Разрушу твою жизнь - Елена Рахманина

меня. Наверняка задаваясь вопросом: кто я. И в их глазах сквозило неподдельное удивление на грани шока. Только одна из них не выглядела удивлённой. Но её я запомнила с вечеринки, куда привёл меня Шамиль.

Официантка подливала мне алкоголь, и я радовалось тому, чтобы иметь возможность немного расслабиться. Ибо всё равно ощущала себя не в своей тарелке.

Вино дурманило. И лишь пальцы Шамиля, скользящие по моему платью в районе рёбер, возвращали в чувство. Раз за разом посылая по телу разряды тока. Тепло от его близости, от его запаха превращало меня в совершенно безвольное создание. В инструмент, откликающийся лишь на прикосновения музыканта.

Я даже не сразу сообразила, когда Шамиль поднялся на ноги и увлёк меня с собой. Попрощался с товарищами и направился в сторону лифта.

Земное притяжение давило. Ноги едва не заплетались. Яркий свет в лифте почти отрезвил, ослепляя.

Хозяин нажал на кнопку приборной панели. Лифт устремился вверх. И остановился по воле Хозяина.

Он развернул меня к зеркалу. И я впервые увидела нас вместе. То, как мы смотримся.

Шамиль в чёрной рубашке, расстёгнутой на пару пуговиц, открывающей вид на загорелую сильную шею. Статный. Мощный. До безумия привлекательный. Такой, что моё тело помимо воли тянулось к нему.

И я. Пигалица на каблуках и в ярком платье. Как кровавое пятно в районе его сердца. Сквозным выстрелом отражалась в зеркале.

Руки Шамиля обхватили мои острые плечи с выпирающими косточками. Медленно опускаясь вниз. По талии. К бёдрам.

Он остановился на мгновение, смотря мне в глаза через отражение.

На щеках румянец. Алые от возбуждения губы приоткрыты. И я часто и мелко дышу, не контролируя себя.

– Где ты была сегодня, Маугли? – горячий шёпот опаляет ухо. И смысл вопроса тает в воздухе.

Мы смотрим друг другу в глаза. Я не понимаю, что за игру он ведёт. Какую ложь мне следует выдумать, только бы он не отпускал меня.

– Гуляла, – тихо отвечаю, – или мне нельзя?

– Одна? – вопрос, от которого все мои внутренности подбираются.

Сглатываю слюну.

Всплывает картинка меня с Соломоном. Но водитель нас не видел. Я в этом даже не сомневаюсь. Кладбище слишком большое, чтобы меня отыскать на нём, не зная места захоронения.

– Одна, – уверенно выдыхаю, – искала это платье.

Шамиль опустил веки, улыбаясь. И эта улыбка… Не понимаю, что же она таит. Тёплая она или холоднее океана.

Горячие пальцы касаются кромки короткого платья. Поднимают его выше, обнажая край чулок. Голую кожу.

Шамиль неотрывно смотрит на мои ноги. На то, как их облепляет чёрная ткань. Тонкие щиколотки. Аккуратные икры. Ямочки на коленках. Плавный изгиб бедра.

Я ощущаю то, насколько сильно его впечатляет увиденное, своей задницей, прижатой к его паху.

Ещё одно движение пальцев, и платье становится ещё короче, показывая мои ажурные трусики.

Меня охватывает неловкость от этого зрелища. Оно слишком аморальное, чтобы разделять его с кем-то. С мужчиной. А не наедине со своим отражением в ванной.

Я вижу свой лобок, прикрытый лишь символической тканью, не скрывающей и сантиметра плоти, сминающей тёмные кудряшки.

– Маугли, – губы касаются шеи, конвульсивно прикрываю веки от удовольствия, – соврёшь мне когда-нибудь, и мне придётся тебя наказать. И так будет за каждую ложь.

Всё моё естество состоит из зрения и тактильных ощущений. Того, как его грубые пальцы сжимают мои бёдра, задрав платье до самой талии. И поднимаются выше.

Наблюдаю в зеркале, как рука Хозяина забирается под кромку этих самых трусиков. Опускается ниже по лобку.

Я едва стою на ногах, почти полностью лёжа на его груди. И не сползаю вниз лишь благодаря тому, что он притягивает меня к себе. Грудь болезненно ноет, и соски упираются в ткань платья, просвечиваясь сквозь неё.

Он опускается ниже. Касается клитора. Я понимаю, что безбожно теку. И знаю, что трусики насквозь мокрые ещё с того момента, как он вытащил меня из лап незнакомца. Дотронулся до меня, и я сдетонировала, как бомба.

И это самое странное чувство в мире. Ведь я знаю, что должна ненавидеть его. И я ненавижу его. Но моё тело жаждет Шамиля больше всего на свете. И за это я уже ненавижу себя.

Я его. Хозяин знает, как обращаться со своей собственностью. Как доставить ей удовольствие. Пальцы окунаются в горячую лаву меж моих ног. Зачерпывая влагу и возвращаясь к жаждущему внимания клитору. Скользят по губкам, наполненным кровью от дикого возбуждения.

И слышу свой жалобный, умоляющий о большем стон.

– Ты должна меня попросить, Маугли. Помнишь?

Кладу руку поверх широкого запястья. Горячая кожа, грубая. Мужская.

Меня подавляет его сила, в его присутствии я становлюсь слабой, готовой подчиниться. Это удивляет и поражает. И вместе с тем находиться в его власти на вкус так сладостно, что может вызвать привыкание. Начинаю опасаться, что буду прибегать к нему по щелчку пальцев, чтобы вновь окунуться в его ауру власти. Насытиться ею.

Ноги совсем ватные, кровоснабжение устремилось к лону и низу живота. Пульсируя, разжигая огонь во всём теле.

Я и так стою на высоченных каблуках, но всё же приподнимаюсь почти на самых носках, насаживаясь на его руку. Трусь о неё, наблюдая за этим постыдным зрелищем в зеркало.

Лихорадочный румянец и блестящие от возбуждения глаза выдают, что я готова сдаться. Но как же не хочется принимать его правила игры.

Едва дыша, перевожу взгляд на Шамиля. Мне всё кажется, что вот она грань. Его Рубикон. Он уже его переступил, теряя контроль. Но каким-то чудом продолжает держать себя в руках. И меня заодно.

То ли в качестве наказания, то ли – поощрения он ласкает меня. Дразнит. И, к своему стыду, я понимаю, что капелька моей смазки скользит по бедру. Хочется зажмуриться и представить, что меня здесь нет. Но телесные ощущения пересиливают весь стыд.

Одной рукой Шамиль сдавливает мою ноющую грудь, скрытую кружевом бюстгальтера и тканью платья. Наблюдаю в зеркале, как другая покидает мои символические трусики, устремляясь вверх, к моему рту.

– Мне кажется, ты очень вкусная, и пахнешь так, что у меня едет крыша, – слышу его тихий, хриплый голос, с трудом соображая, когда его указательный и средний палец нажимают на мою нижнюю губу, понуждая приоткрыть рот.

И я с ужасом понимаю, что на моём языке солоноватый вкус собственного возбуждения. Мой запах щекочет ноздри. Шамиль двигает пальцами во рту, заставляя слизать всю вязкую субстанцию, напоминая о том, как там двигался его член. И я вижу по его глазам, что он тоже думает об этом.

Это кажется унизительным и