Тайные трибуналы КГБ. Ловля «кротов» - Николай Чистяков

Шакерман, подумав, ответил:

— Нет, пожалуй, не остановился бы. Вам трудно это понять. Это вопрос чисто психологический. Чем больше имеешь, тем больше хочется иметь. Тем более что так легко деньги плывут в руки. Наше положение можно было бы, пожалуй, сравнить с поведением обезьян. В странах Индокитая обезьян ловят следующим образом. В дереве делают дупло, в которое кладут орехи. Обезьяна, найдя эти орехи, запускает лапу в дупло и захватывает большую горсть, но лапа с орехами обратно не пролезает. Разжать же лапу обезьяна не может. В таком положении ловцы обезьян находят ее висящей на дереве, с засунутой лапой в дупло. Так получается и с нами. Нас засосала болотная трясина, и выбраться из нее мы не могли. Чем больше воруешь, тем становишься одержимее. Воруешь до тех пор, пока не ударят по лапе.

Да, у этих гобсеков не было ничего святого. Только деньги, только золото, больше, еще больше…

— Ну а для чего такие накопления? — спросили мы у Шакермана.

— На всякий случай. Разумеется, чтобы жить хорошо и ни в чем не нуждаться. Это главное. Во-вторых, может быть, удалось бы уехать за границу и там пустить эти ценности в оборот. Например, заняться торговлей. Словом — делать бизнес.

— Но ведь бизнес-то грязный, Шакерман? Не правда ли?

— Бизнес редко бывает чистый.

Радужный мираж легкой наживы соблазнял. Забыв долг, утратив совесть, поправ мораль и закон, эти люди встали на путь тягчайших преступлений, разворовывая то, что мы называем священным и неприкосновенным, экономической основой нашего социалистического общества.

Такие, как Шакерман, мечтали уехать за границу и заняться бизнесом, они готовы были изменить Родине.

Растленные и развращенные до мозга костей, эти мерзавцы развратили и многих других, подкупили и соблазнили деньгами неустойчивых, не брезговали ничем и не щадили никого.

Организатора подпольного трикотажного цеха Ройфмана, так же как и Шакермана, совершенно ничто не интересовало, кроме денег и ценностей. Газет он не читал, книг тоже, в театр и кино не ходил по нескольку лет. На следствии он все это объяснял отсутствием времени.

— Надо было держать в голове десятки операций по сбыту продукции, приобретению сырья, помнить все расчеты с соучастниками. Меня часто беспокоила мысль, что у меня мало денег, что мои компаньоны грабят и обманывают меня и гребут больше, чем я. В то же время надо было думать, чтобы не попасться. До газет и книг ли тут?

Как же убог и беден их духовный мир! Деньги и деньги — ими заполнена вся жизнь…

Кстати, у одного участника воровской шайки при обыске был обнаружен так называемый кодекс морали и этики дельца. «Философия» дельца была сформулирована в нескольких параграфах, каждый из которых — образец цинизма, бесстыдства и чудовищной наглости. Вот что говорится в этом «кодексе»: «Идеалы — чушь. Помни, что главное в жизни — деньги. Все остальное приложится. Честность — донкихотство. Она смешна. Совесть должна быть гибкой и всегда служить тебе, а не другому. Никогда не говори об этом вслух, но всегда помни об этом. Вместо „наворовал" говори „заработал" или в крайнем случае „имел". „Взятка" — нехорошое слово. Бери и давай, но называй это взаимной помощью».

Нетрудно заметить, что этот циничный «кодекс» целиком и полностью совпадает с правами и идеологией буржуазных дельцов и бизнесменов, является проповедью буржуазной морали.

Связанные накрепко круговой порукой, дрожащие за свои шкуры и награбленные ценности, опытные, хитрые, осторожные и трусливые, эти хищники длительное время плели надежную, по их мнению, сеть вокруг каждого, кто так или иначе был связан с ними. «Попадешься — поможем, выдашь — утопим» — таков воровской закон, насаждавшийся в шайке. Кстати, этот закон также выражен в упомянутом мною «кодексе» дельца. В одном из пунктов этого кодекса говорится: «Если ты все же попался, пеняй на самого себя. Никогда не выдавай своих соучастников и сообщников, особенно начальство. Помни всегда и везде: круговая порука и выручка — основной закон жизни и процветания торгашей и деловых людей».

При расследовании этого дела, как и по каждому другому, перед нами, естественно, вставал вопрос: почему преступникам столь длительное время удавалось безнаказанно воровать государственное добро? Почему они не были схвачены за грязные лапы значительно раньше?

К сожалению, многие честные люди видели, что в мастерских диспансера творятся нечистые дела. Видели, знали, но до удивления равнодушно относились к ним. Даже те, кто по своему служебному долгу обязан был вскрывать хищения и нарушения законности в деятельности хозяйственных организаций, проходили мимо. Но если бы только проходили! Своим равнодушием и бездеятельностью они способствовали, попустительствовали хищениям. Краснопресненскому райфинотделу, например, было известно, что в мастерские в большом количестве завозится шерсть из Узбекистана. Однако финансисты вместо передачи материалов прокурору спокойно оформляли сделку.

Даже некоторые больные, работавшие в трикотажном цехе, понимали, что в нем творятся преступления. Некоторые из них писали об этом, но никто на их сигналы должным образом не реагировал. А тем, кто все же реагировал, Шакерман и Ройфман объясняли:

— Что вы хотите? Это же психически неполноценные люди. Мало ли что взбредет им в голову.

И такое объяснение удовлетворяло.

Вместе с равнодушием и беспечностью некоторых граждан нам пришлось столкнуться с более серьезными фактами, проливающими свет на причины столь длительных воровских махинаций Ройфмана, Шакермана и других. Речь идет о том, что материальные ценности и контроль за материально ответственными лицами оказались во власти подлецов, которые в погоне за наживой предали интересы государства. Некоторые ревизоры и контролеры, инспекторы, эксперты и бухгалтеры брали взятки и стали сообщниками шайки расхитителей. Организаторы хищений давали взятки за назначение своих людей на нужные им должности. Они давали взятки отдельным работникам за то, что те подписывали письма, по которым жулики незаконно получали сырье. Они платили деньги за то, чтобы мастерским не предъявляли претензий по поводу низкого качества изделий, платили ревизорам за то, чтобы они составляли угодные им акты ревизий.

Так продажность ряда должностных лиц позволила хищникам создать обстановку, в которой они могли чувствовать себя вполне спокойно и воровать безнаказанно.

Дело по обвинению Ройфмана, Шакермана и более двадцати человек их сообщников составило 77 томов. В течение двух месяцев шло разбирательство этого дела в Верховном суде РСФСР. Организаторы преступлений, Ройфман и Шакерман, были приговорены к расстрелу. Остальные — к длительным срокам лишения свободы.

Не остались, конечно, безнаказанными и те, кто тем или иным способом содействовал, попустительствовал или не доносил о совершаемых хищениях государственного имущества в особо крупных размерах.

Часть вторая. Это было недавно, это было давно 

Начало пути

Весной 1963 года я отдыхал в родном селе. Гулял по полям и лесам, помогал сестре на огороде: таскал на носилках навоз, копал гряды, сажал огурцы, морковь, свеклу, поливал… Работы в сельском хозяйстве невпроворот. Хоть и встают на селе люди чуть свет и трудятся по 17 часов, а времени все равно не хватает. Дела все прибывают и прибывают. Так до поздней осени.

В селе Дроздове я родился и вырос. Здесь учился читать и писать, жить и работать, любить русскую природу, любить свой народ.

Родина! Нет в мире ничего милее и дороже тебя.

Пусть будет бедна или внешне неприметна деревня, где ты жил, она всегда будет желанна твоему сердцу, бесконечно дорога воспоминаниями о прошлом, дорога близкими и родными людьми… Правильно говорится, что даже кусок черствого хлеба на родине сладок. Каждая пядь земли, на которой человек родился, рос, радовался и страдал, словно вбирая в себя все то, что входит в необыкновенно емкое понятие «родина», дает ощущение связи с нею. Без этого ощущения человек что лист, сорванный ветром… На родине, говорил известный русский писатель Куприн, вернувшийся с чужбины, и цветы пахнут иначе — ароматнее.

Любовь к родным местам естественна и свойственна человеку. И где бы он ни был, где бы ни находился, в каких бы условиях ни жил, он всегда помнит о родных краях.

Любовь к Родине сильна и безгранична, как сильна и безгранична любовь к отцу, матери, братьям и сестрам, родным и близким, друзьям и добрым знакомым, ко всему тому, что является для человека священным.

Таким священным, дорогим и близким для меня всегда останется родное Дроздово.

До сих пор я сохранил в памяти запах и вкус деревенского ржаного хлеба, овсяного киселя, печенной в костре картошки.