Журнал «Вокруг Света» №02 за 1985 год - Вокруг Света

В год Тринадцатой гиперкосмической Альберто Тоцци исполнилось двадцать три. Это был хрупкого сложения высокий черноволосый юноша с тонкими правильными чертами лица. С детства он ходил в вундеркиндах. Четырнадцати лет поступил в Палермскую высшую техническую школу, шестнадцати стал публиковать научные сообщения, а к двадцатилетию уже имел ученую степень. В Альберто не чаяли души бесчисленные итальянские родственники, а коллеги ценили и уважали Тоцци как талантливого, многообещающего космогеолога.

При всех своих достоинствах Тоцци не относился к категории так называемых баловней судьбы. Напротив, Альберто отличался редким трудолюбием, преданностью науке; к родным и друзьям относился с почтением. Единственным недостатком Тоцци или даже не недостатком, а слабостью, как осторожно выразился Набиль Сзади, была его эксцентричность. :

Экипаж космической экспедиции принимал темпераментного итальянца по-разному. Командир и его жена, быть может, потому что детей у них не было, с первого дня как бы взяли Альберто под свое покровительство. Масграйв сразу почувствовал к Тоцци неприязнь и до окончания экспедиции держался с ним подчеркнуто сухо, официально, разговаривал только по необходимости. Анита держалась с Тоцци по-приятельски легко, но при каждом удобном случае подтрунивала над ним. Сам же Набиль Саади, судя по всему, с молодым геологом был корректен, подчеркнуто вежлив, но вежлив дружелюбно, без отчуждения. Кроме того, чувствовалось, что Саади еще тогда, в Тринадцатой гиперкосмической, задолго до трагической смерти геолога, уже испытывал к Тоцци некое сочувствие, даже жалость.

За что же можно жалеть такого счастливчика? Когда я напрямую спросил об этом Саади, на секунду он замялся, потом не очень охотно объяснил. Оказывается, Альберто влюбился в Аниту. И не просто влюбился — полюбил. И безответно. Когда Анита погибла, в Альберто словно что-то сломалось. Из жизнерадостного, улыбчивого, общительного юноши он превратился в замкнутого, отрешенного от жизни мужчину. Позже, на Земле, Набиль пытался найти Тоцци, но тот избегал встреч. Говорили, что после полета на Мегеру Альберто так и не пришел в себя: перестал видеться с друзьями и пользовался любой возможностью, чтобы улететь в космическую экспедицию, все равно куда и все равно с кем. Полет на Саратан стал драматическим финалом этой действительно печальной судьбы. Случилось вот что. Во время обвала в горах напарник Тоцци был тяжело ранен. Вездеход засыпало камнями. Емкости батарей, питающих противорадиационную защиту костюмов космогеологов, хватало на четверо суток. Быстрой помощи ждать не приходилось — вышла из строя система аварийного оповещения. Альберто снял свои батареи и подсоединил к блоку питания товарища. Когда их нашли спасатели, геологи лежали без сознания. Раненого удалось возвратить к жизни. Тоцци спасать было поздно.

Наутро меня разбудил Саади и предложил прогуляться в водный павильон. Там ярко и горячо светило искусственное солнце. Несколько человек сонно лежали на поролоне, загорали. Благословляя безвестного гения, предложившего запас воды на космических кораблях не прятать в баки, а использовать для удовольствия команды, я начал раздеваться.

— А вы, профессор? Не желаете освежиться? — позвал я, заметив, что Саади усаживается за столик.

— Купайтесь, я не хочу,— отказался Саади. На нем, как и вчера, была та же хламида, но четки в руках были уже не коралловые, а из неизвестных мне бурых косточек.

Я накупался до одури, сделался красным от загара, выпил термос чая, проиграл Абу-Фейсалу четыре партии и одну свел вничью, но обещанных откровений не услышал. Подсознание профессора цепко держало свои тайны, и, похоже, не без помощи сознания.

Профессор в деталях описывал, какие перед ним стояли научные задачи. Я слушал из вежливости. Саади популярно изложил теорию интерференции биополей, задержался на принципах, отличавших его гипотезу от гипотезы Феликса Бурцена. С трудом дослушав седьмой тезис, я объявил профессору, что его научные высказывания не вызывают у меня лично ни малейших сомнений. Но дело в другом. Не устроит ли он мне, учитывая его дипломатические таланты и добрые старые отношения, встречу с Масграйвом? Не думаю, что просьба моя, даже подслащенная лестью, доставила Саади удовольствие, но помочь мне он все-таки обещал.

И постарался. Вечером «секретарь» сообщил, что капитан Масграйв примет меня.

Терри Масграйв встретил меня довольно прохладно.

— Два дня назад во время сеанса гиперсвязи вы говорили, капитан, что вам нечего скрывать в этой истории. Могу ли я и сегодня рассчитывать на вашу откровенность?

— Спрашивайте.

— Давайте поговорим по очереди об участниках Тринадцатой гиперкосмической.

— Кто именно вас интересует? Бурцен?

— Он был вашим другом?

— Не был.

— Он был способным ученым?

— Не знаю. У нас разные области. Думаю, ученый он был неплохой.

— А как начальник экспедиции?

— Ниже среднего.

— Почему?

— Скверный организатор.

— А в его характеристике перед Мегерой писали, что он «участвовал в шести межпланетных экспедициях, проявил себя... способным организатором». Что же, в седьмой он стал плох?

— В хорошо организованных экспедициях не гибнут люди,— отпарировал Масграйв.

— Хорошо, оставим командира Бурцена. Поговорим о Тоцци. Это был полезный для экспедиции участник?

— Он слыл способным космогеологом.

— А как человек?

— Пустой, эгоистичный вундеркинд,— вскинулся Масграйв.

— И в чем же выражался его эгоизм?

— В том, что личные интересы Тоцци ставил выше общественных. Классический случай.

— Что это за «личные интересы»?

— Личные... Ну, значит, сердечные...

— То есть?

— Он был влюблен. В Аниту. И не спрашивайте, что уже знаете. Аните он писал дурацкие стишки. Меня игнорировал.

— И это все? А как относилась к Тоцци Анита? — не унимался я.

— Он был ей неинтересен. Альберто в ту пору не мог соперничать с Бурценом.

— При чем тут Бурцен?

— Вы не очень догадливы.

— Неужели...

— Да.

— Вам известно, что Тоцци погиб?

— Знаю. Но что вас интересует, каким Альберто был тогда, во время экспедиции, или каким стал после?

— То есть вы считаете, что Тоцци причастен к гибели Бурцена и Декамповерде?

— Он внес свою лепту в разлад, хотел он этого или нет.

— И только?.. Вы хотите сказать, что в смерти Феликса и Аниты косвенно повинны остальные члены экипажа?

— Ничего я не хочу сказать, молодой человек,— взорвался Масграйв.— Но будь люди настроены чуть по-другому, не было бы той нервозности, может, они бы и уцелели, нашли правильный ход...

— Вот как. Надо думать, Анита тоже способствовала разладу коллектива?

— В весьма значительной мере.

— Потому что позволила Альберто в себя влюбиться? — осмелился уточнить я.

— Не только. При каждом удобном случае Анита подшучивала над Тоцци.

— Бурцен знал об этом?

— Об этом знали все.

— О том, что Анита влюблена в Бурцена?

— А и о том, что они... влюблены друг в друга.

— Так... Многое становится понятней. Значит, его жена ревновала?

— Что вы хотите? Роман развивался у нее на глазах.

— И вы лично осуждаете Бурцена за это?

— Это привело экспедицию к провалу, а двух человек — к гибели.

— Подведем итог,— сказал я, вставая.— Бурцен — циник. Тоцци — эгоист. Саади — себе на уме. Анита — искательница приключений. А кто же, по-вашему, Елена Бурцен? Ведь и ее, несомненно, вы считаете «косвенно причастной» к происшествию?

— Вы нарушаете все приличия. Отправляйтесь в модуль. Желаю вам не разделить участи Бурцена и Декамповерде. Прощайте.

Конусные броненосцы застывали остроконечными каменными бугорками, но еще жили: им предстояло теперь выполнить последний приказ, записанный в их генах самой природой — открыть на Мегере новый сезон. Энергии, накопленной каждым конусом, как раз хватило, чтобы отрастить несколько полых корней, пробить ими омертвевший слой почвы. Прошло еще немного времени, и по этим корневым тоннелям хлынули на поверхность зародыши и гусеницы, личинки и бактерии. Они несли с собой семена, пыльцу, споры, которые попадали уже отнюдь не в стерильный грунт. К этому времени конусы рассыпались и удобрили землю. Все необходимое для нового витка эволюции было подготовлено.

Глава 7

Красное и Желтое солнца поменялись местами. Уровень желтой радиации был еще достаточно высок. И солнца двинулись навстречу друг другу. Красное выходило в зенит, Желтое ползло по линии горизонта. Когда они поравнялись, радиация опустилась почти до приемлемого уровня. Из земли, словно распрямляющиеся пружины, выбросили шипастые побеги кусты, проклюнулась жесткая трава. Затем бурые колючие поросли начали заселять первые после вымерших броненосцев животные. Тощая птица, явно поторопившаяся с появлением на этот еще полумертвый свет, с беспокойством поглядела в небо: там, где едва розовела луна, зажглась и все сильнее разгоралась странная звездочка.