Домик в дачном поселке - Петр Шордей

И что я могла поделать?

Как обычно, все это исключительно моя вина.

Ты думаешь, будто бы здесь, в Микрутах, мы живем нормально?

Они проверяли наши счета за переговоры полугодичной давности и даже снимали отпечатки пальцев с тойоты Янека и моей мазды.

Я тебе об этом не писала, потому что фиг чего они нашли, но отпечатки снимали со всего, что только было в доме.

При этом они опять ничего не нашли, но может и нашли, только Стемпнева ничего об этом не сказала.

Впрочем, я даже и не знаю, а удалось ли снять отпечатки пальцев со швитезянки для сравнения, ведь вода свое тоже делает.

А вот сейчас расскажу тебе самое главное.

Те самые следы золота в нашем подвале — это истолченная позолота, применяемая для золочения картинных рам[70]!

И как это тебе?!

Так была контрабанда?

Была!

Наконец-то что-то зашевелилось, и опять же, не хочу хвастаться, но благодаря мне.

И теперь уже Кубацкий сидит, чтобы никому не морочить голову и не убивать очередных свидетелей.

Собственно говоря, с Янеком мы наверняка разминулись по дороге.

Вроде бы, полиция и так уже знала, что контрабанда краденых произведений искусства идет с юга на север, и даже то, что идет она через Польшу, но как раз у нас след и обрывался.

Понятное дело, все эти картины могли отправляться с юга еще дальше на юг, например, ко всем тем шейхам, что сидят на нефти, но, видать, все-таки не могли, потому что отправлялись в Скандинавию. И где-то должна была существовать какая-то перевалочная база.

И база эта существовала как раз в нашем домике!

Ну разве не замечательно?!

Я с самого начала так и знала!

Похоже, международные гангстеры посчитали польскую полицию самой бездарной во всей Европе, отсюда и их выбор. Кубацкий, что ни говори, человек искусства, а для такого нет никакой разницы — музыка или живопись. Ибо кто бы там ожидал в нашей стране, тысячекратно обчищенной всеми теми войнами от сокровищ материальной культуры, что в каких-то там, прошу прощения, Микрутах могут ожидать последующей контрабандной перевалки бесценные иконы из Белоруссии, Украины и Греции и даже совершенно оригинальные малюсенькие Рафаэли или там другие Вермееры, украденные из старинных палаццо южной Италии, французской Ривьеры или прочей Андалузии.

По-своему это было гениально.

Сейчас я все тебе объясню.

Повятовая Польша это пока что не Европа все еще. Вроде бы и макдональдсы у нас имеются, но сортиры такие, что страшно заходить, потому что можно либо не выйти, либо выйти из себя.

И наш Кубацкий во все это вошел… нет, вступил.

Вот ты поверила бы, что в твоем дачном домике на Мазурах, пока тебя нет, кто-то восхищается Тинторетто?

Не поверила бы.

Поремба предупреждал Кубацкого про наши, то есть: Янека и мои, нерегулярные визиты.

И Поремба, чего там ему нужно было сказать, сказал.

Вроде бы ничего такого и не случилось.

Кубацкий был ко всему этому готов, то есть, перед полицией он те китайские трусы с себя стащил.

Но он опасался, что если бы его все-таки накрыли с теми картинами, тогда Поремба был бы свидетелем, и кто знает, в чем еще мог бы он сознаться. Потому его следовало убить на этапе китайских трусов.

И что ты теперь на все это?!

С крайне гордящимся сама собой приветом,

Олька.

Я?

Я на все это ничего.

Разве что замечу: от контрабанды до убийства дорога далекая, хотя, и правда, скорее ближе, чем дальше.

Ты хочешь убедить меня, будто бы швитезянка о тех картинах знала? И шантажировала этим знанием Кубацкого?

И даже, что та ссуда на самом деле была оплатой взноса за шантаж, а не обычным займом под залог вашего и уже не вашего на тот момент домика?

Ясное дело, что могло быть и так.

А что с Грошем?

Из него ничего не удалось выжать?

В конце концов, хочет он того или не хочет, но во все это он замешан.

С недосказанным приветом,

Агнешка.

Грош все так же молчит.

Можно сказать и так, что сотрудничества — ну ни на грош.

Погода все сильнее портится и, боюсь, что этот мой мэйл тебе — последний.

Воеводские стоят у меня за спиной, но еще разрешили написать тебе…

Они, видишь ли, такие. Немного безличные, культурные и прекрасно натасканные. Их ни в чем не обвинишь.

Когда они уже подтвердили мое присутствие тогда, пятнадцатого, Гданьске, то еще и удостоверились в том, и этим меня удивили, находилась ли моя машина на стоянке перед гостиницей. Ты поверишь? Зачем было им проверять? Вот у них и вышло, что вместо моей мазды там стояла тойота Янека.

В тот раз я поехала на его тойоте, потому что мазда была на обслуживании. И Янек об этом прекрасно знал, потому-то это ты приехала к нему в Варшаву, а не он к тебе.

Тот счет за запасное колесо запросто куда-нибудь делся бы, потому что со счетами вечно так бывает, но я сунула счет Янеку в бумаги, потому что я уж вечно такая.

И я знала, что застану в нашем домике швитезянку.

Мне хотелось с ней только поговорить.

Вышло, как вышло.

Мне показалось, вот честное слово, показалось, что она уже мертва.

Ты была права, я поддалась панике.

Воеводские выявили на веревке, ну, той самой, что была на швитезянке, кусочек сломавшегося и впившегося в ту веревку ногтя.

Анализ ДНК показал, что это мой ноготь.

Опять же, нашли те наличные двести тысяч, что были при швитезянке.

Те бабки были моим бонусом. Потому-то на деньгах имелись мои отпечатки пальцев.

Грош с них не поимел ни гроша.

Швитезянка, в силу обстоятельств, тоже ничего не поимела.

А Поремба, это естественно, видел меня в тойоте возле нашего домика. Вроде бы и ничего страшного, но он мог вспомнить, когда это было, а я не могла допустить, чтобы он вспомнил. Я знала, что червяки, раньше или позднее, выдадут тайну даты смерти швитезянки. И я хотела закончить дело с Порембой как можно скорее, но его посадили за решетку. А когда уже выпустили, мне нельзя было терять времени.

В данной ситуации Янеку как-то не с руки подавать на развод. Так что никогда он не будет твоим. Впрочем, он и так уже твой, но, как бы это сказать, нелегально.

Даже и не знаю, чего я напартачила в нашей жизни, что ему пришлось найти себе тебя, а потом, когда ты не захотела принять участия в этой находке, он высмотрел себе швитезянку.

Собственно говоря, зная обо всем, я могла бы послать швитезянку очень далеко и грубо, и даже собиралась так сделать, но она смеялась мне в глаза, а еще, как у всех этих русских баб, у нее имелось, как минимум, два золотых зуба[71], а я ведь, что ни говори, дантистка…

Не ожидала я такой реакции со стороны дамы из среднего класса.

Она упала и грохнулась головой о стенку.

А что было дальше, тебе уже известно.

Наверняка тебе захочется узнать, на кой ляд я наделала столько шуму, обращая внимание на наш домик, вместо того, чтобы сидеть тихонечко?

Мне хотелось получить бумажку о том, что это не я ее убила.

Знаю, у меня поехала крыша.

Но если бы следствие закончилось тем, что дело просто прикрыли, это было бы так, что швитезянку мне тоже прикрыли бы.

Я и не предполагала, что какой-то урод из полиции, явно кандидат на чин повыше, влезет в регистрационные номера и захочет сравнить их с регистрационными номерами Янека и меня самой. Он наверняка уже знал номер моей мазды и не обнаружил его в списке. Тогда он начал сравнивать все номера, ну и сравнил.

Польская полиция, если хочет, работает все лучше и лучше.

И они отыскали и сохранили ту истлевшую веревку и тщательно ее обыскали. Так они обнаружили кусочек моего ногтя.

Теперь юристы начнут споры о том, было ли это убийством в состоянии аффекта или предумышленным.

Но им никогда не установить, знала ли я о том, была ли еще жива швитезянка, когда я затащила ее в лодку.

Различия в оценке данного факта — это, плюс-минус, десять лет.

Только что-то мне говорит, будет больше.

Я всегда подозревала, что полиция читает нашу переписку, так что таким вот путем…

С учтивым приветом,

Александра Гловацкая.

P.S. А все-таки Янек оказался рыцарем: он не только защищал тебя передо мной в том заключении, не говоря уже о вашей встрече пятнадцатого июня; но и меня саму, ведь он же знал, что в тот день я отправилась в Гданьск на его тойоте. Если бы не знал, то поехал бы на ней к тебе, ха-ха-ха! Вот это было бы слишком для его рассеянности.

Наверняка тебе захочется узнать, зачем я показывала полицейским тот кусочек газеты, найденный под лодкой? Как я уже только что упоминала, мне хотелось предоставить следователям все данные, которые помогли бы наказать убийцу… Ведь это должна была быть, чтобы там не говорили, честная игра.

Нет, я не боялась того, что Янека или тебя обвинят в этом преступлении. Я знала, что у вас имеется алиби, и что вы им воспользуетесь, как только червяки скажут правду о дате смерти швитезянки. Откуда я об этом знала? Подслушивала ваши телефонные разговоры. Все это до отвращения просто, согласна, зато эффективно. Оттуда же я узнала и про швитезянку.