Молчание Апостола - Анонимный автор

– Что за чертовщина… – Артур и впрямь ничего не мог понять.

А произошло вот что: мусоровоз, стоявший у контейнеров на Тревор, тоже на задней скорости врезался в фургон своим тяжеленным кузовом. Из кабины и с бортов мусоровоза спрыгивали люди в серых комбинезонах с бейсбольными битами в руках, сразу бросаясь к вооруженным типам. Артур невольно поморщился, когда увидел, как бита обрушивается на черный рукав с пистолетом, оружие летит на асфальт, а предплечье бандита изгибается почти под прямым углом. Ему даже показалось, что он услышал хруст ломающихся костей. Но то, что он – как и все прочие – услышал хорошо, был дикий вой раненного киллера.

– Что это?.. – недоумевающе вопрошала Эли, поднявшаяся с пола, куда она нырнула сразу же, как только увидела черный фургон.

Понять, что происходит, было непросто. Биты «мусорщиков», или кем там были эти парни в серых комбинезонах, гуляли вовсю: по рукам, спинам и даже головам растерявшихся «воинов» Ватикана. Но кто-то из них все же успел выстрелить, однако не в направлении «Роллс-Ройса», а в «мусорщиков», один из которых выронил биту и схватился за правое плечо. Раненый – кстати, именно он сломал руку «черному» киллеру – производил очень странное впечатление: очень низкорослый, почти карлик, но с невероятно широкими плечами. И, несмотря на полученную рану, лицо его не выражало ни боли, ни страдания.

– Ritirare[52]! – скомандовал тот из «черных», что выскочил из фургона невооруженным. И весь черный авангард, помогая двоим раненым, мгновенно скрылся в своем фургоне, который, сдав пару метров назад, тут же рванул вдоль по Тревор Сквер, обогнув машину странных мусорщиков, которые тоже молниеносно загрузились на свой мусоровоз и исчезли в опустившемся на город тумане.

Артур положил пакет на стол в библиотеке и плюхнулся в кресло.

– Не торопишься открывать? – полюбопытствовала Эли.

– Дай перевести дух, дорогая. У меня голова идет кругом. Что все это было? Что за ангелы-хранители от мусорного бизнеса?

– Не факт, – заметила Эли, садясь в кресло у книжного стеллажа.

– В каком смысле «не факт»? – удивленно спросил Артур.

– В том смысле, что они могли и не быть твоими ангелами-хранителями. Они могли просто быть врагами «черных» киллеров.

– Что делает их – в той или иной степени – нашими союзниками, – кивнул МакГрегор.

– Связаться с которыми мы пока не умеем, – заметила Эли. – Не зная о них ничего.

– Не так уж и «ничего». Мы знаем, что опасности для нас они не представляют.

– Возможно. Пока.

– Вы неисправимая пессимистка, мадемуазель, – со вздохом проговорил Артур, вставая с кресла. Взяв на полке стеллажа нож для резки бумаги, он направился к столу, на котором лежал пакет. Аккуратно надрезал обертку по периметру и открыл ее, как обложку книги.

– Что за… – пробормотал он.

– Икона, – произнесла Эли, уже вставшая рядом с ним. – И очень, очень старинная.

Они принялись внимательно рассматривать ее. В центре был изображен старец с Евангелием в левой руке. Ладонью правой руки он закрывал себе рот. Артур прочитал сперва надпись слева на греческом: «απόστολος», и чуть ниже «Iω» со значком-тильдой над двумя буквами, означавшим, что это акроним, сокращенное написание имени «Ἰωάννης».[53]

– Апостол Иоанн, – произнес Артур, переводя взгляд на надпись справа от фигуры, три коротеньких строчки: «ο θεο», «λό», «γος». – Теологос. Богослов.

– Автор четвертого Евангелия, – полувопросительно произнесла Эли.

– И Откровения, то есть, Апокалипсиса, – добавил МакГрегор.

– Но отчего же рука, заграждающая рот? Он призывает к молчанию – или сдерживает себя, дабы не проговориться в чем-то? – недоумевала Эли.

– Хотелось бы мне это знать, – задумчиво проговорил Артур.

– И эта картинка в углу, – Эли прикоснулась пальцем к правому нижнему углу иконы.

– Это клеймо, – пояснил Артур.

– Какое же это клеймо? Это картинка, причем совершенно не потемневшая.

– Такие картинки, расположенные на полях иконы, называются клеймами, Эли.

– Но все остальные абсолютно темные. И что на них?

– Обычно клейма последовательно, начиная с предпоследнего снизу, описывают житие святого, изображенного на иконе. Здесь, мне кажется, не тот случай.

– Почему?

– Потому что последнее должно было бы изображать его кончину или положение во гроб, то есть, завершение жизненного пути. А что видим мы?

Оба снова наклонились над иконой. На последнем из клейм была изображена коленопреклоненная женщина в короне, склонившаяся над лежащим на земле деревянным крестом на фоне скалы с пещерой. Эта миниатюрная картинка была выписана очень тщательно, вплоть до крошечных точек на короне женщины, которые должны были изображать драгоценные камни.

– Ну, господин эрудит? – настаивала Эли. – И что же мы видим?

– Во-первых, то, что это клеймо не имеет отношения к апостолу Иоанну. Согласны?

– Похоже на правду, – согласилась Эли.

– Во-вторых, это несомненно царица Елена, мать императора Константина. Хорошо известно, что именно она нашла крест, на котором был распят Спаситель. А было это в четвертом веке. Иоанн, как известно, был долгожителем, имеются записи его современников о том, что он прожил сто и даже сто двадцать лет, но уж никак не три столетия. Значит, клейма, которых мы пока, увы, не в состоянии рассмотреть, рассказывают не его историю, а историю чего-то или кого-то другого.

– Елена… – задумчиво произнесла Эли. – Не та ли, о которой говорил профессор Коэн? Карта Елены?

– Именно та, – подтвердил МакГрегор. Он, раздвинув пальцы, измерил ими размер клейма и начал прикладывать раздвинутые пальцы к краю иконы, постепенно двигаясь от нижнего клейма вверх.

– Четыре, – сказал он. – Значит, и слева тоже четыре.

Теперь он откладывал то же расстояние по нижнему краю.

– Снова четыре. Что значит, два. То же и по верхнему краю. Хм… Что в сумме дает двенадцать.

– Четыре раза по четыре до сих пор было шестнадцать, виконт, – съязвила Эли.

– Это во французской таблице умножения, дорогая. Из тех четырех клейм, что внизу и вверху, крайние мы уже отнесли к боковым клеймам. И посчитали их. Не будем же мы дважды включать их в счет? Значит, вверху и внизу – по два клейма. Итого, как ни странно, двенадцать.

– Четыре, четыре, и два раза по два, – бубнила себе под нос мадемуазель Бернажу. – Ну да, двенадцать, не спорю. Но что на них?

– Хороший вопрос. Слава Богу, есть человек, который может помочь нам с ответом.

Он снял трубку радиотелефона, стоявшего на полке с книгами, и, не заглядывая ни в какие записные книжки, по памяти набрал номер.

– Будьте добры, Джорджа Митчелла, – попросил он. – Джордж! Прости, сразу не узнал твой голос. – МакГрегор хохотнул. – Это Артур, Артур МакГрегор. Как поживаешь? Как дела в целом? О, у меня всё окей. Лучше быть не может.

Эли, услышав последнюю фразу, грустно хмыкнула.

– Джордж, есть работа. Знаю, знаю, ты занят всегда, но это… Это очень срочная работа. И ты же понимаешь, что за срочность полагается прилично накинуть. – Артур, услышав ответ собеседника, рассмеялся. – Ты прав, главное, чтобы я это понимал. Так вот, Джордж, дорогой, я очень хорошо понимаю. О чем идет речь? Старинная икона, потемневшая до состояния полной неразборчивости клейм.

– Объясни ему, что такое клейма, – прошептала Эли.

– Кому? Реставратору Британского музея? – прикрыв трубку рукой, отреагировал Артур и продолжил общение с Митчеллом: – Да. Сейчас… – Он бросил взгляд на настенные часы. – Начало седьмого. Ну, до восьми мы поспеем с гарантией. До встречи, старина.

Он нажал кнопку отбоя и поставил трубку радиотелефона на место.

– Думаю, повезем в этой же обертке. Сейчас прихвачу скотчем ее верхний край, и…

– И тебе не приходило в голову посмотреть, нет ли в пакете чего-нибудь еще, кроме иконы? – удивленно спросила Эли.

МакГрегор хлопнул себя по лбу.

– Старею, милая, старею. Мозги уже не те. Да и их каждый день норовят вышибить.

Осторожно взяв икону за края, он вынул ее из бумажного ложа и, держа на весу, пробормотал:

– Будь я проклят.

Он водрузил икону на камин и, вернувшись к столу, воззрился на небольшой конверт, лежавший точнехонько по центру пакета.

– Будешь читать сквозь бумагу, или все-таки вскроешь конверт?

– Откуда в таком нежном возрасте столько язвительности? – вздохнул Артур и, взяв конвертик, вскрыл его тем же ножом, которым вспарывал обертку пакета. Из конвертика он достал небольшой прямоугольник плотной белой бумаги размером в две визитные карточки. Повертел в руках, продемонстрировал Эли с двух сторон.

– Здесь картинка. А здесь текст. Опять: картинка – текст. Картинка – текст.