Лениград - 43 - Влад Савин

Нам даже не выделили ПВО на маршрут, как я потом уже узнал, что инициатором и составителем приказа был ЭТОТ полковник, но о прикрытии на маршруте он не побеспокоился. Я конечно мог отказаться от выполнения такого приказа, но на самом деле парням требовалась наша помощь — гунны очень сильно давили на нашу оборону. В результате нас почти сразу после переправы через реку атаковали «фоккеры», и мы потеряли треть дивизиона, а также много боеприпасов и топлива. Второй раз нас атаковали уже на подходе к Вендажу, там нас прикрыло местное ПВО, но хвосту моей колонны все равно досталось — в итоге на место прибыло только семь орудий из двенадцати, причем едва с половиной боекомлекта.

Потом мы лихорадочно занимали и оборудовали позиции и отражали атаки гуннов. Мы смогли их там задержать более чем на сутки, но у нас закончились боеприпасы, и мы вынуждены были отходить, выведя из строя последние три уцелевшие пушки. Если бы мою колонну прикрыли на всем марше и мы достигли бы точки в полном составе, мы смогли бы еще на сутки задержать гуннов, а там как знать может и удержать плацдарм. Нам повезло в отступлении примкнуть к одной из боевых групп Второй дивизии, отброшенной сюда, на север. И вот, я здесь. А оставшаяся 4-я батарея в это время одна отражала высадку немецкого десанта в порт. Мне рассказали, что они вели огонь до последнего снаряда и их уже потом сровняли с землей орудия линкоров этих макаронников. Очень жаль этих отважных парней, для меня было честью быть с ними в одном строю…

— Майор, могу сообщить вам, что капитан Полянский не погиб. Но говоря неофициально, нам всем было бы гораздо лучше, если бы сами указали полковнику Вульфу на его оплошность, и наличие у вас четвертой батареи! Полянский оказался слишком хорошим артиллеристом. И лучше бы он не геройствовал, черт побери! Прочтите его свидетельские показания.

Том Полански, капитан 244 батальона полевой артиллерии

Мы прибыли в Португалию в конце сентября. Практически одновременно с нашими новыми орудиями, так как их везли прямо в Лиссабон, а мы добирались через Англию. Мы поступили в распоряжение командира дивизиона полевой артиллерии майора Смита, очень хотели попасть на фронт, а нас оставили в тылу. Майор сказал: «Парни, войны хватит на всех, и если вас поставили сюда, то надо с честью выполнять свой долг и приказы командования». В этом он не ошибся…

Нам определили позицию чуть в стороне от основных позиций дивизиона и мы начали ее готовить, как нас учили. Маскировали, копали, укрепляли, готовили основания под рельсы и снова укрепляли, маскировали — казалось этому не будет конца. Один из командиров расчетов, второй лейтенант Николас, предложил даже сделать легкие щиты из которых можно собрать подобие дома, совершенно скрыв внутри орудие, а при необходимости быстро их откинуть в стороны и стрелять. Он неоднократно обращался с этой идеей и ко мне и командиру дивизиона, но всегда получал ответ, что по уставу мы используем маскировочные сети, а не занимаемся строительством домов.

Когда мы наконец закончили работы, то могли вести огонь по любой точке на удалении двадцать три километра, круговым обстрелом, причем перенести огонь могли за минуты, так как орудия были поставлены на поворотные круги, как у британцев. Еще нас подключили к дивизионной системе управления огнем и артиллерийскому радару. Командовал там второй лейтенант Джек Корвокат, он был совершенно сдвинут на предмете своего обожания — станции РЛС. Об этом он мог говорить часами — ну как же он закончил Принстонский университет и часто смотрел на нас свысока, когда мы обращались к нему с вопросами и не дай бог в чем-то усомниться о возможностях его радара. Я даже был свидетелем одного его спора с полковником ВВС, когда они были у штаба нашего дивизиона, уж не знаю с чего начался спор, но похоже что наш лейтенант доказывал что их станцию обнаружения лучше расположить на горе около нас, тогда дальность позволит накрыть «зонтиком» весь юг плацдарма. А самолетом до этой горы лететь чуть ли не полчаса — за это время не то истребители взлетят, антенну можно успеть сложить. Спор закончился обещанием полковника посадить нашего лейтенанта под арест на трое суток за нарушение субординации. А летчики свою станцию поставили где-то далеко на востоке и ее в первый же день гунны разбомбили. А наш лейтенант как только отладил свою станцию, то потом включал ее очень редко, объясняя что «запеленговать» ее для немцев ничего сложного, а потом ее тоже разбомбят и мы будем слепы и глухи. Он часто использовал различные умные слова при разговорах с нами, видимо для того, чтобы еще больше выделиться — высшее образование свое показать. Но на это никто почти не обращал внимание. Злые языки утверждали что он как-то связан с контрразведкой, но за руку его никто не поймал. А вся его аппаратура работала очень хорошо и это нам потом очень помогло.

Еще, чтобы обеспечить корректировку стрельбы по входящим в порт судам, у дивизиона был оборудован наблюдательный пост в развалинах старого форта. Направление туда считалось наградой, можно было вдоволь покупаться пока сменщик дежурит на связи. Наше начальство об этом знало, но никого за это не наказывали.

У нас уже даже стали ходить разговоры, что это не война, а какой-то курорт. Даже самолеты почти не летали. Хотя против нас тогда воевали в основном только испанцы.

Но все резко изменилось с началом наступления гуннов. Их штурмовики и бомбардировщики целыми днями совершали налеты и даже ночью бомбили порт. А потом почти весь дивизион отправили на восток, а нас оставили. Майор правда пообещал, что как только они там укрепятся, он нас вытащит к себе. Еще при формировании моей батареи у нас была нехватка тягачей. Даже чтобы притащить все наши орудия пришлось брать три тягача из дивизиона. Конечно пока орудия стоят на позиции тягачи и не нужны, но вот если куда-то придется двигаться, то мы не сможем все орудия увезти своими силами. Кстати и снарядов нам оставляли немного, их и так было мало — суда приходили редко. После ухода дивизиона у нас оставалось по полсотни снарядов на ствол, и то видимо потому, что мы могли такое количество сразу при перемещении забрать собой на новую позицию.

А утром на следующий день с наблюдательного поста поступил доклад, что к берегу приближается большая группа кораблей. Мы все ждали, что это тот самый конвой, и сейчас, получив подкрепление, мы отбросим гуннов от Лиссабона, а может быть, и выбьем их из Испании. Ведь нам говорили, что у гуннов не так много сил, а испанцы совсем не вояки — стоит только посильнее нажать на них, как сразу бегут.

Но это были гунны. Когда поступил второй доклад, что подходящие к берегу корабли начали обстреливать порт, я даже не поверил, но с НП все подтвердили, и я сразу приказал включить наш радар, и всем занять боевые позиции. А сам связался со штабом — и мне показалось, что дежурный там был сильно удивлен, узнав, что мы находимся на этой позиции и полностью готовы к бою.

Дальше мы сделали то, чему нас учили — ориентиры у нас были заранее установлены, и даже часть была пристреляна. Главной мишенью мы выбрали самый большой корабль — после я узнал, это был старый французский линкор — и не попасть в такую крупную цель было невозможно, тем более всю нашу стрельбу корректировали и по радару и наблюдатели, до которых от кораблей было не больше 2–3 миль. Когда такая большая туша еле-еле ползет повернувшись в нам боком, тут только успевай стрелять. Как положено, мы провели пристрелку, а затем перешли на беглый огонь — и добились, по докладу с НП, больше двадцати попаданий, линкор даже остановился, и горел. Тогда мы перенесли огонь на корабли поменьше, и успели подбить четыре, два утонули, два горели, стоя на месте. А затем с НП передали — господи, он стреляет по нам!

Сэр, вы даже не представляете, что значит находится под огнем ТАКИХ орудий, когда от каждого взрыва сотрясается земля и 13-ти тонные Лонг Томы летают в воздухе словно пучок соломы от ветра. Здесь я понял разницу между морской и сухопутной артиллерией, у нас никогда не было и нет таких калибров! Линкор дал по нам целых три залпа, и очень точно, нашу позицию буквально перепахало, как плугом! А когда все завершилось — в живых осталось едва две дюжины парней, и половина ранены, орудия разбиты все, и радар — но лейтенант Корвокат отделался лишь синяками и царапинами, хотя его буквально выбросило из фургона взрывной волной. Из машин уцелел один грузовик и «додж», так что мы первым делом доставили раненых в госпиталь — а после, никто ничего не знал, что делать, была полная неразбериха, на улицах стреляли, эти гунны, или французы, все же высадились в порту, и у них были танки! Мы старались держаться вместе, ведь мы пока оставались одним подразделением — вот только пушек для нас не было, пришлось по-пехотному. В ночь на 23е ноября мы снова оказались на берегу, почти в том же месте где была наша батарея. И положение было уже хуже некуда, гунны заняли Лиссабон и вылавливали уцелевших, причем нередко даже не брали в плен, а убивали на месте — а раненых, захваченных в госпитале, они выбросили наружу, на землю, и проехали танками, двое моих парней, направленных в разведку, видели это в бинокль с соседнего холма, это был ужас — и там ведь были наши раненые, с батареи! Значит, все верно было в том русском фильме, про фашизм, мы видели его еще в Англии — что для истинного наци, любой не ариец, это животное, хуже чем ниггер для уроженца Алабамы. И мы твердо решили, что в плен нам сдаваться нельзя.