На Севере дальнем - Николай Шундик

— Не надо так громко кричать Чочой, — попросил мальчика Чумкель. — Ты слушай, хорошо слушай, что тебе Гоомо говорит. Нехороших слов он тебе не скажет. Только не надо громко всюду кричать о том, что тебе Гоомо рассказывает.

Чочой, не то обиженно, не то действительно поняв что-то важное, умолк. Ринтынэ ласково посмотрела на него, слабо улыбнулась. «Любит он Гоомо, очень любит», — подумала она и зашлась в надрывающем душу кашле.

Чумкель и Нутэскин ушли. Чочой пожевал сухой вонючей юколы и пошел по ярангам чукчей и хижинам эскимосов в надежде достать для матери хотя бы небольшой кусочек свежего нерпичьего мяса.

Оставшись одна, Ринтынэ снова погрузилась в воспоминания о родной земле. Сейчас, когда Ринтынэ твердо знала, что должна умереть, ей особенно сильно захотелось туда, за пролив, на ту землю, где она родилась и выросла. «Пусть там будет плохо, как говорит Мэнгылю, — думала она, — но попасть бы туда хоть на один день, посмотреть бы в последний раз на те места, где бегала с сестрой, где ходила с отцом. Но как, как сделать это?»

От мысли, что ее желание никогда не исполнится, Ринтынэ стало так больно, так горько, что она закрыла лицо руками и заплакала.

«Вот птицы крылья имеют, — думала она, чувствуя, как сбегают вниз по вискам горячие слезы, — далеко лететь могут. Была бы я чайкой, я поднялась бы в небо и улетела на родную землю. Там и умерла бы легко, совсем легко умерла бы там...»

Ринтынэ мысленно представила себе родные места вокруг поселка Рэн, где она родилась, вспомнила самое любимое место, где хотелось бы ей быть похороненной. «Вон там, на берегу Кучевээм, где наша землянка стояла, где мы рыбу ловили летом», — наконец решила она, и вдруг ей пришла на память картина, которая ничем особенным примечательна не была, но Ринтынэ она показалась сейчас необыкновенной.

Светлый, солнечный день. Вияль сидит вверху, на вешалах, а Ринтынэ подает ей разделанную рыбу. Вияль встает и ходит по тонким жердям, балансируя руками.

— Упадешь! — кричит ей Ринтынэ.

Вияль хохочет и продолжает ходить. В смеющихся ее глазах — легкий страх и озорное веселье.

Все это с такими мельчайшими подробностями всплыло в памяти Ринтынэ, что она даже улыбнулась, словно на какое-то мгновение ей действительно удалось побывать на родной земле. Но вот картина исчезла, и Ринтынэ почувствовала, как ей стало холодно и жутко в ее ветхой яранге, в этой чужой и мрачной стороне.

«Надо думать, вспоминать, надо все-все вспоминать, что было со мной там, за проливом», — с тоской подумала Ринтынэ.

Так она и умерла в тоске по родной земле...

После похорон матери Чочой на целый день ушел в тундру. Возможно, он не вернулся бы домой, в поселок Кэймид, и на вторые сутки, если бы не нашли его возвратившийся в поселок Гоомо и маленький негр Том.

Не скоро успокоился Чочой. Он жил то у дяди Гоомо, то у Тома.

Серьезный, замкнутый, он мало разговаривал и совсем перестал улыбаться.

Том заметил, что его друг о чем-то часто сосредоточенно и упорно думает. Однажды, промолчав до самого вечера, Чочой отозвал Тома за хижину и, усевшись на корточки, сказал с таинственным видом:

— Слушай меня, хорошо слушай!..

Долго слушал Том.

Чочой говорил о своем дедушке, богатыре Ако, обладавшем замечательным луком. А когда Чочой в конце рассказа сообщил, что он уже хорошо снаружи обследовал склад шамана Мэнгылю и знает, как в него проникнуть, чтобы проверить, нет ли там лука дедушки Ако, Том вскочил на ноги и сказал:

— И я пойду с тобой! Там же страшно! Как ты один там будешь? Это опасно очень...

— Вот-вот, опасно, потому тебе и нельзя, — с прежней таинственностью сказал Чочой. — Тебе же известно, что склад шамана Мэнгылю находится под одной крышей со складом мистера Кэмби, они же друзья. Если там нас поймают, тогда мы погибнем. Тебе лучше, Том, остаться.

Том явно обиделся, молча отвернулся.

Чочою стало жалко друга, он обнял его за плечи и тихо сказал:

— Не сердись на меня, Том. Но я не хочу, чтобы Кэмби тебя убил.

Том вырвался из рук Чочоя и с решительным видом заявил:

— Все равно я пойду с тобой! Тебя тоже могут убить! Может, я сумею помочь тебе чем-нибудь. Вдвоем не так страшно...

НЕОЖИДАННОЕ ОТКРЫТИЕ

Шаман Мэнгылю выехал в соседний поселок, узнав, что там заболел охотник.

Чочой и Том, перебегая от дома к дому, от яранги к яранге, пробирались к длинному складу из гофрированного цинкового железа.

— Вон, видишь, железная решетка? — сказал Чочой, указывая на окно в стене склада. — Там одна перекладина выломана. Через ту дыру можно залезть в склад.

Том утвердительно кивнул головой и внимательно осмотрелся вокруг.

Мальчики подкатили к окошку одну из валявшихся у склада железных бочек, потом испытующе посмотрели друг на друга и на какое-то мгновение остановились в нерешительности.

— Дай, я первый, — предложил Том.

Тогда Чочой, не отвечая ему, поднялся на бочку, ухватился за решетку, подтянулся на руках и решительно заглянул в окно. Однако глаза его, не привыкшие к мраку, сначала ничего рассмотреть не могли. Просунув сквозь прутья решетки локти, он поднялся еще выше, перевалился всем туловищем в склад и увидел внутри, под окном, высокую кучу мягких оленьих шкур. Чочой отпустил руки, нырнул вниз головой.

Глянув вверх, он увидел переваливающегося через окно Тома. Чочой махнул ему рукой, что означало: «Смелей!» — и чуть посторонился. Через мгновение Том был уже рядом с ним.

Невольно мальчики схватили друг друга за руки, пугливо осмотрелись. В складе было почти совсем темно, тихо, пахло прелыми шкурами, тухлым моржовым жиром, вяленой рыбой.

Постепенно глаза привыкли к мраку. Минута шла за минутой, а друзья, настороженные и взволнованные, не решались сделать ни шагу. И тут за ворохом оленьих шкур, где-то слева, послышались странные звуки, похожие на шипение и щелканье. Друзья присели.

— Страшно! — невольно вырвалось у Тома.

— Страшно! — признался Чочой.

Звук больше не повторился. И снова жуткая, зловещая тишина повисла в шаманском складе.

— Может, здесь шаманские души живут? — высказал предположение Чочой.

Том промолчал. Друзья глазами спрашивали друг друга: «Не уйти ли назад?»

— Нельзя назад идти. Я должен поискать лук дедушки Ако, — прошептал Чочой.

Том сжал его руку и решительно встал.

Бесшумно мальчики двинулись в глубь склада. За ворохом оленьих шкур они увидели подвешенную к перекладине большую клетку с филином. Немигающие выпученные глаза филина перепугали мальчиков.

— Шаманский дух! — прерывающимся от страха голосом сказал Чочой.

— Филин, — поправил его Том, перепуганный, однако, не меньше Чочоя.

Филин зашипел, захлопал крыльями. И это неожиданно разозлило Чочоя. Он смело подошел к клетке и сказал:

— Кто бы ты ни был — шаманский дух или просто филин, — сиди спокойно, а то скручу тебе голову!

Филин повернулся в его сторону, взмахнул крыльями и присмирел.

Восхищенный поступком Чочоя, Том тихо засмеялся и сказал:

— Вижу я, ты такой же храбрый, как твой дедушка.

После разговора с филином мальчики почувствовали себя свободнее. Перед их глазами стояли штабеля ящиков с яркими этикетками, бочонки, ведра. На деревянных перекладинах висели шкуры песцов, лисиц, волков. Один из длинных ящиков был полуоткрыт. Чочой приподнял крышку и моментально захлопнул снова.

— Что такое? — спросил Том.

— Кажется, там черти сидят! — скороговоркой ответил побледневший Чочой.

Несколько минут друзья стояли напряженные, готовые в любое мгновение обратиться в бегство. Но вот Чочой подошел к ящику, открыл его крышку. Вслед за ним подошел и Том. Из ящика выглядывали оскаленные морды каких-то невиданных зверей. У одного из них были всего лишь единственный глаз во лбу, рога и длинная черная борода. Том невольно отступил назад, а Чочой неожиданно весело сказал:

— О, так это же шаманские маски! Вот в этой маске Мэнгылю мою маму лечил.

Теперь он спокойно извлек из ящика маску полумедведя-полуптицы и надел себе на голову. Том рассмеялся.

— Тсс! — остановил его Чочой. — Как бы нас не услышали.

Друзья перерыли весь ящик. Там оказалось несколько десятков шаманских масок, связки птичьих когтей, звериных клыков, высушенные птичьи головы, но лука дедушки Ако в ящике не было.

Закрыв ящик, мальчики пошли дальше по складу. В одном месте Том споткнулся и чуть не упал в чан, наполненный вонючим моржовым жиром. За чаном стояли огромные, выше человеческого роста, деревянные идолы, отдаленно напоминавшие фигуры людей. Там, где были намечены рты, виднелись следы жертвенной крови, которой шаман кормил идолов во время праздничных жертвоприношений.

Неподалеку от идолов был привязан к перекладине длинный шест. Конец шеста, почти упиравшийся в крышу, был увенчан мертвой головой оленя. Подняв кверху головы, мальчики со все возрастающим страхом смотрели в мертвые глаза оленя, не в силах шелохнуться.