Рожденная революцией - Алексей Нагорный

Коля остановился и подождал, пока она приблизилась.

– Я тебе вот что скажу, – Коля отвернулся. – Надоело мне все это, и я только потому сейчас с тобой разговариваю, что у меня приказ: узнать, где деньги Жичигина, за которыми приходил Кутьков. Если знаешь, – говори, и я пошел.

– Значит, только приказ… – сказала она с горечью. – Приказ, работа и все. Уходи! Я ненавижу тебя! Всех вас ненавижу! Красные, белые, бандиты, милиция ваша… – все одним миром мазаны… Всем вам одно только и надо: золото! А на живого человека наплевать!

– Маша… – пытался он ее остановить. – Перестань!

Она заплакала. Коля привлек ее к себе и погладил по голове, словно маленького ребенка.

– Ты же знаешь, как я… В общем, к тебе отношусь. Прости меня, я сказал, не подумав.

Маша вытерла слезы.

– Я тоже… Забудем это, хорошо? – Она помолчала и добавила: – Слушай. В тот вечер Кутьков пришел к Жичигину требовать свои деньги, а Жичигин не отдал. Они… убили его. Перерыли всю квартиру, ничего не нашли. Они мне сказали: и тебя убьем, если не отдашь деньги.

– А ты… на самом деле знала, где они? – напряженным голосом спросил Коля.

– У тебя даже голос сел, – сказала Маша грустно. – Не надо, Коля, а то я снова начну о тебе плохо думать. Пойми: я не знаю, как мне поступить.

– Ты все-таки скажи мне: эти деньги существуют?

Коля как ни старался, волнения скрыть не сумел.

– Идем, – Маша взяла его за руку.

…В гостиной Жичигиных она подошла к аквариуму:

– Под песком – второе дно. В нем тайник, – Маша вздохнула и села на диван. – Чего же ты ждешь?

Коля недоверчиво посмотрел на нее и пошел за ведром.

Когда выносил тридцатое по счету, вытер потный лоб, спросил:

– А ты, часом, не подшутила надо мной?

– Аквариум пятидесятиведерный. Носи, не сомневайся, Фома неверующий.

Обнажилось дно. Коля вынул нож, расковырял замазку. В тайнике лежал тщательно упакованный в клеенку пакет, а в нем – тугие пачки долларовых и фунтовых купюр.

– Из автомобиля Госбанка… Теперь все понятно… Кутьков часть денег отдал на хранение Жичигину. Они, понимаешь, были сообщниками еще с дореволюционного времени… – Коля внимательно посмотрел на Машу, с недоумением спросил: – А ты-то откуда знаешь… про это?

– Мне сказал Жичигин, – Машу бил озноб.

– Интересно, – протянул Коля. – За что это он тебе такое доверие оказал?

– Он объяснился мне в любви и показал этот тайник, – сказала она равнодушно.

– За любовь – такую кучу денег?! – искренне изумился Коля. – Должно быть, твой Жичигин изрядный дурак!

– Любопытна я знать, а что такой человек, как ты, способен отдать за любовь? – насмешливо спросила Маша.

– Я? – Коля смутился, понял, что сморозил глупость. – Я в том смысле говорил, что любовь за деньги не купишь.

– Ошибаешься, дорогой… – холодно сказала Маша. – Купить можно все. В том числе и любовь продажных женщин. У тебя больше нет вопросов?

– Есть, – Коля нахмурился. – Ты думала, кому отдать деньги: нам или им?

Маша надменно улыбнулась:

– Ошибаешься. Как раз об этом я совсем не думала. Это для меня было решено. Ни вам, ни им.

– А кому же? – спросил он удивленно.

– Себе, – сказала Маша. – Что же ты молчишь?

– По-моему, тебе все равно, что я скажу. Тебе на мое мнение наплевать, – с досадой произнес Коля.

– Угадал, – сказала она холодно. – Деньги, наконец, у тебя. Ты блестяще добился своего. Теперь ты герой и можешь возвращаться в свой МУР. Наверное, там теперь все будут мурлыкать от восторга, – неловко скаламбурила Маша.

Коля положил пакет на стол, направился к дверям.

– Не понимаю, – вслед ему сказала Маша. – Что с тобой, Коля?

Коля остановился на пороге:

– Может, я до чего и не дошел – у меня образование против вашего – что у вас силы против моей. Но одно я понял: вы без этой дряни, – он кивнул в сторону пакета, – сроду не жили и впредь без нее жизни вам нет. – Коля хлопнул дверью и ушел.

Несколько мгновений Маша ошеломленно разглядывала пакет, а потом бросилась догонять Колю. «Что же я наделала! Что же я наделала», – тупо повторяла она, прыгая по лестнице через две ступеньки. Выскочила на улицу. Коля уже был далеко, у поворота к бульвару.

– Коля! – закричала Маша. – Коля!!

Он повернулся, пошел ей навстречу.

– Прости меня, Коля! Прости!

– Ладно. Чего там, – улыбнулся он. – А я уж думал – все. Разошлись мы с тобой, как в море корабли.

– Не знаю, как ты, а я после этого никогда тебя не оставлю. Идем домой.

…Утром она согрела чай, принесла кусок хлеба. Долго смотрела, как он ест, потом сказала:

– Когда моя старшая сестра вышла замуж, муж увез ее в свадебное путешествие, в Италию. Они венчались в Исаакиевском соборе, а на свадьбе было полтысячи гостей. А я – как уличная девка.

– Глупая ты, – Коля притянул Машу к себе и стиснул так, что она вскрикнула. – Ты моя жена. А насчет путешествия и свадьбы не шибко огорчайся. Белых разобьем, кончится голод, холод. Устроим и мы себе свадьбу, друзей позовем. И в путешествие поедем.

– А венчаться ты, конечно, не пойдешь? – с упреком спросила она.

– А венчаться – нет, – твердо сказал Коля. – Это отрыжка старого быта, и нам с тобой не к лицу.

– Начальству своему все, конечно, доложишь?

– А как же? – удивился Коля. – Трепанов мне старший товарищ и брат, как я могу от него скрыть? Да и зачем?

– А он возьмет и запретит тебе на дворянке жениться.

– Запретит? – Коля почесал в затылке. – Не-е. Если бы он был дурак, дубина стоеросовая, – он запретил бы. А Трепанов – умней умного. Да если я тебя люблю, кто мне может запретить?

– Ну, наконец-то, – счастливо рассмеялась Маша. – А я уж думала: во веки веков не дождаться от тебя этих слов.

– Каких? – Коля непонимающе посмотрел на нее.

– Этих самых, – сказала Маша. – «Люблю тебя».

Трепанов долго рассматривал деньги:

– Это, конечно, хорошо, что она так поступила. Я тобой, браток, очень даже доволен. – Он внезапно взъерошил Коле волосы и засмеялся: – А ты востёр! Ох, востёр! Какую девку подцепил. Хвалю. И рад за тебя, браток. Любовь, – она, понимаешь, всегда любовь. Революции там, войны, смерть и разрушение, а все равно люди любят друг друга. И это, скажу тебе прямо, очень хорошо! Это по-нашему, по-большевистски! Мир переделываем. Для чего? Для любви! Для счастья! Ну вот, речь я произнес, извини.

Собрали совещание. Все поздравляли Колю с удачным завершением операции, а он сидел в углу и отмалчивался. Никифоров сказал:

– Эта казна для Кутькова – дороже жизни. Он за ней придет, а мы его – цап-царап!

– Приде-ет… – протянул Афиноген. – Долго ждать придется.

– Зачем долго, – спокойно возразил Никифоров. – Распространим среди урок слух, что Мария нашла деньги. Я посмотрю, как Кутьков на это не клюнет. И подоплека истинная: Жичигин потому Марии деньги отдал, что он ее… как это! Страстно любил!

– Поосторожнее насчет любви, – заметил Коля. – Противно слушать.

– Ой ли? – сощурился Никифоров. – А мне сорока на хвосте другое принесла. Кондратьев, говорит, в последнее время ох как много о любви разглагольствует.

– Уймись, – оборвал Никифорова Трепанов. – Вот что, братки. Нахожу, что в предложении Никифорова есть прямой резон. Нужно только подобрать такой источник, которому Кутьков безоговорочно поверит.

– Не знаю, как Маша, – вдруг сказал Коля. – А я ей запрещу участвовать в этом деле!

– Ты? – обомлел Никифоров. – Ты? Да тебя за это, знаешь, куда? Да ты какое, имеешь право? Товарищ начальник, я считаю, за эти слова Кондратьева надо под строгий арест!

– Подожди, – поморщился Трепанов. – В чем дело, Коля? Объяснись.

– А чего объясняться, – уныло сказал Коля. – Маша теперь моя жена. Ты, Никифоров, свою бы жену на такое дело послал?

– Я бы отца-мать не пожалел! – яростно крикнул Никифоров. – Революция требует – отдай! Кто не с нами – тот против нас!

– А вот тут тебя занесло, – усмехнулся Трепанов. – Не наш это лозунг. Он только звучит красиво, а на самом деле он большевикам не подходит. Эсеры пусть им пробавляются. И насчет отца-матери ты зря сказал. О таких жертвах только горлопаны кричат. А революции, братки, не отца-мать надо отдавать, а себя лично и без остатка.

Трепанов обвел присутствующих взглядом, наткнулся на глаза Коли:

– Конечно, неправ ты будешь, если жене своей запретишь оказать нам посильную помощь. Но и против ее воли мы действовать не станем. Верю, что объяснишь ей все честно. Проявит сознательность – спасибо скажем. Нет – тоже не обидимся. Не каждому по плечу в ногу с революцией шагать.

Коля решил отложить разговор с Машей. «Может, и не понадобится ее помощь, – утешал он себя. – Так чего зря нервы трепать».

На следующий день было воскресенье, звонили из губкома, просили выйти на воскресник, разгрузить продовольствие для госпиталей. Коля сказал об этом Маше, она пожала плечами: