Стальная маска (СИ) - Борик Пан

— Это путешествие, оно ведь не затянется?

— Нет-нет, три года не больше.

— Чудно, — с улыбкой ответил Гэвиус, ощущая покинувшую его уверенность.

Он снова был хозяином ситуации, будто бы кукловодом, играющий с марионетками. Мысль о том, что Витус мог "сорваться с крючка", приводила его в отчаяние, ведь, в таком случае, он останется без надёжного тыла. Да, Гэвиус был мозговитым парнем и мог придумать выход из сложных ситуаций. Но лесной мальчик был фундаментом его плана, осадной башней при штурме, стрелой для лука. Он был незаменимым. Однако, Гэвиус понимал опасность ограничивать личные границы брата; это могло кончится очень дурно. Слова Витуса прервали размышления:

— Я хотел попросить средства…

— А? Да, да! Конечно я всё подготовлю… Ни о чём не волнуйся, всё будет в лучшем виде сегодняшним вечером. Завтра сможешь отправиться в дорогу, — с приторной улыбкой ответил Гэвиус, но глаза его были по крысиному хитрые, во взгляде застыли сомнения.

— Спасибо!

На сим разговор был окончен, а Витус отправился к дому нового знакомого.

***

В Демасии каждый второй знал Куинтоса Кано — великого изобретателя, что своими трудами облегчил страдания добрым крестьянам, помог усовершенствовать осадные сооружения, тем самым задобрив власти имущие. Тут же следует отметить: лишь благодаря высокому статусу фаворита при дворе, была организована поездка в земли Ноксуса. Пускай война между Ноксусом и Демасией уже давно в прошлом, старые раны ещё не зажили, а новые наносить нет сил.

Мужчине стукнул четвёртый десяток, и седина уже полностью покрыла его голову и перебралась на козью бородку. Он был плотным в теле и широким в плечах, с глазами цвета лазурита и вечной улыбкой до ушей. Манерам не уступал костельянам при дворе Его величества, то же можно сказать и про стиль в одежде; но в то же время вёл себя легко и празднично, будто бы приходился всем добрым старичком. В разговоре с кметом он никогда не употреблял сложных слов, однако его фривольности, обращенные к дамам, были наполнены изысками. Куинтос — человек дела, готовый браться за то, что другие назвали бы безумием. Но мужчина ясно понимал: в безумии рождаются шедевры. Мастера кисти рвут десятки холстов, прежде чем будут довольны своим творением: писатели осушают и того больше чернильниц, пока не напишут строки своей души; мыслители денно и нощно размышляют о мироздании. Пожалуй безумие — это обратная сторона таланта, того самого что называют кропотливой работой. Нет, — сказал бы Куинтос, — это не работа, это помешательство, желание во что бы то ни стало добиться успеха, пожертвовать всем и каждым ради результата, продать собственную душу, если будет угодно. Куинтос Кано был одним из тех, кого называли гениями, однако за этой "гениальностью" стоит исполинская работа.

Старость добавила ему не только мудрости: вместе с сединой пришла и лень. Он частенько откладывал дела на поздний срок, как бы говоря: Без меня не справятся!, что было истиной в последней инстанции. Однажды он заставил около трёх часов ждать своих гостей, а всё из-за того, что ему захотелось предаться созерцанию и наблюдать за полётом воробушка из окна своей комнаты. Птичка улетит, а гости не уйдут, — хохоча, молвил старик; птичка всё не улетала…

Даже осознавая, что срок арендуемой им комнаты подходит к концу, он не спешил собирать вещи, а делал это как бы против желания из-за стечения обстоятельств. Таким образом, находясь в гостиной братьев Вольго, что были любезны предоставить ему жильё, он услышал отклик за спиной; в нём он признал голос Витуса. Обернулся и, широко улыбнувшись, развёл руками; объятия были невесомые, но наполненные позитивными нотами.

— Витус! Видела Кейл, я утром думал о тебе. Размышлял: примешь ли ты моё предложение или откажешь. Терять такой самородок крайне обидно. И всё-таки, я не стану давить на тебя, но знай: если решишь отправится со мной, буду крайне признательным!

— В самом деле, я решил принять ваше предложение.

— Чудесно!

— Но вынужден отправиться следом. Сейчас…

— Ох, но нет ведь худа без добра. Я дам тебе рекомендательное письмо. Предъявишь его любому стражнику в столице, он тебя мигом направит ко мне, — мужчина резво зашагал в сторону стола, сел на стул и с видом ребёнка, потерявшего игрушку, стал озираться по сторонам, ища предметы письма. — Меня там все знают.

Составить письмо было дело лёгким, и мы имели честь держать его в руках. При каких обстоятельствах это случилось, мы сказать не можем, во благо собственного спокойствия, однако сроки, написанные рукою мужчины, приводим ниже:

Я — Куинтос Кано, желаю видеть подающего письмо человека в своей лаборатории. При обращении к вам, любезно прошу провести к моему жилищу. Выполнивший просьбу, может рассчитывать на вознаграждение. Подпись. Инициалы.

Парочка строк была написана на белой бумаге, свёрнута в четыре раза и положена в белоснежный конверт с красной печатью, что имелись только у важных персон. Сработает ли это? — задавался вопросом Витус, получая заветный билет в светлое будущее благодаря Куинтоса.

— Ну, а сейчас. Время курочки!

И, будто бы следуя воле гостя, прозвучал колокольчик — это кухонные рабочие звали гостей к столу. Витус разделил трапезу с новым знакомым; кушанье стоящие на столе, отличались простотой, но в то же время были приготовлены, что называется, с душой. Лесного мальчика терзали сомнения, а разговор с Патрицием лишь усиливал их. Возможно, он не прав, не исключено, что всё это — ошибка. Прямо сейчас Витус понимал, что следующий шаг, сделанный им, решит его судьбы на ближайшие годы. И, всё-таки, он сделал выбор…

***

…С братом своим прощаясь. По случаю ухода Витуса, Гэвис решил провести с ним вечер, что называется, у семейного очага. Братья сидели на мягких креслах; треск камина имел успокаивающее свойства, освещая лёгкий полумрак гостиной. Поздний час, и никто из прислуги не смел разгуливать по дому, потому Гальего расслаблено потягивали демасийское вино; бочонки с ним были единственными нетронутыми Патрицием.

Кстати, о мастере Патриции. По словам Гэвиуса, он заходил днём, но, не застав ученика, просил передать, чтобы тот ещё раз подумал над своим решением, взвесил все за и против и, наконец-то таки, одумался. Его речь сопровождалась бранью, а под конец мужчина использовал слова на языке давно истреблённого ионского племени. Одно Гальего-старший понял наверняка: учитель против решения своего ученика.

— И ты оставишь это как есть? — задал он вопрос Витусу, протягивая ладонь к столику со снедью. — Я думал, между вами с Патрицием крепкие связи, поболее чем между отцом и сыном. Ведь столько времени вы провели вместе…

— И что же? Мне теперь бежать к его ногам при первом же свисте?

— Ты слишком критичен. Старый наставник волнуется за юное дарование…

— Пожалуй это единственное, о чём он не говорил. Про то какой я идиот и про шибеницу…

Замолчали. Тишину разрезали потрескивания костра и хлюпанье бокалов. Гэвиус сказал брату, что тот слишком критичен, однако нельзя ли использовать это слово по отношению к Патрицию? Как помнит внимательный читатель, война между Демасией и Ноксусом закончилась много лет тому назад, и, даже несмотря на предвзятость сторон, они стараются найти общий язык во всём, начиная с культуры и заканчивая наследием древних, из чьих уст вышли множество пророчеств. Мир меняется, а вот старина Патриций живёт в прошлом, там, где звон стали, дождь стрел, приказы, вылазки, выживание…

— Представь себе: сегодня встретил господина Винуена.

— Тот, что банкир?

— Он и тебе задолжал?

Братья рассмеялись. Все знали старину Винуена — этот баламошка занимает динары у всех и каждого, однако отдавать не спешит. Его контора уже давно разорилась, однако профессия крепко вцепилась в память жителей; в Болхейме его звали "Банкир Винуен" или драный дед, тут уж смотря в какой округе.

— Забавно, но я решил финансировать в его контору, — хлебнув вина и закусив сыром, заявил Гэвиус; прожёвывая, он пояснил: — Этот старый хрыщ — тот ещё прохиндей. С такими лучше дружить.