Песня зверя - Кэрол Берг

От угла здания до навеса было двадцать пять шагов по открытому пространству. Всякий, кто выглянет за дверь штабного здания, сразу меня увидит. Я натянул капюшон, засунул пальцы под мышки, моля, чтобы они оттаяли и смогли править лошадью, и ступил во тьму. Не спеша. Я боролся с искушением кинуться бегом, а вместо этого пригибался под ветром, как будто шел делать противную и скучную работу в холодной конюшне. Двор казался просторным, как снежные равнины Сандерленда, где приходится ехать по льду несколько дней напролет, чтобы добраться до соседней деревни. Я съеживался от каждого крика и все ждал, что одна из темных фигур укажет на меня пальцем. От всякого движения в снежных вихрях меня так и подмывало ускорить шаг. Но я шел медленно и наконец со вздохом облегчения ступил в темноту под навесом. И тут же едва не лишился чувств от ужаса. Меня схватили за руку.

— Ну уж нет! — раздался яростный шепот, когда я снова занес руку, как дубинку. — Мой череп и вполовину не такой прочный, как у удема, и еще двух часов не прошло, как ты его уберег. Обидно будет расколоть, а?

— Давин! — Я прислонился к толстому столбу.

— Молодец, — похвалил меня элим. — Это я про крышу. Они решили, что ты собираешься дракона украсть, и теперь будут всю долину прочесывать, пока не поймут, что ты здесь, наверху. А ты будешь уже далеко.

Далеко… Я чувствовал себя так, будто все кости у меня размякли.

— У меня тут лошадь, — просипел я. — Надо уходить.

— Свою лошадь оставь, — велел элим. — Если обнаружат, что ее нет, вся соль пропадет. Да и дороги она не знает — потеряешься и замерзнешь.

— Дороги?! — Я ничего не понимал, соображал очень туго и даже не подумал, куда деваться. В Камартан, конечно, уже нельзя.

Элим завел меня в конюшню и пошел вдоль рядов перепуганных лошадей — большинство из них еще не опомнилось после того, как мимо пролетели драконы. В угловом стойле спокойно жевала овес небольшая чалая лошадка. Завидев элима, она дружелюбно заржала.

— Привет, Желудь, — Давин погладил лошадку по носу и угостил ее яблоком. Желудь с удовольствием взял лакомство с его ладони. — Он тебя преспокойно повезет, — заверил меня элим, перехватив скептический взгляд, которым я окинул невысокое животное. — Отпусти поводья, и он тебя вывезет.

— В темноте?..

— И в любую бурю. Это очень умный конь. Он знает, куда тебе надо.

— Твой?

— Он позволяет мне на нем ездить и тебе позволит. Давай-ка быстро.

Давин придержал поводья Желудя, я взобрался в седло, и элим довольно долго шептал что-то на ухо коню, а потом отошел.

— Ну вот. Отпусти поводья и не беспокойся. Тебя встретят друзья. Скажи им, что я скоро буду — как только можно будет уйти, не вызвав лишних подозрений.

— Но я…

У дверей конюшни послышались шаги. Давин прижал палец к губам и положил ладонь на нос Желудя.

— А ну руки убери, крыса! — Это был Альфригг. — И минуты больше здесь не пробуду! Поеду в Камартан и ужо разыщу там эту вшивую поганую сенайскую свинью! Уж я приколочу его шкуру к стене в лавке! Наплевать мне, что он натворил, — его же ножом его освежую, вот что!

Послышавшееся в ответ негромкое бормотанье я узнал — это был высокий голос квартирмейстера, — но слов разобрать нам не удалось.

— Нет, не надо меня провожать! — бушевал Альфригг. — Ты под стол пешком ходил, когда я тут все дороги уже объездил! И погоду видал и похуже! Чего мне в голову взбрело нанимать сеная-толмача?! Скажи своему командиру, что поставки начнутся, как только кто-нибудь из нас прирежет этого высокородного ублюдка!

Никогда еще я так не радовался проклятиям в собственный адрес. Ярость, с которой Альфригг ругался, уверила меня в том, что ранил я его легко, к тому же его отпустили, — значит, я достиг, чего хотел.

— Надо его предупредить, — прошептал я. — Сейчас-то его отпустят, но…

— Удему скажут, что конкурент, которому он, расширяя дело, перебежал дорогу, поклялся убить его и всю его семью. Он будет начеку, да и присмотрят за ним.

Шаги стихли. От облегчения я даже позабыл про окоченевшие руки и потянулся за поводьями.

— Оберни их вокруг ладоней, — попросил я, когда Давин с сомнением поглядел на мои руки без перчаток. — Да, помню, поводья надо отпустить. Но хочется за что-нибудь держаться…

— Если он задумается, скажи "танай", он вспомнит.

"Танай" — "домой".

— Давин…

Я старался запечатлеть в памяти облик элима, чтобы узнать его, если нам доведется снова встретиться. Пошире среднего элима. Хрупкие косточки обтянуты бледной кожей. Глубокая ямка на подбородке. Поначалу я дал бы ему лет двадцать, но веселые морщинки у глаз подсказали, что он куда старше. Белый завиток постоянно норовит упасть на левый глаз.

— Может, впредь научишься доверять, когда предлагают помощь. Ну, давай. Я скоро буду. — Он хлопнул Желудя по крупу, и лошадка не спеша вышла из конюшни и немедленно повернула прочь из лагеря, прямо в метель.

Лагерь был погружен во тьму, и я представления не имел, куда мы направляемся — на запад, на восток, на утес или вовсе к звездам, — наверно, где-то над облаками светят звезды… Странно — впервые за полгода я не боялся. В том, чтобы ехать вслепую сквозь бурю, было какое-то странное спокойствие, — словно я и вправду опирался на руку безглазого бога.

Глава 10

Той морозной ночью я много раз взывал к Келдару. Нет, страшно мне не было. Просто надо было деликатно напомнить ему, что вот он я, здесь, среди ревущего ветра и нескончаемого снега. Мне бы не хотелось, чтобы он про меня забыл. Было невыносимо холодно, и губы, нос и руки у меня так зловеще онемели, что я едва не соскучился по привычной ломоте в пальцах — хоть было бы ясно, что они у меня еще есть. Пить хотелось ужасно, но ни воды, ни еды, ни огнива, чтобы развести огонь, ни убежища, кроме плаща, — ничего у меня не было. Семь лет я был странствующим музыкантом и втайне гордился собственной неприхотливостью, но жить, как солдат, в чистом поле, без ничего, меня никто не учил. Всякий раз, когда я думал, что хуже быть уже не может, оказывалось, это еще не предел. Как же я жив до сих пор? Наверное, бог мудрости чего-то от меня ждет: ведь всякому известно, что лошади — создания Келдара, а от медленной ледяной смерти меня сейчас спасала только лошадь.

Чтобы отвлечься от мыслей о моей несчастной судьбе и от панических порывов повернуть Желудя назад в Камартан, я попытался извлечь все, что возможно, из разговора с Зенгалом. Итак, Всадники меня боятся. Только этим можно объяснить их ненависть, их стойкое намерение заставить меня замолчать, то, что они ослушались Девлина. Неудивительно, что король встревожен. Не важно, кто я — его кузен, его брат, жена, ребенок: если ему приходится выбирать между мной и драконьими легионами — выбор очевиден. Элирия и ее вассальные королевства существуют только благодаря драконам.