Время ушельцев - Сергей А. Филимонов

сказал он Алисе. — Дорогу ты знаешь, сбиться здесь невозможно. А я постараюсь успеть в Железную Пасть.

И, отпустив поводья, он растаял в ночной темноте.

Когда они добрались до берега, уже светало. Склоны Пламенной Горы мерно подрагивали, как будто там, под землей, неслись один за другим тяжело нагруженные поезда. Но Алисе уже не было до этого дела. Утомленная, она растянулась прямо на песке, завернулась в плащ и почти мгновенно уснула.

А над водой клубился тонкий пар, и, казалось, откуда-то со дна озера поднимался тихий, ласковый свет…

Озеро Пробуждения. Около полудня тридцать первого декабря

Алиса проснулась, когда солнце поднялось уже высоко. Мерная дрожь вулкана поутихла, и зеркальная вода безжалостно отразила ее грязноватое лицо и спутанные волосы.

Некоторое время Алиса боролась с искушением причесаться пятерней, но, вспомнив, что сегодня к вечеру она непременно должна быть дома, все-таки достала из кожаного кошелька на поясе металлическую расческу.

Приведя волосы в относительный порядок, она зачерпнула ладонями воды и умылась.

Вода была неожиданно теплой, почти горячей. А что, если…

Алиса поднялась и отошла в сторону. Выбрав место, откуда ее не было видно, она быстро разделась донага и вошла в воду.

Здесь, видимо, бил со дна горячий источник — вода почти обжигала. Но Алиса, не ночевавшая под крышей с самой пятницы, даже застонала от удовольствия. Согревшись и распарившись, она зачерпнула со дна горсть песка и с наслаждением принялась тереть им ноги, отмывая въевшуюся грязь, запах лошадей, дыма и еще Бог весть чего.

Примерно полчаса спустя за этим занятием ее случайно застал Эленнар.

— Ну чего уставился? — спросила она его. — Отойди, дай одеться.

Но Эленнар пристально смотрел ей в глаза, проницая, казалось, самую ее бессмертную сущность.

— Ну чего уставился, я спрашиваю? — переспросила Алиса. — У меня что, лицо грязное?

И, зачерпнув ладонями воды, она несколько раз с силой провела ими ото лба к шее.

— Хириэль! — прошептал Эленнар.

Что-то похожее на воспоминание шевельнулось в ней. Ее, кажется, когда-то так звали?

…Яркое южное солнце… берег моря… и полчища врагов, да не иркунов — порченых людей. Крутящаяся в руках сталь, змеящиеся по клинку молнии… но их было много, слишком много. Эленнар был рядом, до самого конца… Эленнар?!

Да вот же он — стоит на берегу и бесцеремонно разглядывает ее обнаженное тело!

Алиса выпрямилась, не обращая внимания на то, что вода не доходила ей даже до колен.

— Ты все еще меня любишь?.. — прошептала она, не замечая, что сказала это на языке фаэри…

31 декабря 1991 года (вторник), 23:58.

«Вот так все и кончилось, — подумал Андрей, переворачивая последний лист. — Вот этим все и закончилось, и к сказанному больше добавить нечего».

«Стой тихо: ты слышишь шаги внизу? — пел за стеной магнитофонный Гребенщиков. — Кто-то движется, но я бы не стал называть имен. В повестке дня — история странных людей: они открывают двери — те, что больше нельзя закрыть…»

Они открывают двери и идут своими Путями, о которых мы лишь читаем да иногда, в детстве, размышляем. А они там живут…

Не о них ли молятся Николаю Угоднику, покровителю всех плавающих и путешествующих? Впрочем, там он, наверное, зовется по-другому… Но все равно: за них — молитва.

А у неверующих — тост.

— Бамм! Бамм! Бамм! — мерно загудели куранты, возвещая первую минуту Нового года.

— За тех, кто в пути! — громко произнес Андрей и поднес к губам небольшую стопку.

Книга вторая

Охота на Буджума

Жить — это значит начать

Свой путь в небо.

Здесь.

Стейн Мерен, норвежский поэт.

Интеллигентнейшая тусовка девяностых

Гэндальф Поломатый, верховный маг тьмутараканского клуба любителей фантастики «Иггдрасиль», постучал об стол своей магической тростью и потребовал тишины.

Тростью этой он обзавелся где-то с полгода назад, после того, как, гоняя на машине с недозволенной скоростью, попал в аварию.

— Я собрал вас, господа, — начал Поломатый, когда тишина более или менее установилась, — чтобы сообщить вам пренеприятнейшие известия.

— К нам едет ревизор? — иронически поинтересовалась худющая девица с длинным острым носом и угольно-черными курчавыми волосами.

Поломатый с минуту созерцал ее, видимо, размышляя о том, не предложить ли ей на выбор заткнуться или выйти вон, но, не решившись на порчу отношений, сказал:

— Нет, Мунин. Гораздо хуже. Сегодня утром я получил письмо из Приозерска. Клуб «Радуга» официально прекратил свое существование. Предлагаю почтить его память вставанием.

Все встали, откидывая с голов капюшоны длинных и широких плащей, стилизованных под средневековые.

— Прошу садиться, — подытожил Гэндальф через несколько секунд унылого молчания. — Собственно, в связи с этим я хотел бы поговорить вот о чем. Казалось бы, сегодняшняя ситуация, когда отменена статья о клевете на строй и вроде бы разрешено читать все, что угодно, должна способствовать расширению наших рядов. Однако на деле происходит как раз обратное: наши лучшие люди стали уходить от нас.

— Не «от нас». Просто: уходить, — уточнил мужчина лет тридцати, такой же черноволосый и остроносый, как Мунин, но, в отличие от нее, приземистый и плотный.

— Нет, Хугин, ты не прав, — возразил Поломатый. — Конечно, часть народу, извините, сторчалась и сдринчилась, но я же не об этих!

— А о ком? — поинтересовалась Мунин. — Об Алисе? Так по мне, если человек за границу уехал, он все равно, что умер. Из-за араба! Тьфу!

Сидевший в углу парень в серебристо-белом мотоциклетном шлеме, казалось, хотел что-то возразить, но, удержавшись, пробормотал почему-то по-немецки:

— Ich schweige…schweige!

— А чего тебе молчать, Митрандир? — поинтересовалась Мунин. — Ты ведь вроде как недавно оттуда, ну? Расскажи-ка нам о благодати тамошней жизни. А?

— Ну что я могу сказать? — устало отмахнулся Митрандир. — Раньше я в Казань ездил, а теперь надоело. Да и делать там теперь практически нечего. Скучно. Вот и решил за бугор махнуть на пару недель, посмотреть, что там к чему. Где монет набрал? Съездил на мотоцикле в деревню, нарвал полную коляску подберезовиков, их там до черта, потом засушил на кухне и распродал бабушкам по дешевке. Ну тем, знаете, которые на базаре по ниточке продают. Съездил в Болгарию. Только деньги зря выкинул. Правду говорят: курица — не птица, Болгария — не заграница.

— Значит, не оттянулся? — поинтересовался Хугин. В его глазах попрыгивали смешливые чертики.

— Не оттянулся, — отозвался Митрандир в тон Хугину. — На Совок больно похоже. Теперь опять торгую. А что делать? Милостыню, что ли, просить? Меня ж нигде на работу не берут. Вот и