Атолл (СИ) - Колышкин Владимир Евгеньевич

   Оайе испуганно протянул стеклянный мирок дяде Джону.

   - Никогда не бери чужие вещи без спроса, - назидательно сказал дядя Джон, пряча красивую вещицу в карман.

   Тут он осознал, что был слишком груб. Парнишка ведь еще ребенок, и как всякий ребенок любит игрушки.

   - Ладно, прости меня, парень, - миролюбиво сказал писатель. - Понимаешь, просто эта вещь очень дорога мне... Это мой талисман...

   - А кто в домике живет? - осмелевшим уже голосом спросил мальчик.

   - Мои мама и папа...

   - А-а, так это там ваш дом?

   - Ментально, да.

   - А как же вы туда залазите, вы такой большой, а домик маленький?

   - А я туда и не залажу, я же сказал - это домик моих родителей.

   - А почему они у тебя такие маленькие?

   - Потому что они, когда умерли, стали эльфами. И теперь живут в домике.

   - А их можно увидеть?

   - Только во сне... Да и то не всегда.

   Джон видел, что запутал мальчика, и чтобы выйти из ситуации, пообещал, что по прибытии в Онаэгану, купит ему какую-нибудь игрушку.

   Но у мальчика еще были вопросы, и один из них он задал:

   - А что там белое летает?

   - Какое белое?.. А-а-а... Это имитация снега.

   - Я не понимаю.

   - Ну, проще - это снег.

   - А что такое снег?

   Точно такой же вопрос в свое время задала Аниту.

   Между тем вдали уже показались изумрудно-зеленые острова, окруженные сверкающим голубым морем, над которым виднелись туго закрученные белые облака. На одном из островов, самом большом, который назывался Какуара, раскинулась столица архипелага - Онаэгана. По сути, Онаэгана захватила уже несколько островов, по капризу природы, близко расположенных друг к другу, связала их сетью мостов и дорог. Это был такой мини-Нью-Йорк Океании.

   По мере приближения "Жемчужины" к берегу, взору стоящих на её палубе открывалась широкая дуга Гран Пляжа со ступенчатым конгломератом отелей, резидансов, игорных заведений... Сквозь утреннее марево все это великолепие проявлялось постепенно, как проявляющаяся цветная фотография.

   Вскоре уже отчетливо видны были утопающие в тропической зелени приземистые виллы с белыми стенами и красными крышами; современные дома а ля "тропик" и старые здания, построенные в колониальном французском стиле. Но прежде всего взгляд притягивался конечно же к суперсовременной набережной, которая, официально называлась Океанским бульваром, а неофициально - Променадом.

   Здесь на Променаде все было пропитано атмосферой праздника, который никогда не кончается. Магазины с зеркальными витринами, рестораны и танцевальные залы, скрытые за нарядными заведениями тропинки, ведущие к потешным ярмаркам, к каруселям, к колесам обозрения, к кегельбанам и публичным домам; любому что-то да приглянется. За гостеприимно сверкающими белопесочными пляжами возвышались многоэтажные отели самого футуристического вида. Многочисленные архитекторы-новаторы, не нашедшие применения своим талантам у себя на родине, здесь, что называется, "оттягивались" по полной программе.

   Инвесторы со всех концов света вкладывали миллионы евро и долларов в инфраструктуру Онаэганы с непонятной для Джона Кейна энтузиазмом, словно на Пиньорском архипелаге найдены огромные запасы нефти. Впрочем, пуркуа па, как говорят французы. Такие архипелаги бывают богаты редкими полезными ископаемыми (например, как Новая Каледония богата никелем). Недаром же американцы пытаются подстелить здесь свой звездно-полосатый матрас... Джон удивился, что впервые он подумал о своих соотечественниках как о людях чуждой расы. Это для него было новым ощущением, которое следовало бы посмаковать...

   Возле увенчанного деревьями холма, Променад кончался, упираясь в открытый амфитеатр, где ежевечерне, едва погаснет блеск благословенных небес, проходили какие-нибудь музыкальные представления. Тут даже, говорят, выступал русский балет на льду во главе с Петросяном. Почти что Дягилевские сезоны в Париже.

   Рядом с портом находилась акватория закрытого яхт-клуба, членом которого состоял Джон Кейн, платя немалые членские взносы. За это он имел свой причал, который никто не смел занять.

   "Жемчужину" принимал лично сам бригадир причальной команды Охам Дженкинс - здоровенный мужик, родом, как он говорил, из Йобурга.*

   Сноровистые парни Охама принайтовали яхту к пирсу так, что она не дрогнет даже в самый сильный ветер.

   [*Просторечное название Йоханнесбурга, ЮАР]

   - Рад вас приветствовать, мистер Кейн! - ослепительно улыбаясь, прогудел Охам Дженкинс.

   Охам и Джон обменялись дружескими хлопками по спине, причем Дженкинс бил в четверть силы, чтобы своим тяжеловесным ударом не свалить обнимаемого с ног.

   С мальчиком Охам поздоровался по аборигенскому обычаю, с величайшей осторожностью. Для этого громадному бригадиру пришлось согнуться в три погибели, отклячив свой могучий зад.

   - Ну, что, пацан, трубочку тебе еще не выдали? - Охам еле сдерживался от смеха.

   На что Оайе отвечал, смущаясь своего детского статуса, что "поно" - начленную трубочку - ему выдадут через пять лет - Оайе показал пятерню - после ганама - ежегодного обряда инициации, когда мальчики, достигшие совершеннолетия, получают все права взрослого мужчины.