Последняя из рода Мун: Семь свистунов. Неистовый гон - Ирина Фуллер

думала только о том, как бы не помереть с голоду или как бы доползти от реки с телегой мокрого белья и не упасть посреди улицы.

Если она и надеялась, что эти слова смутят Оддина, заставят устыдиться собственной беззаботности, то ошиблась. Он вдруг накрыл ее руку своей и ровным, уверенным голосом сказал:

– Любовь, Элейн, это самое прекрасное, что есть в этом мире. Это единственное, ради чего вообще стоит жить.

Он вдруг улыбнулся, так спокойно и открыто, что у нее перехватило дух. Сердце кольнуло.

– Пусть то будет любовь мужа и жены, матери и ребенка, друзей, братьев, любовь к работе или любовь к искусству, если она есть, то будет для человека источником счастья. В счастье и в любви весь смысл этой жизни.

Элейн смотрела и смотрела в его глаза, ощущая, как кровь приливает к лицу, как становится жарко.

– Ты нежный, как кроличий хвостик, – прокомментировала она, пытаясь скрыть смущение за язвительностью. – Тебя, наверное, ужасно дразнили в детстве.

Оддин рассмеялся:

– Это правда. Доставалось от Ковина и отца, они терпеть не могли, когда я бежал к матери с каждой ссадиной.

Он хмыкнул: можно было подумать, что делился теплыми детскими воспоминаниями, но Элейн это вовсе не казалось милым.

– Но я быстро понял, что против них мне поможет только сила, поэтому с юных лет много тренировался. Ты не представляешь, как я мечтал, что однажды смогу одолеть обоих в рукопашном бою, и они, постанывая, лежа на земле, будут просить о пощаде…

Отчего же, она легко могла это представить.

– Но сбыться этому было не суждено, – вздохнул Оддин: впрочем, вздох был не слишком печальным, скорее полным досады. – Отец умер раньше, чем я смог набраться сил. А там и Ковину стало не до меня.

Видимо, заметив взгляд Элейн, полный сожаления, он бодрее добавил:

– К тому же он вовремя заметил, как силен я стал. – Оддин поиграл мышцами на руках, чуть выпятил широкую грудь. – От этого тела веет мощью, не каждый решится вступить в бой.

Элейн не смогла сдержать улыбку, но все же покачала головой, будто осуждая такое дурачество.

– Короче говоря, Ковин перестал прибегать к физической силе. – Оддин вернулся к прежнему спокойному тону. – Теперь он пользовался своим положением главы семьи, временами шантажировал меня матерью, угрожал, что отошлет ее в другой город или перестанет выделять средства. Порой влиял через учителей. Убеждал их, что я никчемный ученик, постоянно лгу, поэтому мне не стоить верить на слово. В общем, – Оддин вдруг прервал свой рассказ, решительно ударив себя по бедрам, будто стряхивая воспоминания, – мне действительно порой приходилось несладко из-за добросердечной натуры, но, к счастью, это только укрепило мой дух. Думаю, за это стоит благодарить мою мать.

Элейн несколько мгновений смотрела на него, а затем встала.

– Знаешь, это очень интересно, но мне пора идти, – заявила она. – Спасибо за ужин.

Оддин выглядел растерянно. Еще бы: излил душу, а в ответ получил холодное прощание. Но Элейн не могла больше слушать его рассказы: с каждым словом Оддин казался ей все лучше и лучше. Такой правильный, рассудительный, преодолевший трудности. Уравновешенный, не поддающийся на провокации – видимо, слишком уверенный в себе, чтобы злиться из-за ее подтруниваний. С любовью и уважением отзывающийся о матери. Сильный, мужественный…

– Увидимся, – зачем-то добавила Элейн, бросила на него еще один взгляд и поспешила к выходу.

Еще немного – и она решит, что ей нравится этот карнаби.

«Брат убийцы», – напомнила она себе.

Он нагнал ее уже на улице, вынудил остановиться, взяв за локоть.

– Что случилось? – спросил он, заглядывая ей в лицо.

Элейн вздохнула. На улице было уже темно, но то тут, то там горели факелы, принося хоть какой-то свет на темную мостовую.

– И куда ты собралась одна средь ночи? – добавил он, озираясь. – Разве ты не слышала историю об убийце, которую я рассказал совсем недавно?

– Мы же выяснили, что для него у меня слишком большая грудь, – не без иронии ответила Элейн.

– И на твою грудь найдутся охотники, – убежденно заявил он, кажется, даже не замечая, насколько многозначительно и дерзко прозвучало это заявление. – Я провожу тебя. И пока идем, ты объяснишь, почему так внезапно сбежала.

Они шли по полупустой улице, Оддин терпеливо ждал ее ответа.

– Я десять лет считала карнаби животными без мозгов и сердца. А ты, возможно, лучше многих кападонцев, которых я знаю. Я не хочу менять свое мировоззрение просто из-за того, что ты весь такой «солнечный зайчик».

Оддин хмыкнул.

– Ты не хочешь испытывать ко мне симпатию?

Элейн утвердительно промычала в ответ.

– Но ничего не можешь с собой поделать? – с явно слышимой улыбкой продолжил он.

Она закатила глаза.

– Подожди, пока на нас нападут какие-нибудь хулиганы, и я покажу, как владею саблей, – сообщил он, для наглядности крутанув оружие в руке.

Блеснул металл.

– Тогда точно не сможешь противостоять двум метрам чистого обаяния, – завершил Оддин, и Элейн все-таки рассмеялась.

В пекарне она улеглась на свою лавку, накрылась дырявым мешком и вскоре крепко заснула. А наутро еще одна новость переполошила весь Нортастер.

Пекарня работала три ночи подряд, все валились с ног от усталости. Элейн тоже привлекли к приготовлению пирогов и лепешек, и ей это нравилось. Но с еще большим рвением она взялась за доставку. Напомнив, что профессионально катает тяжелые телеги, она четыре раза прошла маршрут от пекарни до дома мормэра, чтобы перевезти все изделия. На четвертый раз ей казалось, что она знает всю биографию местной разговорчивой кухарки и почти без ошибок может назвать имена детей и котят, крутившихся вокруг нее. А это не менее трех мальчишек и не менее четырех животных!

Она заметила, что дом украсили флажками из ткани. Синими, конечно, – традиционный цвет карнаби. Но главные приготовления шли в квадратном внутреннем дворе и большом зале.

– Королевский бал – здесь. Подумать только! – то и дело восклицала кухарка, одновременно будто бы недовольная и все же явно польщенная перспективой готовить для самых важных особ.

Девушки-помощницы при этом каждый раз вздыхали, томно закатывали глаза и перешептывались.

– Это на сколько же человек вам нужно готовить? – покачав головой, спросила Элейн.

– Да под три сотни!

Элейн задумалась: бал мог стать хорошей возможностью досадить Ковину. Но каковы были шансы попасть туда неизвестной девушке из Кападонии? Насколько сложно затеряться среди трехсот гостей?

– А кто будет подавать блюда и напитки? – продолжила она расспросы.

– Да вызовут еще лакеев, это уж точно, – отозвалась кухарка, нарезая зелень.

Вот оно что…

– А где их берут? – не унималась Элейн, но кухарка была только рада поболтать, поэтому