Время ушельцев - Сергей А. Филимонов

чем он успел выстрелить еще раз. Обезглавленный труп тяжело рухнул на камни.

Тилис спешился и, не обращая больше внимания ни на что, опустился на одно колено рядом с тем, что еще несколько минут назад было Мерлином.

Вот и все. Его больше нет. Живые зеленые глаза закрылись навсегда. Но лицо его было спокойным и отрешенным, как у путника, прилегшего отдохнуть. И лишь опаленные и пропитанные кровью волосы на правом виске говорили яснее ясного: он мертв…

Белый жеребец Мерлина стоял рядом, низко опустив голову. Внезапно он встрепенулся и коротко заржал.

Цок-цок, цок-цок — доносилось снизу.

— Эленнар, ты? — спросил Тилис, хотя, наверное, мог бы и не спрашивать.

Эленнар не сказал ни слова. Спешившись, он некоторое время постоял рядом с Тилисом.

А тишина над Рассветными горами стояла необыкновенная…

— Тилис, — нарушил молчание Эленнар, — я пойду поищу письмо, ладно?

Тилис кивнул и, стянув с мертвых рук Мерлина кольчужные рукавицы, снял с правой кольцо Братства Магов. Четыре разноцветных камня — знаки четырех стихий — ярко вспыхнули в лучах полуденного солнца. Отвязав от пояса кошелек, Тилис положил кольцо туда.

Эленнар между тем занимался странным делом: положив пистолет Алекса на камни, он отошел в сторону и протянул к нему руки — одну над другой, ладонями книзу. Пистолет задымился, дернулся, загрохотали рвущиеся в клочья патроны — и запрещенное оружие превратилось в бесполезный кусок оплавленного металла. Вложив в руку обезглавленного трупа сломанный меч, Эленнар забрал свои трофеи — кривую саблю, золотую пластину, некогда висевшую на шее Алекса, и найденный у него за пазухой коричневый запечатанный конверт.

— Руна Хелькара… — бесцветным голосом произнес Тилис, разглядывая золотую пластину с наведенными черной эмалью злыми, лиходейскими письменами. — Значит, Хелькар убит. И письмо, скорее всего, о том же. Проклятие! Ну кто меня потянул за язык назваться этим именем?!

— А это что? — внезапно спросила Алиса.

Конверт, вынутый ею из седельной сумки Мерлина, не был ни запечатан, ни подписан.

Письмо без адреса адресовано всем. Тилис достал из конверта лист бумаги и ахнул:

— Да это же его завещание!

— Читай! — потребовал Эленнар.

— «Во имя Бога-Творца, Младших богов и Прозерпины-Целительницы, к кругу которой я принадлежу, я, Мерлин Мечтатель, советник Братства Магов, сим объявляю свою последнюю волю, — громко и четко, чтобы слышали все, прочел Тилис. — Бессмертную сущность мою предаю в руки Единого. Душу — Младшим богам, дабы воплощена она была заново. Тело же мое прошу передать фаэри, и пусть они совершат погребение по обычаю их народа. Ибо я не хочу, чтобы над моим телом надругались лиходейские твари.

Кольцо Братства Магов я прошу отдать Фаланду, дабы он передал его достойнейшему из достойных. Таковым перед лицом посвященных Братства я объявляю Тилиса из Двимордена — моего сына».

— Что?! — воскликнули одновременно Алиса и Эленнар.

— «…Ему же, Тилису, моему сыну, — продолжал читать Тилис, сын Мерлина, — мое благословение на жизнь. Меч мой прошу передать его ученице Алисе из Верланда. Ибо, хотя она и дитя человеческое, в теле ее живет дух фаэри. Коня — Артуру, ибо лишь такой конь подобает будущему королю людей. Иного имущества и иных наследников у меня нет».

— Подписано руной Истинного Пламени, — закончил Тилис. — Он всегда подписывался так.

Завернув тело Мерлина в плащ и приторочив его к спине белого жеребца, Тилис, Алиса и Эленнар тронулись в обратный путь — со слезами на глазах и болью в сердце.

А туда, где они только что были, с радостными криками слетались стервятники…

Материалисты уверяют, что смерть равняет всех. Но так ли это?

Партизанский лагерь. Ночь на тридцатое

Зеленый цвет — для тех, кто чтит Живой Мир. Синий — для тех, кто ищет знаний. Красный — цвет крови и огня, его любят маги воинствующие. Черный цвет приличен разве только отпавшему. И мало кто достоин белого…

Тело Мерлина, облаченное в не бывшую в употреблении белую ткань, покоилось на ложе из тяжелых бревен, и меч лежал на его груди — рукоятью к подбородку, острием к коленям.

Фаэри пели пронзительно и скорбно. Солнце, выглянув у самого горизонта из-под пелены серного дыма, полыхнуло в последний раз и скрылось. И, неяркий в лучах заката, полыхнул факел в правой руке Тилиса…

— Возьми меч, — шепнул Эленнар Алисе.

Алиса стиснула рукоять обеими руками, тщетно пытаясь не глядеть в мертвое лицо. И в неверном колеблющемся свете факелов ей показалось, что Мерлин ободряюще улыбнулся…

Пламя долго блуждало между бревен, как бы отыскивая в них слабое место, а потом вдруг с торжествующим гулом взметнулось ввысь, унося в беззвездное небо душу Мерлина и обращая в пепел его телесную оболочку.

А фаэри все пели, и не было больше скорби в их песне, но лишь надежда на то, что разлука не будет долгой.

Нет смерти. Есть лишь Всебытие.

Ибо кто любит — не покидает,

Кто уходит — тот возвращается,

Кто умирает — тот возрождается в новой жизни.

Нет смерти — есть лишь Воссоединение.

Ибо частица Истинного Пламени,

Коим Всеотец создал миры,

Возвращается ныне к своему Источнику.

Нет смерти — есть лишь Конец Судьбы,

Ибо властна она лишь над тем,

Что принадлежит сему миру и никакому другому.

Да не будет!

Тридцатое декабря. Черный Замок

— Пора! — сказал Тилис. — И так времени в обрез.

Алиса открыла глаза. Тилис уже седлал коня — вороного коня Алекса.

— Остальных лошадей — партизанам, — сказал он. — Вы пойдете пешком рядом со мной. Кольчуги, мечи прикрыть. Все ненужное — бросить.

Тилис ехал шагом, так что идти рядом с ним по ровной дороге было несложно. Вскоре после восхода солнца их обогнал отряд иркунов — большой, не меньше сотни. Маленькие поросячьи глаза смотрели из-под нависающих бровей с ужасом — на Тилиса и с вожделением — на коня.

«Интересно, — подумала Алиса, — а они вообще верхом ездят?»

Но выражение невымытых харь было совершенно недвусмысленным: зачем ездить на лошади, когда ее можно съесть…

Тилис даже и не глядел на них. Высокий и стройный, в черных доспехах, он прямо и гордо возвышался в седле: не пристало-де мне смотреть на всякую чернь. Из-под плаща с желтой каймой чуть-чуть выглядывала рукоять меча — ровно настолько, чтобы он был виден, но ни в коем случае не весь.

Зато кривой меч Алекса открыто висел на левом боку Эленнара.

А там, вдали, уже виднелся Черный Замок — огромный, грозный, с