Кровавый след - Деон Мейер

Поездка обещала стать интересной.

Краеугольный камень моей профессии — умение читать людей. Заранее распознавать скрытую угрозу, изучить человека, которого ты охраняешь, предсказывать опасные ситуации и предотвращать их. Это вошло в привычку, превратилось в ритуал, иногда в игру — наблюдать, слушать, ловить обрывки случайных сведений, соединять их в досье, которое постепенно расширялось и увеличивалось, и всякий раз на один шажок приближаться к истине. Еще двадцать лет назад я понял: трудность в том, что мы, люди, — лживые животные. Мы умело прячемся за ложными фасадами, путаем следы, смешиваем правду и вымысел, дабы подчеркнуть хорошее и приемлемое и скрыть плохое.

Искусство заключается в том, чтобы суметь правильно истолковать даже ложный фасад, потому что он тоже многое говорит о том, кто или что за ним прячется. Лицо Флеа ван Ярсвелд выдавало многое. С него не сходило выражение раздражающего превосходства. Она намеренно сохраняла дистанцию между собой и нами. Бойко сыпала медицинскими терминами. Открещивалась от собственного имени. Десять к одному, Корнел — это от Корнелия. Ну, и одежда… Она не случайно оделась так, чтобы повыгоднее подчеркнуть свои стати. Хотя подчеркивать их нет никакой необходимости. Она красива, несмотря на мелкие недостатки. А может, как раз из-за этих незначительных недостатков.

Большинство клиентов «Бронежилета» составляют люди, выросшие в богатстве. Как правило, они держатся вполне естественно; у них врожденное умение выделяться из толпы, хотя свою красоту они тоже умеют демонстрировать — а иногда, наоборот, утаивать. Какой разительный контраст им составляла Флеа! Невольно напрашивался вывод: она выросла в семье, принадлежащей к нижнему слою среднего класса; отец, скорее всего рабочий, трудился на шахте или на заводе. Ее родители — наивные, приземленные, грубоватые люди.

Бедность не обязательно развивает в человеке отрицательные черты характера. Трудности начинаются, когда желание убежать, вырваться из своей среды становится всепоглощающим. В начальной школе она наверняка хорошо училась, а потом с успехом поступила в ветеринарный колледж. «Ты умница, — наверняка внушали ей скромные, любящие родители. — Ты должна получить образование. Сделать карьеру». Иными словами, «выбраться из грязи».

И все же подлинной причиной ее успеха наверняка стал физический расцвет. Судя по восклицанию Сванни «Господи, как ты изменилась!», должно быть, в детстве она была заурядной, даже некрасивой, ничто не предвещало, что она превратится в такую красавицу. Наверное, метаморфоза, случившаяся где-то между пятнадцатью и шестнадцатью годами, застала ее врасплох, вынудила срочно переключаться на другую скорость, оценивать открывшиеся перед ней новые горизонты. Ум и красота — прочная основа, дающая надежды на лучшее будущее. На успешный старт.

И она стартовала.

Наверное, она воспользовалась открывшимися перед ней преимуществами и вышла на охоту, не без оснований ожидая, что поймает крупную добычу. Наверное, мечтала о сказочной свадьбе с ужасно богатым владельцем частного заповедника, где ей удалось бы разводить редких животных — экзотические, вымирающие виды. И время от времени позировать на обложках журналов, посвященных охране природы. По одну сторону — пожилой, но еще вполне симпатичный супруг. По другую — детеныш гепарда…

Но я знал по личному опыту: от себя не убежишь. Прошлое живет в тебе, оно в каждой твоей клеточке. Можно сказать, что потерял связь с родителями, можно уклончиво отвечать на вопросы Эммы Леру: «Каково было расти в Си-Пойнте?» Можно спрятаться в Локстоне, но рано или поздно прошлое тебя настигнет.

По-моему, Флеа ван Ярсвелд тоже это понимала. Я смутно угадывал в ней страх разоблачения; во всяком случае, что-то ее грызло, не давало ей покоя. Вот откуда агрессия и презрение к окружающим. Ее чувства я вполне понимал. Значит, надо отнестись к ней снисходительно. Приспособиться к ней. А может, предупредить Лоуренса Лериша? Флеа наверняка разобьет ему сердце.

Нет, не стоит. Первый закон Леммера.

27

…Следопыты также должны уметь по следу определять, чем занимается животное, чтобы заранее предвидеть и предсказывать его дальнейшие шаги.

Дороги в провинции Лимпопо гравийные, время от времени попадается участок, залитый гудроном; среди ночи движения практически нет. Фары «мерседеса» высвечивали участки жухлой травы на обочине, иногда деревья, коров, осликов, деревни, бедные поселения, погруженные в темноту. В кабине царило молчание, потому что ветеринарша спала.

Она заснула как-то незаметно. Потом рука вдруг упала вниз, и она встрепенулась: вытянула ноги под приборную панель, досадливо вздохнула, устроилась поудобнее. Голову положила на край сиденья Лоуренса.

Только однажды, когда мы свернули на юг, на дорогу R561, Лоуренс шепнул мне:

— Дядюшка, не могли бы вы достать кофе?

Стараясь не разбудить ее, я осторожно достал одну фляжку.

— Кружки вон там. — Лоуренс показал, где у него хранятся кружки, и бросил взгляд в зеркало заднего вида.

Я сунул руку в очередную емкость для хранения и нашел кружки.

— И вы себе налейте.

Я налил кофе, передал ему кружку. Он взял ее, робко покосился на Флеа и сказал:

— Представьте, как она устала. Неужели она едет с ними всю дорогу через Зимбабве?

— Наверное, — ответил я.

— Ну и поездочка…

Он был прав. Наверное, я предвзято к ней отнесся. Семьсот километров по Зимбабве с нелегальным грузом… Такая поездка кого угодно доведет до белого каления.

— Интересно, где дядюшка Дидерик ее нашел? — спросил Лоуренс. Потом снова посмотрел в зеркало, чуть притормозил, попробовал кофе — не слишком ли горячий — и снова посмотрел в зеркало заднего вида. — Почему он нас не обгоняет?

Я налил кофе во вторую кружку.

— Едет за нами с самого Олдейза. — Он по-прежнему говорил тихо, чтобы не разбудить Флеа. — Это сколько?

— Километров пятьдесят.

Раньше мы ехали по гравийной дороге, где обгон проблематичен, но сейчас под нами гудрон, и мы сбросили скорость — чуть больше семидесяти километров в час.

— Что он сейчас делает?

— Немного отстал.

— Тебе самому второе зеркало нужно? — Я показал на зеркало со своей стороны.

— Нет, дядюшка, можете пока настроить его под себя.

Я опустил стекло. С тех пор, как мы грузили носорогов, сильно похолодало. Я поправил зеркало, чтобы видеть дорогу за нами. Поток свежего воздуха разбудил Флеа.

— Что случилось? — спросила она, вытирая губы рукой.

Я закрыл окно.

— Поправляю зеркало.

Она села, потянулась, насколько позволяло тесное пространство, и провела пальцами по волосам.

— Кофе хотите? — предложил Лоуренс.

Она кивнула, потерла глаза, посмотрела на часы.

Я передал ей кружку и посмотрел назад в боковое зеркало. Позади, примерно в полукилометре от нас по-прежнему светили фары.

— Почему мы так медленно тащимся? — буркнула она.

Лоуренс понемногу прибавлял скорости.

— Зеркало поправляли, — ответил он.

Наши с ним взгляды встретились; он заговорщически подмигнул.

Машина сзади по-прежнему держала дистанцию. Это не обязательно что-то означало. Некоторые водители предпочитают ночью не идти на обгон; едут и едут за впереди идущей машиной, используя ее задние фонари как маяки.

Когда кружка наполовину опустела, Лоуренс спросил Флеа:

— Трудно было ехать через Зимбабве?

— А вы как думаете?

Он не позволил себя отвлечь.

— Как вы познакомились с дядюшкой Дидериком?

— Я его не знаю.

— Вот как?

— Зато я знаю Эрлихмана. — Она как будто пошла на уступку.

— Кто такой Эрлихман?

Флеа преувеличенно шумно вздохнула, показывая, что ее терпение на исходе, и спросила:

— Вы вообще знаете, откуда взялись носороги?

— В общих чертах.

— Эрлихман нашел их в Чете.

— Значит, это он раньше работал егерем в заповеднике?

— Да.

— А-а-а… — И с восхищением: — А его-то вы откуда знаете?

Снова вздох.

— В прошлом году Всемирный фонд охраны дикой природы проводил в «Чизарире» перепись слонов… «Чизарира» — это национальный парк в Зимбабве. Я работала там волонтером. Эрлихман входил в группу переписчиков.

— Ясно, — сказал Лоуренс.

Позади по-прежнему светили фары.

Флеа допила кофе, протянула мне кружку, села в позе лотоса, скрестила руки под грудью.

— Расскажите о Дидерике Бранде.

— Дядюшка Дидерик… — начал Лоуренс. — С чего начать? В Кару он личность легендарная…

— Он богат?

Интересный вопрос.

— Кто, дядюшка Дидерик? Да, он богат.