Благодарю за этот миг - Валери Триервейлер

Говорят, что я сильная, но это всего лишь видимость. Уже четыре месяца я пью лекарства. «Мне редко доводилось наблюдать такой сильный шок», — сказал мне крупнейший врач-психиатр. Несмотря на лечение, я иногда сдаю: какой-нибудь пустяк, незначительная деталь — и чувства против моей воли вырываются на поверхность. Две недели назад я была на свадьбе у друзей. Ко мне подошла молодая женщина, сказала, что приехала из Тюля.

— Знаете, в Коррезе вас очень полюбили.

Я не совладала с собой и расплакалась. Название города напомнило мне о минутах счастья. Мне так приятно, что жители Корреза полюбили меня настоящую, совсем не похожую на ту тщеславную манипуляторшу, какой меня пытались изобразить журналисты.

Время шло, и я все больше злилась на Франсуа: «Как ты мог все испортить? И нашу любовь, и начало президентского срока?» Для меня одно тесно связано с другим. Для него, наверное, тоже. Пытаясь оправдаться, он написал мне: «Я потерялся и потерял себя».

Дня не проходит, чтобы он не умолял его простить и не предлагал начать все сначала. Но я не смогу, у меня не получится. Боль еще слишком ощутима. Она так же сильна, как любовь, которую я ему дарила.

До самого нашего разрыва я была влюблена в него до самозабвения и готова на все за нежный взгляд, за похвалу, за знак внимания. Я по нему сходила с ума. Со временем к сумасшествию прибавилось упорство. Он изменил мне, и чары рассеялись. Слишком я его любила.

Почему я с самого начала не поняла, что сама загоняю себя в западню? После ночи в Лиможе адская машина пришла в движение. Почему я не сумела предвидеть, какие великие бедствия вскоре обрушатся на мою голову? Я так долго ничего вокруг себя не замечала, поглощенная этой любовью, которую упорно старалась игнорировать. Когда мы расставались на рассвете, он, ни от кого не скрываясь, проводил меня на лиможский вокзал. Той ночью он признался мне в любви. Он не хотел завоевывать меня. Он хотел, чтобы я его полюбила. Что-то вроде крещендо: когда я сказала ему, что люблю его, он пожелал, чтобы я любила только его, а потом — чтобы любила его так, как никого никогда не любила. Так и получилось. Он получил от меня все, что хотел. Он повелевал мной, был моим господином. И всегда находил меня, даже когда я пыталась бежать, оскорбленная ложью или недомолвками.

Он постоянно твердил, что мы потеряли пятнадцать лет. Я говорила: неправда, такова судьба. Если бы наша история началась пятнадцать лет назад, мы бы, наверное, уже расстались. На самом деле наши отношения и не продлились бы пятнадцать лет… У каждого из нас была своя жизнь. И я горжусь, что мои сыновья похожи на своего отца, что они унаследовали его утонченность.

После Лиможа мы встречались в ресторане, который прозвали «Столик в дальнем углу». Мы обедали вдали от посторонних глаз, иногда засиживаясь до четырех часов, потому что были не в силах расстаться. Часами говорили по телефону. Нам столько нужно было друг другу сказать, стольким поделиться: если долго сдерживать напор воды, она рано или поздно прорвется наружу.

Приближалась пора летних отпусков. Я призналась мужу, что встретила другого мужчину. Имя не назвала. Он сам вскоре все узнал. Теперь-то я понимаю, какое отчаяние он тогда испытал. С некоторых пор мне известно, до какой степени человек может страдать и от этого сходить с ума.

В конце весны нам с Франсуа удалось урвать кусочек невероятного счастья. Приближался момент отъезда в отпуск с нашими семьями, и мы растерялись. Разлука на целый месяц казалась нам невыносимой! Когда его не было со мной, мне его так недоставало! Он меня околдовал. Мы мечтали сбежать вместе. Не решились из-за детей.

Он сказал, что жил как в аду. Я нашла в журналах его фотографии тех дней: в кругу семьи, счастливая улыбка. Двуличный человек? Нет, я не сомневалась в его чувствах. Никогда еще мужчина так убедительно не доказывал мне силу своей любви.

В сентябре 2005 года Сеголен Руаяль о нас узнала. И тут же объявила, что собирается участвовать в выборах от социалистов… в интервью, которое дала «Пари-Матч». Намек вполне прозрачный, однако Франсуа не принял его всерьез. Между тем уже были написаны первые страницы грязного сценария. Охота на женщину началась, и этой женщиной была я. Журнальное начальство, подстрекаемое Сеголен Руаяль, стало давить на меня. Ее сторонники также угрожали устроить мне неприятности. Я испугалась, но Франсуа успокоил меня: он не сомневался, что скоро все уляжется и ее кандидатура на первичных выборах не пройдет. В декабре он предложил мне поселиться вместе. Я отказалась — не была к этому готова. Меня пугала буря, которая после этого поднимется в СМИ. Кошмарные видения преследовали меня. Казалось, будто меня выставили голой на площади и нет никакой возможности куда-нибудь скрыться.

Угрозы становились все более серьезными, в том числе и со стороны руководства журнала «Пари-Матч». Мы с Франсуа несколько раз пытались расстаться. Разъехаться по домам и вернуться к прежнему образу жизни. Я не хотела брать на себя ответственность за возможные последствия: хоть он и был первым секретарем Социалистической партии, а значит, законным кандидатом от своего лагеря, он не смог бы выдвигаться от социалистов.

Сеголен Руаяль бросила ему вызов публично, чтобы он сдался в приватной обстановке. В этом состязании по армрестлингу ставкой была я. Франсуа не сдался. Чем больше укреплялись позиции матери его детей, тем чаще он говорил, что я ему нужна. И рассказал, как она с ним в открытую торговалась:

— Бросишь эту женщину — уступлю тебе место на президентских выборах.

Ему пришлось выбирать между мной и своим политическим будущим. Мы снова попытались расстаться, и снова безуспешно. Опять приближалось лето. С тяжелым сердцем мы готовились провести отпуск порознь. Я — одна с детьми. Он — в роли счастливого отца семейства. Идеальная семья, первый секретарь Соцпартии, готовый самоустраниться ради карьеры матери своих детей.

Журналисты были без ума от этой увлекательной, как роман, истории, не ведая, что она обернется кошмаром. Маховик раскручивался. Ничто уже не могло остановить Сеголен Руаяль. Она скрывала проблемы в семье, ее терзали гнев и боль, и от этого ее честолюбие и энергия только возрастали.

Опросы показывали, что ее рейтинг растет. Она возглавила президентскую гонку. Франсуа упрашивал всех друзей ее поддержать, хотя мне говорил совсем другое. Он понимал, что игра окончена и Сеголен победила. По большому счету, для него предпочтительнее была победа Сеголен Руаяль, нежели Доминика Стросс-Кана, Лорана Фабиуса или Лионеля Жоспена, который между тем летом 2006 года попытался вернуться в большую политику.

Я уже собралась отправиться к бывшему премьер-министру и рассказать ему правду. Объяснить, что Франсуа не может выставить свою кандидатуру и вести избирательную кампанию, потому что связан по рукам и ногам личными обстоятельствами. Но удержалась, ведь я журналистка и у меня иная роль. К тому же, как мне казалось, я бы предала Франсуа.

Сеголен Руаяль одержала верх. Я была повержена. И захотела прекратить наши отношения. Мне не хотелось поддерживать распространяемую в СМИ ложь о дружной супружеской паре, которая плечом к плечу идет на штурм Елисейского дворца. Как Билл и Хилари Клинтон. Мне не хотелось становиться персонажем этой пьесы. У меня возникло чувство, будто я снимаюсь во второсортном фильме с заведомо трагическим финалом.

Все столичные политики и представители масс-медиа принялись судачить о нашей связи. Редакционные совещания в «Пари-Матч» превратились для меня в пытку. Едва кто-нибудь заговаривал о паре Олланд — Руаяль, как все поворачивались ко мне. Я не опускала глаза и выдерживала их взгляды. Но чего мне это стоило…

На сей раз я решила окончательно порвать с ним. Последней каплей стала его ложь, одна из многих, но она переполнила чашу моего терпения. Я рассталась с ним и не давала о себе знать три недели. Скрепя сердце. Один наш общий друг выступил в роли посредника и сообщил, что Франсуа несчастен как никогда. Но я держалась… до того момента, когда он подкараулил меня по дороге на рынок воскресным утром. Он поджидал меня несколько часов. И сумел вернуть меня. Мы плакали, смеялись… У него убойная сила убеждения.

Любовь ко мне не помешала ему вести президентскую кампанию Сеголен Руаяль после ее победы на первичных выборах. Он ездил по стране с крохотной кучкой журналистов, в то время как «кандидатка» — так он ее называл — на митингах упивалась обожанием своих сторонников. Он работал не щадя себя, я тому свидетель. Тратил на кампанию все силы, все время. Мы редко виделись. Он хотел, чтобы его партия выиграла. Начиная с января 2007 года он все осторожнее оценивал шансы на победу.

Руаяль постепенно утрачивала доверие, социологические опросы показывали, что избиратели в ней сомневаются. Сколько раз Франсуа говорил мне, что она не дотягивает до нужного уровня! Между политиком, делающим классическую карьеру, и кандидатом в президенты огромная разница. Претенденту на этот пост нужно хорошо разбираться в экономике и геополитике, обладать запасом знаний и связей, который невозможно наработать за пару недель.