Василика Даль: Возрождение - Василина Жидких

которые сегодня не пригодились. Я могла бы их и не надевать, но кто знает, чем все это могло закончиться? Если бы не дождь, безумие водителя серого кроссовера, то все могло закончиться и дракой наверное, и черт знает, кто вышел бы победителем. Избить, или даже убить могли меня вместе с Тимуром.

– Тим, ты спишь? – он молчал. – Эй, Тимур, не смей спать. Вдруг не проснешься? – правой рукой я сжала его окровавленные пальцы, и он очень слабо, но все-таки сжал их в ответ.

– А тебе не все равно? – спросил он. Тим сжимал мою ладонь, пока я, вытянув пальцы, дотягиваясь до его запястья, прощупывала пульс.

– Тимур, если бы мне было все равно, я бы рисковала ради тебя, самолично выходя на людей Корсака? – я по сути ничего и не сделала то, кроме как следовала за ними, но на самом деле я и этого бы не сделала, если бы мне было плевать. – Поверь, если бы мне было все равно, я бы не бросилась тебя спасать, – как бы он мне не нравился, я не похожа на того человека, который бросает других людей в беде. Я не такая.

Если мне на кого-то все равно, то это сравни смерти, потому что я пальцем не пошевелю, чтобы что-то сделать. Уж тем более в самое пекло не брошусь, чтобы помочь.

Любая эмоция, будь то симпатия, любовь, злость или даже ненависть, – это все проявления такого субъективного понятия, как «не все равно». Для меня «все равно» – это точка невозврата или граница, которая разделяет любовь и ненависть. Все равно – это пустота. Территория безразличия, в которой остаются люди, не попавшие ни в одну из категорий.

– От тебя можно ожидать чего угодно…

* * *

Я помогла Тимуру опуститься в ванну с теплой водой, чтобы смыть с его тела кровь и разом промыть все его раны, чтобы мне потом было видно с чем работать. Аккуратно подложив ему под голову валик из полотенца, чтобы парень не скатился в воду, я быстро вышла на кухню, чтобы найти баночку с мазью из голубых ахиресов, которые обладают быстрозаживляющим свойством. Я всегда возила ее с собой в маленькой баночке. И того количества мне хватало на ссадины и кровоподтеки.

Найдя баночку в своем рюкзаке, я поставила ее на табурет у расправленного дивана, где уже лежали бинты, вата и лейкопластырь, а также нашатырь на всякий случай.

Приготовив все, я вернулась в ванную, где Тимур подозрительно тихо лежал в воде, которая приобрела розоватый оттенок.

– Тим, не спи! – прикрикнула я в очередной раз, чтобы его немного растормошить, но он каждый раз так и норовился провалиться в дрем, но засыпать ему нельзя. Или можно. Не уверена я, но рисковать не хочу, потому пусть бодрствует.

– Стараюсь. Оно все так болит, но я терплю, хотя плакать хочется.

Я испуганно посмотрела на него, потому что он нес полную чушь. Мы довольно быстро доехали до квартиры, но Тим был в бреду, то ли от боли, то ли от многочисленной потери крови.

– Все, встаем, – пора его вытаскивать, пока он совсем не обмяк в теплой воде. Положив руку под голову и слегка придерживая его корпус, я помогла парню сесть, и потом перехватив его руки, поддержала, пока тот вставал на ноги, едва не теряя равновесие. Я поддалась вперед, обхватывая руками его за талию, не обращая внимания на свою майку, что уже сильно намокла. Я крепко его держала, пока Тим вылезал из ванны. – Эм, я нашла там вот это. И ты мог бы сам переодеться? Я не могу положить тебя мокрым на диван.

– Вот «это» называются трусы, если ты не знала, – он еле-еле разлепил свои глаза, чтобы посмотреть на то, что я настойчиво пихаю ему в непослушные руки. – И штаны. Я попробую.

– Я буду ждать за дверью, – промямлила я, расцепляя руки и собираясь выходить, но Тим не дал мне выйти. Он мягко, но властно обхватил мое запястье своими длинными пальцами. – Что ты делаешь?

– Держусь, – ответил он совсем тихо, но даже так я услышала некоторый издевательский тон. – Я могу упасть.

Я отвернулась от него, когда пальцы Тима мягко спустились к моей ладони и быстро переплелись с моими пальцами.

Когда он закончил с переодеваниями, я слишком громко, но облегченно выдохнула, и будь ему сейчас чуть лучше, Тим бы уже едко все прокомментировал. Надеюсь позже он об этом не вспомнит.

Мне снова пришлось краснеть, когда он начал путаться в штанинах трико, которые я ему приготовила, и мне пришлось ему помогать, стараясь сильно не разглядывать его, хотя было что. Когда этап с переодеванием был завершен, то я, быстро обхватив его за талию, повела к дивану, где потом помогла ему поудобней лечь. Тиму сейчас придется терпеть невероятно жгучую боль.

В квартире было темно и я включила настольную лампу рядом с диваном, которая не была очень яркой и не нервировала.

При таком свете я снова разглядела его травмы и шумно втянула воздух. Такое ощущение, что Тима пытали.

Я села на край дивана и нарезала бинты одинакового размера, приготовила кусочки ваты и нарезала пластырь. Обмакнув пальцы в синюю полупрозрачную желеобразную субстанцию, я развернулась к нему, не сумев избавиться от сочувствующего взгляда.

– Сейчас будет щипать, – предупредила я прежде, чем нанести мазь на рану от ножа.

Тим сильно напрягся, когда мазь легла на рану толстым слоем. Я услышала, как он сжал челюсти, скрипя зубами. И я по себе знаю, как жжет эта хрень. Да, больно, но это работает.

Завтра утром уже будет не так больно, как сейчас.

– Не напрягайся, Тимур. Чем больше напряжения, тем больше боли. Попробуй расслабиться.

– Я не могу, – процедил он в ответ сквозь сжатые зубы, сильно сощурившись. – Гмм…

Я нанесла еще один слой и Тим вцепился пальцами в диван, сжимая в руках простынь.

Головой я понимаю, что не мучаю его, а помогаю, но на душе все равно было скверно, и чем больше я вглядывалась в его лицо, наполненное горестными муками, тем больше чувствовала себя виноватой. Не понимаю, как мама терпела мои семнадцатилетние крики и просьбы остановиться, когда мне пришлось впервые воспользоваться этой мазью. В меня тогда меч насквозь прошел и, чтобы я дожила до прихода мага, мама меня чуть ли не литрами этой мази заливала.

Я довольно хорошо помню, как мама сидела рядом со мной и дула на опухший бок. Немного, но от этого мне было чуть легче терпеть боль.

Чуть наклонившись вперед, я медленно подула Тиму на покрасневшую кожу, как моя мама, когда-то мне на колотую рану. И он чуть расслабился.

Положив на рану неаккуратный квадратик бинта, я наклеила поверх него