Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2, том 1 - Борис Яковлевич Алексин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В следующем номере газеты помещалось постановление съезда об увековечении памяти В. И. Ленина: об издании собрания его сочинений, о переименовании города Петрограда в город Ленинград, об установлении дня траура 21 января, о сооружении каменного мавзолея на Красной площади в Москве и установлении памятников Ленину в столицах союзных республик, в городах Ленинграде и Ташкенте.
А ещё через несколько дней стало известно, что на этом съезде была принята и первая Конституция СССР.
* * *
Прошло несколько месяцев, приближался к концу учебный год. Все ученики, в том числе, конечно, и наш герой, с головой погрузились в учёбу. Нужно было окончить школу как можно лучше, ведь только в этом случае могла представиться возможность продолжать образование в каком-либо высшем учебном заведении, а этого Борис очень хотел, хотя, честно сказать, чему именно учиться, он, как, впрочем, и почти все его товарищи, пока не решил.
А тут ещё учителя надумали празднично отметить день первого выпуска школы спектаклем. Для постановки избрали пьесу Гоголя «Женитьба», причём почти все роли в ней распределили между учениками пятого класса. Это, конечно, добавило новых хлопот.
Спектакль решено было поставить в школе. Для сцены использовали имевшиеся длинные столы, составили их вместе в большом зале, где обычно происходили школьные собрания, соорудили из кем-то пожертвованной материи занавес, заняли в клубе подходящие декорации, подправленные и подремонтированные Шунайловым.
Почему ставили спектакль в школе, а не в клубе, где для этого было и больше удобств и больше возможностей, так никто из организаторов объяснить и не мог. Борис играл Кочкарёва, а Кравцов — Подколёсина. Несмотря на примитивность сцены, стараниями актёров спектакль удался.
О том, как проходили выпускные экзамены, мы уже рассказывали раньше. Теперь остаётся лишь добавить, что и Борис Алёшкин, и его ближайшие друзья сдали экзамены на «отлично», о чём и получили соответствующие свидетельства.
Остальные тоже получили свидетельства об окончании школы II ступени, а многие ведь только этого документа и добивались, не думая о действительном приобретении знаний. Единственная, кто так и не окончила школу, была Ольга Кантакузова, бросившая учение за несколько месяцев до окончания учебного года. Как говорили, она собралась замуж за какого-то служащего волисполкома, и ей уже было не до уроков. Впоследствии, однако, замужество это не состоялось, сорвалась также и учёба.
Ещё до окончания школы, весной, комсомольцы шкотовской ячейки, в том числе и ученики, проводили одно антирелигиозное мероприятие. Происходило оно в первый день Пасхи и заключалось в карнавальном шествии по улицам села комсомольцев, наряженных попами, чертями, буржуями-капиталистами и белыми офицерами. В то время считалось, что такое высмеивание церковных служителей и подчёркивание их связи с капиталистами является основой антирелигиозной пропаганды.
Эта процессия под звуки самых невероятных шумовых инструментов и громких песен антирелигиозного содержания проследовала по всем крупным улицам Шкотова, сопровождаемая толпой визжащих от восторга мальчишек, смехом и удивлением взрослых жителей.
Вообще-то большинство шкотовцев в Бога или не верило, или относилось к религии безразлично, и, пожалуй, только несколько древних старух, глядя на такое кощунство, отплёвывались и крестились, бормоча себе под нос, что Бог накажет охальников.
Почти никто из взрослых не понимал необходимости этого карнавала, вероятно, и сами комсомольцы, его участники, не сумели бы этого объяснить. Но такие карнавалы проводились почти во всех городах республики, не могли отстать и шкотовские комсомольцы.
Этими воспоминаниями и заканчивается школьная жизнь Бориса Алёшкина.
Глава пятая
Прошёл год, как Борис Алёшкин приехал на Дальний Восток. Он за это время превратился из худенького, робкого и политически совершенно безграмотного паренька в бойкого комсомольца, активно участвовавшего в общественной жизни села и довольно неплохо разбиравшегося в той сложной обстановке, которая создалась в стране после смерти Ленина. Конечно, он ещё не представлял себе достаточно ясно, как, впрочем, и многие его товарищи, и даже взрослые партийцы, какая серьёзная борьба развернулась и в ЦК и в большинстве партийных организаций. Они все ещё не очень хорошо сознавали ту страшную опасность для партии и страны, которую таил в себе так называемый троцкизм.
Но и Алёшкин, и его товарищи, хотя и с большим двухнедельным опозданием читая «Правду», уже видели, что большинство крупных рабочих партийных ячеек высказывания и предложения Троцкого осуждает, что он противопоставляет себя Ленину и, следовательно, не является продолжателем его дела, а выдвигает свои, новые и, по мнению многих, чуть ли не противоположные предложения.
В газетах всё чаще и чаще стало появляться имя Сталина. Он в своих статьях и высказываниях, тоже публикуемых в «Правде», яростно громил и Троцкого, и его последователей, причём мысли Сталина всем были понятны: они повторяли то, что говорил Ленин, они твёрдо поддерживали те идеи, те предложения, которые раньше выдвигались Владимиром Ильичом, и поэтому как-то само собой получилось, что большинство большевиков и комсомольцев речи и статьи Сталина одобряли, тем более что они написаны были простым и для всех понятным языком.
И то ли благодаря этому, то ли потому, что всё написанное и сказанное Сталиным, разоблачавшим троцкистов, дышало такой уверенностью в своей правоте, таким стремлением защитить дело и имя Ленина от нападок, что не поверить ему было нельзя: почти все, в том числе и Борис, начинали всё более и более проникаться доверием и уважением к этому, до сих пор мало кому известному, представителю правительства.
Но перед Борисом Алёшкиным в это время встало так много простых, чисто жизненных, но, конечно, совершенно неотложных дел, что он на время всё остальное, в том числе и внутрипартийную борьбу, к которой имел весьма отдалённое отношение, и даже свою комсомольскую работу, вынужден был отодвинуть на второй план.
Ещё в марте месяце 1924 года решением правительства численность Красной армии сокращалась, вследствие этого часть учреждений ликвидировалась, в их числе оказался и Ольгинский уездный военный комиссариат (ОЛУВК). Яков Матвеевич Алёшкин, назначенный в состав ликвидационной комиссии, после демобилизации рядового состава и увольнения в запас или перевода в другие места лиц командного состава предполагал демобилизоваться и сам и выехать в Верхнеудинск, где он надеялся опять вернуться на свою старую должность в склад сельскохозяйственных машин. Но этого сделать не удалось: его, как и военкома, включили в состав Владивостокского уездного военного комиссариата, который теперь должен был обслуживать всё Приморское побережье, и который, естественно, требовал работников, знакомых с этими местами. Алёшкин имел звание комроты (К-5), носил на рукаве три кубика и был
