Проклятие памяти - Джон Соул

И темнота. Сначала – полная темнота, небытие, бездна. Потом – неясные проблески, и постепенное осознание, что он – есть. Что-то пробивалось сквозь тьму, что-то большее, чем смутные видения и неясные звуки.

Сон.

Ему что-то снится.

Но что? Он попытался сосредоточиться. Если это сон – то о чем? И почему тогда кажется, что во сне все происходит не с ним, и...

Тьма начала рассеиваться. Звуки и смутные видения глохли, исчезали.

Это не сон. Все наяву. Он сам – наяву. Он существует.

Он – есть.

Но кто такой – "он"?

"Он" – это слово, оно что-то значило, а что – это нужно вспомнить. Это слово может быть именем, но память молчала.

Тогда это слово не значит ничего?

Нет, значит. "Он" – это значит "я".

"Я" – это "я". И "он" – это тоже "я".

А кто – "я"?

Александр Джеймс Лонсдейл.

Медленно значения этих странных коротких слов начали всплывать из темной глубины памяти.

Но все вспомнить не удается, а случайные обрывки так трудно связать... Он ехал куда-то. На вечеринку? Да, была вечеринка. Надо вспомнить. Представить ее.

Да, только так. Если хочешь вспомнить что-нибудь – представь это.

Не получается.

Да, он куда-то ехал.

Машина. Он был в машине. Он вел ее. Но куда?

Нет ответа.

Представь что-нибудь. Что угодно.

Но представить не получалось, и на короткое время явился страх – он не может ничего вспомнить, кроме своего имени. Память больше ничего не выдавала. И самой памяти тоже не было – только огромная черная пропасть, и вдруг...

Маршалл Лонсдейл.

Эллен Смит Лонсдейл.

Это тоже имена. Имена людей. Кто эти люди?

Его родители.

Тьма вокруг него расступалась.

Он открыл глаза. Свет – ослепительный, нестерпимый... веки непроизвольно снова сомкнулись.

– Он очнулся.

Эти слова произнес не он, они что-то значат, и он неожиданно вспомнил что.

Он снова открыл глаза. Свет резал уже не так, и смутные видения начали обретать форму, уплотняться.

А потом вдруг вернулось зрение.

Все это он уже видел раньше, это называлось... и внезапно он вспомнил как. Он в больнице.

В больнице работал его отец. Он был доктором. Что там слева? Чье-то лицо.

Отец?

Он не знал. Шевельнулись губы.

– В-вы... кто?..

– Доктор Торрес. – Голоса он не помнит. – Раймонд Торрес. Так меня зовут. – Молчание, потом снова голос: – А ты? Кто ты?

Несколько секунд он лежал молча, потом заговорил. Слова выходили плохо, но обладатель голоса, видно, разобрал их.

– Я... Александр... Джеймс... Лонсдейл...

– Верно. – Это говорит тот, кто назвал себя доктором Торресом. – Очень хорошо, что ты вспомнил. А знаешь, где ты находишься?

– Б... боль... – нет, сразу трудно. – Боль-ни-ца, – выговорил он по слогам.

– Правильно. А почему ты здесь – знаешь?

Он не ответил, лихорадочно стараясь уяснить смысл слов. И опять – совсем неожиданно – память пришла на помощь.

– Га... сиенда, – прошептал он. – Машина.

– Верно. – Торрес кивнул. – Теперь – не говори больше ничего, Алекс. Лежи, набирайся сил. Теперь все будет хорошо. Понимаешь?

– Д-да...

Лицо доктора исчезло из поля зрения, его сменило другое, которое он не знал. Он закрыл глаза. Лицо исчезло.

Когда несколько минут спустя Торрес вошел в свой кабинет, Эллен и Марш поднялись ему навстречу.

– Он очнулся, – объявил Торрес. – И уже может говорить.

– Он... что-то вам сказал? – выдохнула Эллен. – Это были не просто звуки?

Торрес не спеша устроился за письменным столом, когда он поднял глаза, взгляд его был бесстрастным.

– Гораздо лучше, скажу я вам. Он сразу спросил, кто я. Потом назвал свое имя. И вспомнил, что с ним произошло.

Марш почувствовал, как стук собственного сердца отдается в его ушах подобно уханью молота. Неожиданно в его памяти возникли строчки, бегущие по экрану. Таблица вероятности вариантов исхода операции, которую Торрес показывал им с Фрэнком позавчера. Вероятность частичного выздоровления – двадцать процентов. Полного – ноль. Тем не менее Алекс слышит, говорит, вспоминает – а значит, думает... Опомнившись, он услышал – Торрес говорит что-то, обращаясь явно к нему, и заставил себя прислушаться к словам коллеги.

– ...Но вам придется примириться с тем, что он может не узнать вас сразу.

– Почему? – в голосе Эллен снова зазвучала тревога. После секундной паузы: – О, Боже... Надеюсь, он может видеть? Он... не ослеп?

– Никоим образом, – заверил Торрес, не сводя с нее взгляда темных глаз.

Эллен почувствовала, что темный, животный страх, поселившийся в ней с момента аварии, начал исчезать, рассеиваться, глохнуть в присутствии Раймонда. Что-то такое было теперь в его взгляде... двадцать лет назад он был другим. Тогда глаза его порой загорались странным огнем – Эллен он казался даже пугающим; сейчас взгляд их гипнотизировал абсолютной уверенностью, заставляя верить каждому его слову. Если Алекса и можно было спасти, Раймонд был единственным, кто мог это сделать. Эллен поймала себя на том, что ловит каждое его слово, боясь пропустить что-либо.

– В данный момент трудно сказать определенно, что он способен вспомнить, что – нет. Он может вспомнить ваши имена, но не сохранить абсолютно никаких воспоминаний о вашей внешности. Или наоборот. Он может узнать вас, но не вспомнить, кем вы ему приходитесь. В любом случае – сохраняйте спокойствие и максимальную осторожность. Если он сейчас не узнает вас – постарайтесь не расстраиваться... или, по крайней мере, не показывать ему это.

– Мне вполне достаточно того, что он жив и в сознании, – заверила его Эллен. И, понимая, что все равно никогда не сможет выразить того, что она чувствует, продолжала: – Как... чем мне отблагодарить тебя? Может ли вообще быть благодарность, равная тому, что ты сделал?

– Вполне, – пожал плечами Торрес. – Тем, что вы примете Алекса, в каком бы состоянии сейчас он ни находился.

– Но ведь ты сказал...

– Я помню все, что я вам сказал, Эллен. Но вы оба должны понять, что все способности Алекса с этого момента будут существенно ограничены. И вам придется научиться общаться с ним... на новой основе. А это может оказаться весьма непросто.

– Понимаю, – кивнула Эллен. – Я и не жду, что это будет просто. Но как бы ни изменились его... способности, мы с Маршем к этому быстро привыкнем. Ты вернул нам сына, Раймонд. Ты... ты ведь сотворил чудо...

Поднявшись, Торрес вышел из-за стола.

– Предлагаю все же пойти к нему. Я провожу вас, если не возражаете, поскольку мне желательно, чтобы свидание прошло под моим присмотром. Его мозг сейчас никак нельзя перегружать.

Взглянув на Эллен, Марш поспешно кивнул.

– Разумеется, доктор.

Дойдя до западного крыла, они остановились перед дверью в палату Алекса. Кинув быстрый взгляд через стекло, Марш повернулся к коллеге.