Время перемен - Евгений Адгурович Капба

рубаху, исподнее было неловко, но — в чужой монастырь со своим уставом не лезут! С наслаждением стянув с себя поддоспешник и кожаную броню, Аркан развесил всё на ширме и, дождавшись пока вещи пропадут из виду, собранные в корзину руками Анники, выглянул из-за ширмы.

Двое мужчин в скромной, но опрятной одежде — без вышивки, одно за одним выливали вёдра, пышущие паром, в огромную кадку, и старший из них сказал:

— Мы мигом, маэстру. Можете залезать внутрь, водички мы наносим!

У них, похоже, тут имелся водопровод с горячей водой! Вот тебе и северяне, которых на Западе, в Кесарии, да и в той же Смарагде считают варварами! Рем с удовольствием подставлял спину и плечи под потоки горячей воды из ведер, откровенно расслабляясь.

— А что, маэстру, правду говорят, что по пути на юг творятся страшные дела? — спросил младший из водоносов.

— Да, мы встречали синелицых, и разоренные селения… — Аркан понятия не имел о планах Микке, о том, что и кому он хотел сказать, и потому осторожничал. — Думаю, все будет известно на пиру. Кто-то может почистить мои доспехи перед пиром?

— Вы намереваетесь пойти на пир в доспехах?

— Я намереваюсь пойти в доспехах везде, — отрезал он. — И мне понадобиться точильный камень, ветошь и…

— Вы и с мечом туда пойдете?

— О, да, — в этом случае его мало интересовал чужой монастырский устав. — Я буду охранять Флавиана даже ценой собственной жизни. За этим я здесь.

Когда кадка заполнилась, и водоносы уже уходили, то Рем услышал, как младший сказал старшему:

— Этот хоть моется… А тот, второй, сразу мечи точить принялся. Свирепый народ эти ортодоксы!

— По нынешним временам оно, наверное, и неплохо, — рассудительно заметил старший.

* * *

Посвежевший, в новой льняной одежде под чистыми доспехами, с остро наточенным мечом на поясе, Рем чувствовал себя бодро и уверенно. Эдгара он встретил в коридоре — тот тоже сменил одежду, но ограничился только ритуальным омовением лица, рук и ног, какое положено всем ортодоксам после дороги. Перевязь с мечами пересекала его грудь, а рукояти парных клинков выглядывали из-за спины.

Флавиан вышел из своей комнаты почти одновременно с воинами — в новой серой сутане, с вечным огнем в черных глазах.

— Что ж, друзья! — священник ободряюще улыбнулся. — На пир? Это может быть посложнее всего нашего пути сюда…

Появился Уве Корхонен — в нарядной красной рубахе он выглядел великолепно.

— Пирующие не могут носить оружие, — сказал он.

— Мы не будем пировать, — откликнулся дю Валье. — Наш долг — охранять Флавиана.

— Но по чину ли… — Уве глянул в глаза Аркана, как будто что-то знал.

Может быть Микке и сказал ему о происхождении своих спутников, но это было абсолютно не важно.

— Чин не имеет значения, — сделал резкий жест рукой Рем. — Пока диспут не завершится торжеством ортодоксального учения — мы будем охранять посланника Экзарха Аскеронского. И не спорь, Флавиан. Это важнее любых династических интриг. Сейчас твоя жизнь и твой долг — превыше всего.

— Да, охрана на пиру будет вооружена, — задумался молодой Корхонен. — Пойдемте, я поговорю с Акселем, он командует дружиной.

— Ему придется согласиться, — решительно кивнул Рем.

Конечно, он согласился. Седобородый Аксель Корхонен, в отличие от Уве, хорошо понимал, когда на принцип идти стоит — а когда можно и уступить. А еще — он в своей долгой жизни не раз и не два сталкивался с Арканами, и характерный взгляд глубоко посаженных черных глаз не спутал бы ни с чем.

* * *

— Айе!!! — загремели северяне и застучали пивными кружками по столу.

В пиршественный зал под приветственные крики сотен и десятков Корхоненов и их вассалов вошел Микке Ярвинен. Он был похож и не похож одновременно на того толстого могучего увальня, с которым Рем встретился в вонючем трюме плоскодонной барки вербовщиков. Рубаха с красной вышивкой по вороту и манжетам навевала воспоминания о том дне, и глаза его были всё такими же голубыми, а копна соломенных волос была точно также острижена «под горшок». Но на этом сходство заканчивалось — толстым увальнем его нельзя было считать давно, теперь — это был воин, кормчий, путешественник, прошедший и видевший многое из того, что и не снилось простым смертным.

Вилле Корхонен поднялся со своего места и сделал несколько шагов в сторону своего племянника:

— Иди ко мне, мой мальчик! Я знал, что из тебя выйдет толк! — он облапил Микке так, что кости молодого северянина захрустели.

Глава клана в отличие от большинства северян когда-то был брюнетом. Сейчас волосы и бороду этого великого человека припорошило сединой, но синие глаза блистали энергией, а движения все еще были полны сил. Его огромный крючковатый нос был подобен клюву коршуна, а меховая накидка за спиной развевалась при ходьбе как крылья этой хищной птицы.

— Знаю, знаю — ты сделал то, зачем я тебя посылал! А по пути — резал пиратов, крошил фоморов, убивал чудищ и успел побывать кормчим у одного из самых прославленных воителей Востока!

Аркан на этом моменте сделал себе в памяти зарубку: ей-Богу, речь шла о Разоре! Вилле тем временем усадил племянника по левую руку от себя. Справа сидела, приняв царственную позу, Анники, которая бросала время времени на ортодоксов не по-девичьи цепкие взгляды из-под густых черных ресниц. Значит- пока не хозяйка? Ну-ну…

Некоторое время все в зале ели и пили, звучали здравицы во славу дома Корхоненов и на погибель его врагам. Когда гости насытились, Вилле оперся обеими руками на костяные подлокотники своего резного кресла, выполненного из бивней северных носоруких чудищ, и медленно встал.

— Что ж, мои кровные! Кончилось время ожидания… Впереди — грозные события! Мы хотели блюсти нейтралитет — но нам навязали выбор. Выбор — подчиниться интригам Линдстрёмов, или амбициям Сорса… Но мы — Корхонены! Мы никому не подчиняемся!

— Айе-е-е!!! — рев, кажется, мог сорвать крышу с терема.

— Мы — хранители заветов предков, и таковыми и останемся! Сотни лет мы блюли обычаи и нет никаких причин для того, чтобы это прекратилось! На Эдускунте было решено — мы выбираем Единого Бога, как выбрали его наши предки сотни и сотни лет назад, отказавшись от поклонения кровавым демонам этого мира… Посему — Эдускунта, не я — решила призвать знатоков вероучения и Писания, чтобы они рассказали нам, в чем суть их пути служения Единому Богу. Но то, что большинству разумных саами показалось правильным, заставило наших исконных врагов — демонопоклонников и изгоев с ледяных пустошей, пухнуть от гнева и скрежетать зубами в ярости! Они веками мечтали вернуть на благословенную землю Севера своих жестоких владык, и в тени их могущества обрести нечеловеческие силы… Вы знаете, о ком я говорю…

— Синелицые!- выкрикнул Уве. — Смерть им!

— Сме-е-ерть! — Корхонены были единодушны в своем порыве.

Ну, почти единодушны. Пытливый взгляд Тиберия Аркана-младшего выхватил из десятков и сотен раскрытых в гневном крике ртов несколько тех, что только кривились, имитируя ненависть к язычникам. Интересно! Иногда полезно бывает стоять в стороне, не лезть в гущу событий… А старый вождь тем временем продолжал:

— Пылают городища и селища, варвары уводят людей в пустоши, где приносят в жертву демонам! И что же великие кланы? Вместо того, чтобы ожидая приезда всех мудрецов сплотиться и наказать убийц и насильников — Сорса и Линдстрёмы устраивают междоусобицу! Они-то уже давно сделали свой выбор! Все мы знаем, что Тойво Сорса привечает в своем доме бритые бошки, они частые гости в его тереме — уже очень, очень давно… А Матиас Линдстрём? Он, кажется, сдружился с гёзами! Расфуфыренный будто петух проповедник ходит по его двору, окучивая девиц Линдстрёмов как курочек! Послушайте, если он — служитель Божий то я — семнадцатилетняя девственница!

— Га-га-га-га!!! — дружный хохот был ему ответом.

— Вы меня знаете! — Вилле широко развел руки в стороны. — Я привык жить своим умом. И если бы не видел всего этого — брат Флавиан никогда бы не стал гостем в моем доме… Он жил бы у Лаури, у Ранта, в Оуле, Лахти — где угодно! И я не собираюсь верить ему только потому, что в Байарад его привел мой племянник. Но — Эдускунта в прошлом году решила, что диспуту — быть! И я сделаю всё, чтобы он состоялся. Даже ценой своей жизни. Правильно я говорю?

— Айе!!!- крикнули северяне, и Вилле тяжело опустился в кресло.

Вдруг он резко повернул голову и уставился на Микке, который стоял в полный рост, возвышаясь над