных действий. В заключительных операциях на всех участках работ всегда присутствовал А.П.Завенягин. Он внимательно всматривался в порядок проводимых работ, всегда старался понять до конца суть дела, особенность каждого устройства, его надежность. Причем свой интерес он проявлял не во время работы, а только после ее завершения, перед подписанием акта о готовности. Получалось, что его дотошные вопросы не мешали работе и в то же время заставляли людей осмыслить все проделанное и не раз думать о том, все ли сделано, так ли, как надо, не стоит ли чего-нибудь улучшить. Генерал-лейтенант Аврамий Павлович Завенягин являлся представителем ведомства Берии, но был прямой противоположностью генералу Мешику. Исключительно доброжелательный, очень уравновешенный человек, с первых же слов разговора он сразу располагал людей к себе и создавал непринужденную обстановку. Никогда не повышал голоса, а если собеседника нужно было "укоротить немедля", то лишь изрекал короткую фразу: "На этом все. Будь здоров!" — означавшую "умолкни и уходи". Впрочем, я ни разу не заметил, чтобы при всей его порядочности, высокой культуре общения с подчиненными, он перешел на панибратский разговор. Все происходило в рамках официальности.