Беспредел - Игорь Бунич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я предупредил Бондаренко об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Это было абсурдом — грозить двумя годами тюрьмы приговоренному к расстрелу. Но так требовал закон, и Бондаренко все понял правильно.
— Я что, в качестве свидетеля допрашиваюсь? — спросил он.
— Вы допрашиваетесь, — подтвердил я, — в качестве свидетеля по уголовному делу, открытому против гражданина Гудко Николая Дмитриевича по статье 70-й, часть 1-я УК РСФСР. Хотите ознакомиться со статьей?
— Она мне известна, — отказался читать статью Бондаренко.
— Хорошо, — согласился я, — тогда приступим к делу. Как давно вы знаете гражданина Гудко и каковы у вас были отношения?
— Я не знаю такого, — спокойно ответил Бондаренко.
— А если вспомнить? — попробовал настаивать я.
— И вспоминать нечего, — отрезал Бондаренко, — я еще в своем уме. Не знаю я такого. Можете так и занести в протокол. Не знаю.
— Так, — согласился я, — машина "Жигули" серого цвета с регистрационным номером «МОС 48-1 6» принадлежала вам?
— Мне, — подтвердил Бондаренко, — то есть это была служебная машина, но закрепленная за мной.
— Где вы ее держали?
— Где придется, — пожал плечами Бондаренко. — Когда около дома, когда у Управления, когда в гараже Управления. Своего у меня не было.
— А кто-нибудь другой мог пользоваться вашей машиной в ваше отсутствие? Скажем, когда вы были в отпуске или в командировке?
— Конечно, — согласился Бондаренко. — Вы сами знаете, как у нас с машинами. Я однажды был три месяца в командировке, так машину официально передали в 3-е управление. Я когда вернулся, то почти неделю у них ее выцарапывал. Пришлось к Климову идти, а то не отдали бы.
— Вы имеете в виду полковника Климова, заместителя начальника 3-го главка?
— Его, — подтвердил Бондаренко.
— А приходилось ли вам на указанной машине с регистрационным номером «МОС 48-16» ездить в поселок Дуброво Московской области на 6-ю Социалистическую улицу дом 18? — неожиданно спросил я. Неожиданно даже для самого себя.
Бондаренко бросил на меня быстрый настороженный взгляд.
— Вам непонятен вопрос? — поинтересовался я.
— Вопрос понятен, — медленно произнес Бондаренко, как бы выигрывая время для обдумывания ответа. Потом с каким-то непонятным вызовом ответил: — Приходилось!
— Гражданин Бондаренко, — вкрадчиво сказал я. — Я посоветовал бы все-таки в вашем положения не вести себя неразумно. Только что вы мне сказали, что не знаете и никогда не знали гражданина Гудко, а теперь вы подтверждаете, что были в доме 18 по Социалистической улице поселка Дуброво. А ведь это и есть адрес, где до ареста проживал гражданин Гудко. Зачем же вы вводите следствие в заблуждение?
— Я ездил туда по оперативным делам, — ответил Бондаренко, — и на эти вопросы уже отвечал на следствии. Вы, видимо, дела моего не читали, а то бы такого вопроса не задали. А гражданина Гудко я действительно не знаю.
— Так а зачем же вы ездили к нему в дом, если его не знали?
— Я повторяю, — устало ответил Бондаренко, — что ответы на эти вопросы можно прочесть в моем следственном деле. Если вам, конечно, дадут его прочесть, в чем я сильно сомневаюсь.
Я почувствовал, что краснею от злости. Я знаю, что это мой недостаток, но никак не научусь себя контролировать.
Я вызвал контролера и приказал увести Бондаренко обратно в камеру смертников. А сам остался сидеть за покосившимся казенным столом следственного изолятора. Зачем меня сунули в это дело с Бондаренко? Чтобы удостовериться, что он не знал священника Гудко? Или наоборот доказать, что Гудко был связан с Бондаренко и переквалифицировать его на подрасстрельную 64-ю статью? Но ведь уже принято решение выпустить его на волю после публичного покаяния. Если же Бондаренко решил просто вывести Гудко из-под огня, то почему он через минуту признался, что бывал в его доме? Неприятно было ощущать себя дураком в какой-то чужой игре, где все — от Климова до приговоренного к расстрелу Бондаренко — знают больше, чем я. Поэтому я решил играть в свою игру. Дело в том, что отец Гудко тоже сидел в Лефортово, хотя и в другом корпусе. Я позвонил дежурному и дал распоряжение привести его на допрос.
— Вы прямо многостаночник, как Паша Ангелина, товарищ майор, — пошутил дежурный по тюрьме.
Паша Ангелина была трактористкой, а не многостаночницей, но я возражать не стал, а в тон ему ответил, что время такое — приходится быть Пашей Ангелиной.
Опять же по закону я не имел права допрашивать сегодня отца Гудко. Положено было иметь предписание на допрос, а предписание было на одного Бондаренко. Но на такие мелочи никто, естественно, внимания не обращал. Раз нужно сотруднику кого-то допросить, то хоть среди ночи поднимут, хотя ночные допросы строжайше запрещены специальным постановлением Президиума Верховного Совета СССР. КГБ сам знает, что ему делать и когда!
Привода Гудко пришлось ждать утомительно долго. В корпусе шел обед, а в армии и в тюрьме это священное мероприятие, которое прервать в мирное время не может ничто.
Он вошел — высокий, грузный, заросший густой бородой с проседью, и осенил меня крестом.
Я поморщился:
— Не паясничайте, Николай Дмитриевич. Присядьте. Будем беседовать дальше.
— Чего беседовать-то, Василий Викторович, — взъерепенился поп. — Я ж вам говорил, что не возьму такого греха на душу, прости Господи. На всю страну себя позорить, что я на ЦРУ работал. Выходит, я слово Божье народу нес не по своему желанию, а евреи мне это приказывали...
— Какие евреи? — не понял я.
— Эти — из ЦРУ. Сионисты, то есть, — отец Гудко перекрестился.
— ЦРУ — это американцы, а не евреи, — уточнил я, начиная злиться.
— А мне все едино, — сказал поп, — что американцы, что евреи. Одно слово — нехристи, спаси Господи!
— Прекратите, Николай Дмитриевич, — попросил я, — не теряйте лица. Вы достаточно образованный человек, чтобы разбираться в таких простых вопросах. Среди конфискованных у вас книг был даже труд белогвардейца Флоренского о прекрасной математической модели философии христианства с вашими пометками. А вы строите из себя какого-то схимника юродивого. И хотите, чтобы я вам поверил. Не хотите выступать по телевидению — дело ваше. Проведем вас по 2-й части 70-й статьи. Получите 10 лет лагерей и 5 — ссылки. Сразу в рай попадете как мученик за веру. А если учитывать новые обстоятельства, которые открываются в вашем деле, то как бы вам и по 64-й не загреметь лет на 15, если не хуже.
— Что за обстоятельства такие? — испуганно спросил священник.
— Бондаренко Сергей — знали такого?
— Не, Василий Викторович, первый раз слышу от вас, — по его лицу было видно, что он говорит правду.
— А кто к вам в Дуброво на серых "Жигулях" приезжал?
— На серых "Жигулях"? — переспросил Гудко. — Миша приезжал. Миша Еремеев.
"Вот новости, — подумал я. — Что еще за Миша Еремеев?" Никакого Миши в деле не фигурировало. Я вспомнил протоколы обыска, произведенного в доме Гудко в Дуброво на 5-й Социалистической. Там под надписью "Ничего не обнаружено и не изъято" стояли жирные "зеты" и были подписи понятых. Среди них, кажется, была подпись какого-то Еремеева.
— Кто такой этот Еремеев? Почему вы раньше о нем не говорили?
— Я много о чем еще не говорил, Василий Викторович, — сказал отец Гудко, — и о многом ничего не скажу, хоть на костре меня поджаривайте. Бог укрепит меня. А ваша власть антихристовая, жидовская...
— Гражданин Гудко, — как можно мягче прервал его я, — не усугубляйте своего положения. Я вот эти слова ваши в протокол сейчас внесу, и уж, если вы при следователе КГБ антисоветскую пропаганду продолжаете вести, то что, интересно, судьи скажут, когда будут определять вам меру наказания? Если вы о себе не думаете, то хоть о жене и близких подумайте. Их же из-за такого как вы родственничка могут в шесть секунд прописки лишить и выслать куда-нибудь в Коми, а то и подальше. Вы себе в этом отдаете отчет?
Он молчал.
— Так кто такой Миша Еремеев? — снова задал я вопрос.
— Миша? — переспросил отец Гудко. — Жилец мой. Дом у меня снимал, когда мы со старухой в пустыни жили. Дом-то пустовал, а Миша и платил хорошо, и человек был трезвый, аккуратный и совестливый.
— Он иностранец?
Отец Гудко отпрянул, как от паяльной лампы.
— Господь с вами, Василий Викторович, — сказал он, — что вы мне все иностранцев подсовываете. Русский он. Такой же, как мы с вами. Вы ж знаете, как я жил? Участковый проходу не давал. Следил за мною, как за злодеем каким. То откуда у меня деньги взялись, то какие книги у меня на столе лежат, все бегал смотрел. А как Миша появился, так участковый и отстал. Неужто, если б он иностранцем был, участковый бы наш это позволил? Он бы и меня, и его... сами понимаете. А тут все тихо. Я в пустынь подался, а Миша домом пользовался...
Именно в пустыни у Гудко во время обыска конфисковали по меньшей мере кубометра два запрещенных книг. Мы по этому поводу даже сделали представление патриарху.