Адмирал Хорнблауэр в Вест-Индии - Сесил Форестер

– Ваше превосходительство, несомненно, нуждается в отдыхе, чтобы быть готовым к раннему отплытию завтра, – сказал он. – Не смею задерживать Вас, вопреки тому удовольствию, которое принесло мне Ваше присутствие здесь, Ваше превосходительство.

Слова прощания были сказаны, и Мендес-Кастильо отправился сопровождать гостей обратно на «Клоринду». Хорнблауэр был несколько шокирован, обнаружив, что оркестр и почетный караул находятся все еще во внутреннем дворике, чтобы отдать почести при его отбытии. Он стоял, держа руку у шляпы, пока оркестр брал то одну, то другую визжащую ноту, а затем спустился в ожидавшую его шлюпку.

В гавани, когда они плыли по ней, было совершенно темно, немногие видимые огни ни в коей степени не могли рассеять тьму. Они обогнули угол, и снова прошли под кормой «Эстрельи». На ней горел один-единственный фонарь, подвешенный к грота-гафелю. Она казалась теперь совершенно вымершей, впрочем нет, в какое-то мгновение, в совершенной тишине, Хорнблауэру послышалось железное лязганье кандалов, доказывая, что кто-то из рабов в ее трюме томится без сна. Это было хорошо. Издалека до них донесся тихий оклик, исходивший из сгустка темноты, более густой, чем вокруг.

– Флаг, – отозвался мичман. – «Клоринда».

Этих двух кратких слов было достаточно, чтобы вахтенные поняли, что прибыли капитан и адмирал.

– Вы видите, майор, – сказал Хорнблауэр, – что капитан Фелл счел необходимым выставить на ночь охрану вокруг судна.

– Думаю, на это есть свои причины, Ваше превосходительство, – ответил Мендес-Кастильо.

– Наши матросы способны преодолеть большое расстояние, чтобы добраться до удовольствий берега.

– Разумеется, Ваше превосходительство, – сказал Мендес-Кастильо.

Шлюпка прошла вдоль борта «Клоринды», остановившись вплотную у кормового трапа. Прежде чем подняться на борт, Хорнблауэр окончательно попрощался и поблагодарил представителя гостеприимных хозяев. Через порт он наблюдал, как лодка отплыла и растворилась в темноте.

– Теперь, – сказал он, – мы можем с большей пользой использовать свое время.

На главной палубе, едва видимое в свете фонаря, подвешенного к грот-мачте, лежало Нечто. Только так и можно было охарактеризовать это сплетение парусины и тросов, с прикрепленной к ним длинной цепью. Сефтон стоял рядом.

– Я вижу, Вы закончили, мистер Сефтон.

– Да, милорд. Добрый час назад. Парусный мастер и его помощники работали очень хорошо.

Хорнблауэр повернулся к Феллу.

– Полагаю, сэр Томас, что Вы уже обдумали приказания, которые следует отдать. Может быть, Вы будете так любезны, что познакомите меня с ними, прежде чем их отдать?

– Слушаюсь, милорд.

Привычный флотский ответ – все, что Фелл мог сказать в такой ситуации, даже если он еще не в полной мере обдумал проблему. Внизу, в каюте, наедине с адмиралом, неготовность Фелла выявилась с большей очевидностью.

– Полагаю, – начал Хорнблауэр, – что Вы скажете об отсутствии необходимости лично участвовать в экспедиции. Кому из офицеров Вы могли бы доверить выполнение такого поручения?

Мало-помалу все детали были определены. Умелые пловцы, которые могли работать под водой, помощник оружейника, на которого можно было положиться в непростом деле приклепывания цепи к корпусу в кромешной тьме, шлюпочная команда, все были отобраны, проинструктированы, посвящены во все детали предстоящей операции. Когда вахтенный катер подошел сменить свой экипаж, наготове стоял другой, который быстро и спокойно спустился в катер, хотя и был обременен «этим» и необходимыми принадлежностями. Катер снова исчез в темноте, Хорнблауэр стоял на квартердеке и наблюдал за его уходом. Из этого мог вырасти международный инцидент, или же он мог выставить себя дураком в глазах всего света, что было почти так же плохо. Он напряг слух, пытаясь различить хоть какие-нибудь звуки, могущие рассказать о том, как продвигается работа, но ничего не было слышно. Береговой бриз уже начал задувать, слабо, но достаточно, чтобы повернуть «Клоринду» на якоре. Он относит звуки прочь, понял Хорнблауэр, но также послужит для маскировки любых подозрительных шумов, если кто-то на «Эстрелье» проснется и сможет их услышать. Ее корма имела полные обводы, и, как можно было ожидать, значительный изгиб. Пловец, который смог бы подобраться к корме незамеченным, мог также работать у руля без риска быть обнаруженным.

– Милорд, – раздался рядом с ним спокойный голос Джерарда. – Вам не кажется, что сейчас подходящее время для отдыха?

– Вы совершенно правы, мистер Джерард. Исключительно удобное время, – ответил Хорнблауэр, не прекращая опираться на поручень.

– В таком случае, милорд…?

– Я согласен с Вами, мистер Джерард. Уверен, что Вы можете быть довольны этим?

Но голос Джерарда продолжал звучать, безжалостный, как глас совести.

– В каюте для Вас приготовлена холодная телятина, милорд, свежий хлеб и бутылка бордо.

Это было совсем другое дело. Хорнблауэр внезапно осознал, как он голоден: за последние тридцать часов он лишь однажды слегка перекусил, так как холодные закуски, на которые он рассчитывал во время приема, так и не появились. Он все еще пытался преодолеть искушение.

– Из Вас получилась бы отличная сиделка, мистер Джерард, – произнес он, – если бы природа обошлась бы с Вами более милостиво. Однако я предполагаю, что моя жизнь сделается нестерпимой, если я подчинюсь Вашей настойчивости.

Направляясь в каюту, они прошли мимо Фелла, тот, в полной темноте, мерил шагами квартердек. Они могли слышать его затрудненное дыхание. Хорнблауэру было приятно от мысли, что даже такие мускулистые герои могут испытывать волнение. Наверное, было бы вежливо, даже правильно, пригласить Фелла присоединиться к ним за ужином, но эта идея ему не нравилась. Он имел уже достаточно удовольствия от общения с Феллом, и больше не в состоянии был вынести.

Внизу, в ярко освещенной каюте, их ждал Спендлов.

– Стервятники слетаются, – сказал Хорнблауэр. Было забавно видеть, что Спендлов тоже бледен и напряжен.

– Надеюсь, джентльмены, что вы присоединитесь ко мне.

Молодые люди ели молча. Хорнблауэр поднял бокал с вином и задумчиво вдохнул аромат.

– Шесть месяцев в тропиках не лучшим образом сказались на этом вине, – прокомментировал Хорнблауэр. Представлялось немыслимым, что бы его мнение, как хозяина, адмирала, старшего по возрасту, могло быть оспорено.

Спендлов следующим нарушил молчание.

– Пеньковый линь, милорд, – начал он. – Натянутая струна …

– Мистер Спендлов, – сказал Хорнблауэр. – Никакие дискуссии в мире ничего теперь не изменят. Мы все узнаем в свое время. А пока, давайте не будем портить наш обед техническими спорами.