Побег к смерти - Патрик Квентин

— О'кей, Лена, — сказал я. — Я сейчас приеду.

— Это у вас займет не больше получаса. Я буду ждать у пирамиды.

— О'кей.

— И, Питер?

— Да?

— Вы увидите ее с дороги. На ней фигура, похожая на мою, как булочка с корицей. Вы ее сразу увидите.

— Конечно. Я сейчас буду там.

— Слава Богу, — раздался пискливый смешок. — Как же я буду рада, когда и если снова вернусь в Ньюарк!

Я положил трубку. Последняя фраза не выходила у меня из головы. Когда и если. Это что, крик о помощи? Револьвер действительно приставлен к ее ребрам?

Вера сказала:

— Расскажите мне.

Я рассказал.

— Это ловушка, — сказала она.

— Конечно, ловушка.

— И они хотят, чтобы я тоже приехала?

— По-моему, они считают, что вы мой лучший друг. Оказывается, со мной очень опасно водить дружбу.

— Ах, эта Снуд, — воскликнула Вера. — Она не знает, что мы видели ее в Ксошимилко с этим парнем. Она преступница. Она выдумала этот предлог, чтобы заманить нас.

— Может быть. А может быть, ее принудили позвонить нам. Вот почему я еду.

— Едете? Вы что, с ума сошли?

— Может быть. Как говорится, шансы пятьдесят на пятьдесят. Ее могли похитить. Я не могу позволить, чтобы эта бедная маленькая женщина приняла на себя удар, предназначенный мне.

— Но, Питер…

— Молчать! — крикнул я. — Можете оставаться здесь. Я возьму вашу машину.

Она тряхнула своими черными волосами.

— Если вы едете, я еду.

— Но, Вера…

— Я сказала, я еду. — Она опять топнула ножкой. — Вы знаете, чего вы хотите. Я знаю, чего я хочу. Вам нужен водитель. Все может случиться.

— Совершенно верно. Ничего не должно случиться с вами из-за меня.

— Я еду.

— Нет.

— Да. Если вы сядете в машину без меня, я закричу: «Вор!» и позову полицию.

Я понял, что побежден.

Вот за что я ее люблю. Конечно, моя новая союзница немного сумасшедшая, но ей нельзя отказать в смелости.

— О'кей, honey banch, поехали.

— Что такое?…

— Милая, — сказал я.

Глава 15

Густые вечерние облака, которые довольно часто собираются над Мехико, быстро распространились по всему небу. Дневной свет померк. К тому времени, как мы выехали в Тлалпам, город погружался в холодные, бесцветные сумерки.

За рулем сидела Вера. Она отлично знала город и его окрестности. Она даже знала пирамиду на Пена Побре Кикилко.

Я как-то видел фотографию ее, и у меня при виде ее мороз по коже пошел. Собственно, это даже и не пирамида. Это низкий приземистый курган с широкими, спиралью окружающими его витками. До сих пор археологи не могли прийти к единодушному мнению, когда и зачем он построен. Но во всяком случае это самое старое строение в Америке.

Вероятно, когда-то там процветала жестокая цивилизация, до тех пор, пока несколько столетий назад, в результате извержения, все не было затоплено потоками лавы. Остался только курган. Только иногда случайные, непросвещенные туристы совершали поездки на этот курган. Однако он не был включен в туристский маршрут. Слишком уж там безрадостно.

Пока мы ехали в зловещих сумерках, спускавшихся на шоссе в Акапулько, мы выработали план действий. Вера сказала, что курган был окружен со всех сторон застывшей лавой. Где-то там имеется хижина, в которой сторож, назначенный Департаментом охраны национальных памятников, собирает плату за вход. Других зданий в радиусе полумили там не было. Туда шла единственная дорога от Пена Побре.

Поскольку у них нет никаких оснований думать, что мы что-то подозреваем, они, естественно, будут ожидать нас со стороны этой единственной известной дороги от Пена Побре. Но Вере была известна и другая дорога, которая проходила сзади кургана, примерно на расстоянии четверти мили. Я решил оставить машину там и пешком взобраться на пирамиду сзади.

Чем ближе мы подъезжали к нашей цели, тем больше я осознавал, до какой степени я сумасшедший. Я совершенно сознательно еду в западню. В западню, установленную неразборчивым в средствах человеком с умом Маккиавелли.

Если бы я не был так упрямо убежден в своей способности распознавать честных людей, я бы, вероятно, повернул обратно. Но чем больше я думал о Лене Снуд, тем больше она нравилась мне и тем больше я был уверен в ее честности. Мне нравилась ее щедрость. Мне нравилась ее доброта. Мне даже нравились ее вечно непричесанные волосы и ужасный вкус в отношении бутоньерок. Я убедил себя, что, поскольку она теперь знает о них слишком много, ее оставили в живых только как приманку для Веры и меня.

Я никогда не буду счастлив в Нью-Йорке с Айрис, если из-за того, что я не откликнулся на ее зов, миссис Снуд не вернется к своим очаровательным образованным дочерям в свой очаровательный дом в Ньюарке.

Мы были теперь за городом и проезжали по пыльным уродливым ландшафтам, окружающим город. Надвигалась ночь. В домах, расположенных в пригородах Мехико, появились огоньки. Серый, бесформенный период: ни день, ни ночь.

Вскоре все дома оказались далеко позади.

На каменистых пустырях с трудом пробивалась редкая растительность, высохший сорняк, хилый кустарник и кактусы. У самой дороги журчал узкий канал, а за ним шла целая гряда эвкалиптовых деревьев.

— Мы почти доехали до пирамиды, — сказала Вера.

Она поставила машину в тени эвкалиптов и выключила мотор. Она показала мне на застывшую лаву. Но я уже сам видел Кикилко.

В паре сотен ярдов от нас, на фоне темнеющего неба чернело широкое выпуклое здание.

Я взял в руку револьвер и вышел из машины.

— Будьте осторожны. Ради Бога.

— Хорошо. Буду.

Я перепрыгнул через канал и пошел по низкой щетинистой траве. Я был в темном костюме, который сливался с окружающей темнотой. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь видел, как мы подъехали. Мне сейчас нужно было во что бы то ни стало подойти как можно ближе к ним, чтобы увидеть Лену Снуд. Если они используют ее в качестве приманки, может быть, мне удастся как-то подать ей сигнал и помочь ей убежать.

Низко пригнувшись, я прошел приблизительно сто футов. Дальше шел пологий склон, ведущий в неглубокий овраг, похожий на миниатюрный каньон. Я с благодарностью нырнул в него. Теперь я шел без риска быть видимым с кургана. Здесь было очень темно, почти как ночью. Цикады или какие-то другие вечерние насекомые стрекотали вокруг меня подобно телефонным проводам. Это была унылая, мертвая, гнетущая местность. Я был на Кикилко.

Когда я осторожно продвигался вперед, старательно обходя высунувшиеся корни деревьев, чахлые и низкие колючие заросли кактусов, меня охватил ужас. Ведь я действовал, основываясь на предположении о полной невиновности Лены Снуд. А если я ошибаюсь? Бог знает, что со мной произойдет.

Овраг круто повернул влево, в сторону от кургана. Он был теперь бесполезен для меня. Держа в руке револьвер, я начал карабкаться по склонам холма до тех пор, пока не увидел курган в полном объеме. Я был теперь примерно в ста десяти ярдах от него. Он был невысокий. Около пятидесяти футов. Никаких деталей не было видно, только стены, по которым шли витки спиралевидной дороги. Это было нечто зловещее. Жуть. Вот самое подходящее слово.

Я окончательно выбрался из оврага, лег на жесткую колючую траву и сквозь мрак всматривался в это доисторическое чудовище. Не заметно никакого движения, только одинокая тонкая веточка кустарника колыхалась на фоне неба. Я подумал: а что они сделали со сторожем? Или, может быть, сторож вообще уходит отсюда с наступлением темноты?

Наконец мне показалось, что я заметил какое-то движение на третьем витке, почти у самой вершины кургана. Сердце учащенно забилось. Я вгляделся еще более внимательно и увидел, что я прав. Что-то двигалось по витку вокруг кургана. Двигалось в правую сторону. И вдруг остановилось. Вспыхнула спичка. Во мраке показалась красная точка сигареты.

Это был человек.

Я пристально наблюдал за движением сигареты. Я хотел по огоньку установить рост человека. И решил, что он или она были низкого роста. Лена Снуд была маленького роста. Юноша тоже. Но поскольку они установили для нас западню и ожидают нас с минуты на минуту, вряд ли они будут такими дураками, чтобы закурить сигарету и тем самым обнаружить себя. Если только это не входит в их планы.

Я остановился на этом предположении. Хотя мне ничего не было видно, кроме нечеткого впечатления о движении человека и двигающейся сигареты, я решил, что сигарета была в руках Лены Снуд.

Приманка…

Я подождал, пока сигарета исчезнет за поворотом витка кургана. Тогда я снова начал продвигаться по колючей траве. Во время войны мне приходилось пробираться сквозь джунгли в Новой Гвинее, и я вспомнил технику ползания. Цикады застрекотали еще громче, как будто чувствовали мои передвижения и давали предупреждающий сигнал.