Я - не монстр, но кусаюсь (СИ) - Билык Диана

Антон распахнул дверцу холодильника и пока заворачивал рукава рубашки, слегка пропахшей древней сыростью, думал, что приготовить.

Здесь были щедрые запасы: на неделю хватит на двоих. С лихвой. Нашлось и слоеное тесто, и овощи, и грибы с ветчиной. А еще сыр, зелень и приправы. Разобравшись с духовкой, Антон сформировал круг из теста, смазал его томатным соусом, нарезал начинку и выложил на противень. Пока возился с приготовлением, напевал себе под нос веселую мелодию и качал бедрами.

В поисках терки для сыра, потянулся к знакомой полке, где оставил страшную куклу. Она стояла отвернувшись к стенке, словно обиделась.

— Что готовишь? — заговорила Камила за спиной.

Антон от неожиданности подпрыгнул и столкнул рукой куклу на пол. Она подпрыгнула на кафеле, и ее голова разлетелась на мелкие осколки. Черные волосы, как лужа мазуты, расплылись по полу, а шарниры вывернулись из-под красочного платья.

Камила скривилась, будто горький перец укусила.

— Хорошо, что она была страшная, — весело сказал Антон и опустился убрать крошки фарфора.

Камила молча подошла ближе и тихим хриплым голосом спросила:

— Страшная, говоришь?

— У меня днем волосы дыбом встали, когда увидел первый раз. На полке в гостиной папа коллекционировал маленьких монстров? Или мама?

Девушка присела рядом и стала помогать собирать осколки. Слишком резко и крепко хваталась за черепки.

— Осторожней, так порезаться можно. Я сам, — Антон отодвинул ее в сторону локтем и мягко улыбнулся.

Девушка встала, натянув спину, и отошла к окну. Антон скользнул взглядом по ее тонким ножкам, что выглядывали из-под длинной белоснежной рубашки, по вьющимся волосам достающим до ягодиц. Дух захватывало: такой она казалась безупречной. И загадочной.

Собрав оставшиеся кусочки и подхватив двумя пальцами тельце куклы, понес все в мусор, а затем смысл руки под проточной водой.

Камила молчала и глядела в ночное небо за окном. Ее профиль выдавал напряжение, губы сжимались, а подбородок подрагивал.

— Что-то случилось? — Антон подошел ближе и коснулся пальцами худенького плеча. Девушка вздрогнула.

— Все по-прежнему, — тихо ответила и повернулась. В глазах горела странная тоска и мука.

— Я вижу. Что-то не так. Ты из-за куклы? Я же случайно разбил. Это была дорогая память?

Камила не отвечала. Просто смотрела в глаза, и хотелось сбежать от ее обжигающего взгляда.

— Голодна? Пицца уже почти готова, — стиснул руки на хрупких плечах и немного размял каменные мышцы. — Извини за куклу. Я, правда…

— Случайно, — дополнила она и горько улыбнулась. — Неважно, их в доме сотни. Одной меньше — одной больше.

— Тогда садись. Ты любишь острое?

— Очень, — девушка присела, но спину не расслабила.

Пока Антон вытягивал противень из духовки, все время морщился не от обжигающего листа сквозь прихватку, а от ощущения злобного взгляда за спиной. Будто кукла не разбилась, а сидит и насмехается. И вот-вот вонзит нож в спину. Или швырнет супер-силой в стену. Бр…

Обернулся. Камила улыбалась. Коварно так, неласково вовсе. Сглотнул и отвернулся, чтобы сделать надрез на пицце.

— Ты всегда одна в таком большом доме? — попробовал завести разговор.

— Да.

Не хочет говорить. Односложные ответы, интонации сухие и нейтральные. И все тот же колючий взгляд между лопатками, до дрожи пугающий.

— А мама? — Антон выглянул через плечо. Девушку будто пригвоздили к стулу: глаз с него не сводит.

— Работает, — отрезала.

— Кем? — смахнув ужас с дрожащих пальцев, Шилов прикусил язык. Не может девчонка быть страшилкой. Она просто другая. Не такая, как все. И эта уникальность очень привлекательна.

— Риелтором, — снова коротко ответила Камила. Показалось, что ее голос стал глуше.

Антон обернулся. Сидит, не шевелится и смотрит на него, будто пилит между лопатками золотым взором.

— А ты? — выложив на блюдо уголки горячей пиццы и смахнув жуткое ощущение ползущее по спине, Антон подошел к столу.

— Что я? — так же нейтрально и холодно уточнила она и глаз не отвела. Царапала, выжигала, будто, и правда, съесть хотела.

— Чем увлекаешься ты? — мягко уточнил Антон и выложил Камиле на тарелку самый ровный кусочек. Нежно поцеловал ее в уголок рта и тихо сказал: — Приятного аппетита.

Девушка взмахнула ресницами и, резко опустив голову, закусила губу. Волосы рухнули вниз и прикрыли вспыхнувшие щеки.

— Рисую немного…

— Очень интересно, — присев рядом, Антон сжал легонько ее плечо и, взявшись щепотью другой руки за острый подбородок, повернул к себе. — Прости. Ками, я не хотел. Веришь?

Она кивнула и ощутимо дрогнула.

— Покажешь мне свои рисунки? — говорил осторожно, будто боялся бабочку спугнуть с цветка.

Камила немного отстранилась и замотала головой:

— Не стоит.

— Это еще почему? — Антон чувствовал, что девушка отдаляется. И так стремительно, что становилось не по себе. Отрезал кусочек пиццы и, подхватив его пальцами, поднес к ее губам. — Попробуй.

Золотистые глаза расширились от удивления, ресницы затрепетали, а губы приоткрылись. Антон скользнул пальцем по контуру, а когда она перехватила языком лакомство, наклонился и поцеловал ее. Ласково, еле касаясь. Девушка тихо вздохнула, будто сдерживалась.

Прожевала и улыбнулась. Уже теплее и не так злобно.

— А я бездельник, — проговорил небрежно и переложил шелковистый локон ей на спину.

— Как это? — ожила Камила и потянулась к тарелке.

Хотелось торжествовать, но Антон придержал эмоции и спокойно вернулся на свое место.

— Да вот так. Ничего не умею. Я — сорняк.

Ками нахмурилась, а потом вкинула в рот еще кусочек пиццы с расплавленным сыром и стала с усердием разжевывать. Говорила с полузабитым ртом, уже веселее и мягче:

— Не бывает людей сорняков, бывает слабая мотивация.

— Ну, у меня ее никогда не было. Отец к бизнесу не подпускал, а больше у меня ни к чему интерес не проснулся.

— А мама?

Антон нахмурился.

— Умерла, — быстро встал и пошел к холодильнику.

— Давно?

— Я маленьким был, но еще помню ее.

Девушка умолкла. Не сказала «мне жаль» или «сочувствую», как обычно все говорят. Говорят, но не сопереживают и забывают об этом через пять минут, потому что это не их горе. Только Антон помнил. To жгучее чувство от потери самого родного человека. Помнил, как остался один. И однажды вечером вместо мамы пришла другая злобная тетка. А потом женщины менялись, как листки календаря, и он даже не пытался запоминать их имена. Потому что ни одна из них не любила его. Только няня Марина, или Миня, как называл ее тогда Антон, была ближе всех, но никогда настолько, чтобы стать мамой.

Откупорил вино, что нашел в дверях холодильника, и подцепил с полки два бокала. Плеснул немного Камиле и себе.

— Покажи мне немного, что ты умеешь? Никогда не встречал магов, — Антон подал ей бокал и выждал пока она крепко возьмет его тонкими пальцами. Коснулся невесомо ее кожи, поймав приятную дрожь.

Камила прищурилась, и снова подарила коварную улыбку.

— Когда ты так смотришь, мне по-настоящему страшно, — шепнул Антон и поцеловал ее в мягкие, немного соленые от сыра и острые от перца, губы. Это успокаивало. Больше его, чем ее.

Глава 18. Быть чудовищем непросто

Камила снова горела. Не могла усидеть на месте, ерзала на стуле и не сводила с Антона глаз. Она поняла, что останется одна, как только раскроется правда. И сейчас мучили сомнения: продолжать игру или выгнать его? Хотя было желание просто придушить. За несдержанный язык и безумную привлекательность.

Но другая часть души ныла и умоляла потерпеть немного и не горячиться. Ведь такого счастья ей больше не испытать, не попробовать на вкус нежность и страсть, не вкусить запретного плода и не получить неземное удовольствие.

Почему Антон обхаживает ее? Целует, прикасается. Почему он делает это как-то по- особенному? Не так, как мама или Ярина. Почему Камила не может отмахнуться и запретить ему приближаться? Напротив, ей хочется больше. Еще и еще. Когда мужчина отходил к холодильнику, хотелось потянуться и заставить его остаться рядом. Когда наливал вина, целовал, а затем снова садился на свое место — хотелось рвануть к нему и просить, чтобы не отпускал.