Маленькая белая лошадка в серебряном свете луны - Элизабет Гоудж

«Быстрей!» — закричал он. — «Их тут еще полно. Беги к монастырю и укройся там. Мы с Рольвом загоним овец. Беги!»

Мария побежала и на бегу оглянулась, чтобы посмотреть на всадника, скачущего на лошади. Но они не увидела ничего, только дождь стеной и старые буки на вершине холма. Они показались ей такими родными и надежными, что она побежала к ним и не останавливалась, пока не добежала до маленького дворика и святого источника. Там было тихо и спокойно, и переплетавшиеся между собой ветви неплохо защищали от дождя. Тяжело дыша, она плюхнулась рядом с источником и только сейчас поняла, что спасена. Она слышала, как рычит Рольв, загоняя овец, слышала ясный голос Робина, зовущий их к покою и безопасности.

Вскоре, предводительствуемые Тишайкой, они уже собрались вокруг нее, толстые шерстистые матери и маленькие ягнята с черными мордочками, закрученными хвостиками и тонкими неуверенными ножками. Ягнята Мерривезеров. Ее ягнята. Она гладила их, чесала их носики, и ягнята и их матери толпились вокруг нее. Они наклоняли головы, чтобы попить из прохладного источника, она обнимала их и разговаривала с ними, как с детишками. Дождь прекратился, дворик залил бледный солнечный свет, пузырящаяся вода засверкала серебром, а овечья шерсть стала отливать золотом. Она подняла голову, рядом с ней стоял Робин, а Рольв энергично отряхивался, чтобы высушить свою шерсть.

«Здесь мы в безопасности», — сказал Робин. — «Это святое место, а Люди из Темного Леса трусливы и никогда не заходят сюда. Они боятся этого места».

Мария посмотрела на него. Он казался необычно серьезным и очень мокрым, капли дождя капали даже с кончика пера, украшавшего шляпу.

«Так это ты — пастушок?» — спросила она.

«Я — пастушок сэра Бенджамина и помощник садовника и все такое прочее. Разве ты не знала? Я здесь играл на дудочке, когда вдруг почувствовал, что что-то не так. Я вышел и увидел, что ОНИ взбираются с той стороны холма. Но мне бы их никогда не отогнать без твоей помощи и помощи Рольва».

«И без всадника на лошади», — сказала Мария.

«Какого всадника?»

«Я слышала, что за моей спиной скачет всадник. Я услышала его сразу после того, как позвала: «Рольв! Рольв!». Я его не видела, но ОНИ видели. Вот смешно-то, что ты его не видел».

«Да, я его не видел», — сказал Робин. Он говорил очень спокойно, а с перышка на шляпе продолжала капать вода.

«Ты совсем мокрый», — сказала Мария.

«Ты тоже», — отозвался Робин.

Рольв, отряхнувший воду и поэтому почти совсем сухой, теперь направился к арке, скрытой плющом, где на камне еще лежала дудочка Робина, и затем появился снова, издавая горлом глубокие низкие звуки.

«Он прав», — сказал Робин Марии. — «Ты простудишься, если не переоденешься в сухое».

Он протянул ей руку и помог встать. «Пойдем ко мне домой, и моя мама даст тебе сухую одежду. Рольв останется здесь с овцами, пока не убедится наверняка, что поблизости нет больше Людей из Темного Леса. Когда солнце сядет, овцы будут в безопасности. Люди из Темного Леса не осмеливаются показываться на холме после заката. Ни один из них. Они все боятся».

«Духа сэра Рольва?» — спросила Мария.

«Они так говорят».

«А твой дом далеко, Робин?» — Мария вдруг поняла, что она не только вся промокла, но и ужасно устала. Ей казалось, что она и шагу не сможет ступить. Если Рольв останется тут с овцами, она не сможет поехать на нем верхом, как тогда, когда поднималась на холм.

«Мой дом совсем рядом. Надо только сделать несколько шагов, да и то все время под горку. Пока, Рольв».

«Пока, Рольв», — повторила Мария, потрепав его огромную лохматую голову. — «До свидания, овцы». Тут она огляделась по сторонам. «Где же Тишайка?» — спросила она встревоженно. — «Она только что была здесь».

«Не беспокойся о Тишайке», — ответил Робин. — «Она отправилась куда-то по своим делам. Я не знаю, зачем, но уверен, что это нужно. Зайцы такие умные». Он взял Марию за руку и провел ее через арку, скрытую плющом.

«Так это твой дом?» — удивленно спросила она.

«Это его Райская Дверь», — ответил Робин. — «У нас три двери — Передняя, Задняя и Райская».

«И твоя мама тоже здесь живет?» — спросила Мария, ощупью спускаясь в темноте.

«Самая лучшая мама в мире», — ответил Робин, протянул руку к нише в стене, взял оттуда фонарь, достал из кармана кремень и огниво и зажег фитиль. — «Я пойду вперед, а ты иди за мной, только подбери юбку, а то тут пыльно».

Марии казалось, что она устала, но любопытство скоро заставило ее забыть обо всем, когда Робин вел ее вниз по лестнице, прямо в глубины земли. Лестницей то, по чему они шли, назвать можно было только из вежливости, ступени были грубо вырублены в естественном каменном туннеле.

«Мама говорит, что когда-то давным-давно здесь тек ручей», — сказал Робин. — «И он проделал туннель. А потом монахи вырубили ступени, чтобы побыстрее добираться до деревни в плохую погоду. Знаешь, все эти холмы полны туннелей и пещер. Наш дом на самом деле пещера. Вернее, несколько пещер. Наш дом ужасно смешной. Мама думает, что монахи сделали его для школы или больницы для деревенских жителей».

Они все шли и шли, и вот внезапно туннель кончился маленькой, низкой, круглой аркой, со вставленной в нее дубовой дверью такого размера, что в нее мог пролезть ребенок или кто-то очень маленький и худой. На двери был дверной молоточек в виде серебряной лошадиной подковы.

«Робин», — прошептала Мария. — «Дверь такая же маленькая, как у меня в комнате, и на ней такая же подкова».

«Говорят, что люди, которые жили тут много веков назад, были меньше ростом, чем мы сейчас. Наверно, поэтому монахи сделали такую маленькую дверь. Я не знаю, кто прикрепил молоточек. Он тут уже был, когда мы с мамой обнаружили эту дверь, и мы поняли, что никто, кроме нас не знает ни об этой двери, ни об этом туннеле. Говорят, твой молоточек был повешен первой Лунной Принцессой».

Он толкнул дверь, задул фонарь и вежливо пропустил Марию вперед.

Внутри была смешная маленькая пещерка, похожая на комнату Марии в усадьбе, только меньше размером. В ней было только одно окно высоко в стене, через которое можно было увидеть кусочек неба. Маленькая комната была лишена каких-либо украшений. В ней стояла низкая деревянная кровать, покрытая лоскутным одеялом, большой комод и полка для книг. В дальнем конце комнаты была другая маленькая арка, на этот раз без двери. Мария хотела задержаться на минутку, чтобы посмотреть, какие книги читает Робин, но он ей не дал.

«Надо идти прямо к маме и переодеться», — скомандовал он и повел ее ко второй маленькой арке. Мария последовала за ним и обнаружила, что идет по узеньким ступенькам, ведущим в спальню Малютки Эстеллы.

«Робин!» — в изумлении воскликнула она. — «Робин! Так Малютка Эстелла твоя мама?»

«Конечно», — как нечто само собой разумеющееся подтвердил Робин.

«А я-то думала, глядя на эти узкие ступеньки, что у Эстеллы муж из эльфов», — сказала Мария. — «Но это она о тебе говорила, когда сказала «он».

«Мой отец не был эльфом. Он был простым смертным, адвокатом. Он был не из долины. Он и мама жили в городе с другой стороны от Райского Холма. Он умер, когда мне было только четыре года, и мама вернулась жить в Лунную Долину. Понимаешь ли, она жила здесь до замужества, а те, кто жил здесь, уже не могут быть счастливы где-нибудь еще».

Они уже спустились в спальню Эстеллы, и он позвал, обращаясь к той, что была внизу: «Мама, ты тут? Здесь Мария, и она промокла».

«Иду», — отозвался серебристый голосок Эстеллы, и в ту же секунду она была уже с ними, нарядная и красивая, и невероятно молодая для того, чтобы быть матерью Робина.

«Иди вниз, Робин», — сказала она, — «и переоденься в сухую одежду, которая на кресле перед камином».

Робин повиновался, и Мария с Эстеллой остались одни в прелестной спальне Эстеллы.

«Снимай скорее все мокрое, Мария», — суматошным материнским голосом командовала Эстелла. — «У меня есть для тебя подходящая одежда. Ее никто раньше не носил. Она не такая потертая, как мой костюм для верховой езды, который ты носишь».

Наполовину снявшая свое мокрое зеленое платье, Мария замерла и уставилась на Эстеллу, которая стояла на коленях перед дубовым комодом, роясь в его глубинах, чтобы найти платье, которое никогда не носили.

«Теперь я понимаю», — сказала она. — «Это ты приходишь по утрам в усадьбу, пока я сплю и готовишь для меня одежду? И мой молитвенник — твой. И это ты сделала такие милые вещицы для моей дорогой мисс Гелиотроп. О, дорогая, почему ты так добра ко мне?»

«В ту ночь, когда ты приехала», — сказала Эстелла, — «я открыла большие ворота в каменной арке и впустила тебя. Ты меня не видела, но я тебя видела, и я полюбила тебя, как будто ты была моей родной дочерью».

«С того момента, как я увидела тебя», — сказала Мария, — «я полюбила тебя, как если бы ты была моей матерью. Но почему ты не будишь меня и не целуешь, когда рано утром приходишь ко мне в комнату?»