Проклятье Ван Гога - Ариана Селеста

Моё сердце стучало так громко, что, казалось, не только отец, но и весь дом мог его слышать. Он быстро встал — кресло жалобно скрипнуло, и ступая тяжёлыми шагами, осыпая проклятиями всё человечество, покинул кабинет, а я стекла на пол, прижимая к себе сумку с деньгами.

Секунды складывались в минуты, минуты тянулись словно тягучая клейкая масса. Казалось, я неподвижно просидела под столом целую вечность. Прислушиваясь, я выползла из своего убежища и, тяжело дыша, огляделась по сторонам. Мне показалось, что кое-что здесь я всё-таки забыла. Медленно я подошла к отцовскому столу и открыла ящик. Внутри лежало портмоне из грубо выделанной коричневой кожи, то самое, в котором отец хранил фотографию.

Вытащив фото, я ещё раз уставилась на него, стараясь разглядеть в выцветшем снимке лицо моей мамы, и тут мой взгляд упал на тёмный предмет, лежащий в дальнем углу ящика. Моё сердце пропустило удар в тот момент, когда рука сама потянулась к нему. Дрожащими руками я взяла пистолет с глушителем и несколько минут просто таращилась на него, пытаясь понять, для чего я его взяла. Следующие несколько минут я провела, пытаясь отговорить себя. Но все попытки оказались тщетными, и через мгновение я находилась уже в спальне, а моя рука направляла дуло в лицо Пола.

Находясь в своём коконе, он был всё так же без чувств. Теперь от моего страха не осталось и следа. Это он должен был бояться меня. Пусть даже Пол придёт в себя, он не сможет и пошевелиться. Я до сих пор чувствовала на себе прикосновение его грязных рук. К счастью, он был слишком пьян, и мне удалось с ним справиться. Я сглотнула, пытаясь смочить пересохшее горло, и неспешно сняла предохранитель.

Я стояла перед вечным вопросом, о котором писал ещё Шекспир: «быть или не быть?», который в моём случае трансформировался в «пристрелить или не пристрелить?» Очевидно, в этот момент во мне бушевала сицилийская кровь отца, и я выучила ещё один урок: никогда нельзя судить людей по поступкам, поскольку иногда обстоятельства просто не оставляют нам выбора. Если бы поблизости оказался пистолет, когда этот выродок был на мне, я пристрелила бы его не раздумывая, но сейчас… Сейчас я просто вздохнула и отбросила его на кровать. Не я дала ему жизнь, не мне ей и распоряжаться. Есть ведь и другие способы отомстить.

Я стояла в ванной и крутила в руках красивую розовую бритву, ту самую, с семью волшебными лезвиями, что так нахваливала реклама.

«Ну что же», — подумала я — «сейчас и проверим, такие ли они волшебные».

Я подошла к Полу, присела и задумчиво осмотрела его лицо, повернула к себе его голову и наметила объект — левую бровь. Лезвия не творили магию, и с первого раза сбрить всё, не оставив ни единого волоска, не получилось. Может, его бровь была слишком густой? Не унывая, я расположилась на нём поудобнее и продолжила скоблить кожу, пока над левым глазом не осталось и следа волос. Затем, пока бабочка Пол ещё спал, я повернула его голову на другую сторону и чисто выбрила правую бровь. Пол был педантом, или, как модно сейчас говорить, перфекционистом, и уважал симметрию.

«Потрачу чуть больше времени и сделаю ему одолжение: не буду уродовать такое прекрасное лицо. Ведь одна бровь — это так небогемно».

Пол начал просыпаться. Веки блондина затрепетали, и один глаз медленно и сонно открылся. Он, без сомнений, сразу узнал меня, зрачки его голубых глаз резко расширились, когда он заприметил бритву в моих руках. Пол задёргался и попытался закричать, но выходили лишь сдавленное мычание и стоны. Я ехидно улыбнулась.

— Ты узнал меня, Пол? Ты помнишь, кто я такая? — мило спросила я, — ты ведь заказывал стрижку на дому? Я твой новый парикмахер, и сейчас я сделаю тебе самую модную причёску, чтобы все восхищались тобой. Отныне все будут называть тебя не иначе как «шикарный Пол»! Я позабочусь о тебе, и тебе больше не придётся тратить часы на укладку своих светлых локонов. Тебе будет нужно всего лишь промокать свою лысину кусочком чистой туалетной бумаги.

Он замычал ещё отчаяннее и вновь попытался кричать. Звуки были утробными, гортанными и довольно громкими. Пол всячески старался что-то сказать, извивался как огромный червяк, не способный сдвинуться даже на сантиметр.

— Хороший мастер понимает клиента с полуслова, — сказала я с улыбкой, — у тебя есть предпочтения насчёт того, с какой стороны начинать? Ага, я всё поняла! Сначала подстрижем, а потом и побреем! Хорошо, златовласка, твоё желание — закон! Всё будет сделано в лучшем виде!

Я поднялась, снова подошла к шкафу и взяла самые тупые ножницы, которые у меня были. Когда-то я использовала их для школьных проектов и прочих подобных вещей, и они давным-давно перестали резать даже бумагу. С интересом экспериментатора я принялась пробовать степень их тупости на волосах бабочки Пола.

Нужно признать, они были восхитительно ужасными и клацали по волосам, не отрезая, а, скорее, ломая и отрывая их клочками. По жалобному бараноподобному блеянию Пола я могла понять, какое удовольствие доставляет ему процесс. Операция «Изуродовать урода» проходила блестяще.

К моей великой радости он продолжал дёргать башкой из стороны в сторону, от этого моя работа становилась ещё приятнее. Волосы выдергивались с корнями, а в местах, где они крепко держались, я нежно выщипывала и победно подбрасывала их в воздух, чтобы они как пух падали на его безбровое лицо.

— Да, папин мальчик! — говорила я, припоминая, как отец называл его своим мальчиком. Я продолжала рвать его светлые кудри, — знаю, знаю, как тебе хорошо! Если работа твоих голосовых связок — это выражение благодарности, то я с радостью её принимаю.

Наконец, одна сторона головы была пострижена, и я с энтузиазмом принялась за другую. Пол замотал головой из стороны в сторону.

— Ты хочешь оставить как есть, только одну половинку? Нет, Полли, так больше не носят. Лысина — must have этого лета, ты только представь, как она будет отражать лучи калифорнийского солнца и сочетаться с твоим лысым котом, — говорила я, — как его зовут? Кажется, Фараон. Ты будешь самым модным и сможешь оттрахать ещё больше шлюшек, — он зажмурил глаза и захныкал, — нет, нет, нет, — я резко повернула его голову и заклацала ножницами. Я не могу позорить своё имя незавершенной работой. Ты же не хочешь, чтобы я закончила свою карьеру парикмахера ещё до её начала? Мы же с тобой собираемся открыть семейный бизнес «Супер CUT» и прожить вместе долгую и счастливую жизнь, не так ли Долли-Полли?

Я продолжала усердно трудиться, пока на его голове не остались только рваные клочья. В конце концов, он принял ситуацию, а, может, просто устал и почти перестал ворочаться.